Дверь тихо отворилась и впустила меня в комнату юноши. Слабый свет догорающей свечи освещал фигуру спящего в кровати. Одна тонкая рука покоилась на узкой груди, пальцы второй были защемлены между листами толстой книги. Читал. От этой картины что-то шевельнулось в груди и животе, потерлось мягко внутри и тихо улеглось теплыми кольцами…
Так, стоп, я зачем сюда пришел? Гнать чертову сентиментальность взашей, не время сейчас!
От моего пристального взгляда Джей проснулся и вздрогнул. Я быстро склонился над ним и, не давая опомниться, закрыл ладонью рот. Его взгляд был сначала испуганным, потом непонимающим, а потом наполнился злобой. Джером вскинул руки и попытался отодрать мою ладонь от своего лица, тогда я надавил сильней и покачал головой. Тонкие руки дернулись к моему лицу, стремясь схватить за распущенные пряди волос, мне пришлось перехватить обе узкие кисти, в результате чего его рот оказался свободным.
- Охренел, О‘Нелли? Катись к дьяволу! Чего явился посреди ночи? – зашипела эта «медуза Горгона».
Рывком я пригвоздил его руки над черной макушкой и навалился на мальчишку всем телом.
- Отвали, слоняра! Раздавишь!
Я продолжал молчать.
- Буду кричать! – сдавлено пропыхтел Гаденыш, я ведь, и правда, не маленький.
В ответ на эту угрозу я поцеловал его. Кричи, что же ты молчишь? Может тебе мой язык мешает, к которому ты так жадно присосался или губы мои, которые так самозабвенно облизываешь?
Когда я оторвался от его мягкого рта, глаза Джея лихорадочно горели.
- Я же сказал – забудь, – прошептал он, пожирая взглядом мои губы, поэтому фраза прозвучала совсем неубедительно.
Я снова поцеловал его, и губы мои были встречены на полпути. Я приподнялся и убрал одеяло, разделяющее нас, и тут же почувствовал как его руки, получившие свободу, обхватили мою голову, и тонкие, длинные пальцы зарылись в волосах. Губы снова встретились, и я поплыл на поводу собственных желаний: задрал тонкую сорочку на нем до самой гладкой груди. Мне что-то протестующее пискнули в рот, только это не возымело ожидаемой реакции. Хотя, ожидаемой кем? Не мной, уж точно. И судя по тому, как разлетелись пуговицы, оторванные с моей рубашки – после того, как некая протестующая особа с остервенением разорвала её на мне – не им тоже.
Я оставил в покое его рот и склонился над маленьким плоским соском. Лизнув, а затем подув, мне удалось превратить его в твердую горошинку. Безжалостно прикусив её, я услышал шумный вздох, и почувствовал пальцы, напряженно вцепившиеся мне в плечи. Зализав укус, я добился благодарного выдоха. Когда я проделал то же самое со вторым, то отчетливо понял, что Джею это очень нравится – его член дернулся и скользнул по моему животу коротким движением вверх-вниз. Я исцеловал и искусал всю грудь и твердый живот, облизал пупок, проникая в него влажным кончиком языка, спустился по темной дорожке из мягких волосков к паху и потерся подбородком о лобок. Джером замер. Я кинул на него оценивающий взгляд, черные глаза сейчас казались как никогда большими, а губы очень темными. На лице юноши отразилась вся внутренняя борьба: разрешить мне это или прогнать.
Я решил за него. Нечего «юным, целомудренным леди» давать свободу выбора, это не обернется для вас ничем хорошим.
Я спустился еще ниже и мягко прикоснулся губами к нежной головке. Кажется, Джером забыл, как дышать, а когда я пропустил головку между губами и плавно спустился ртом по всему стволу, заглатывая до самого основания член, то услышал свистящий выдох и последовавший за ним стон. Тонкие пальцы вновь вцепились мне в волосы и замерли там, набрав полные пригоршни моих кудрей.
Что ж, самое время показать свое умение. Я мучил его и не давал кончить, спускаясь поцелуями по стволу и вбирая в рот поочередно то одно, то другое яичко, облизывал их, дул и слушал тяжелые вздохи, перемежавшиеся с частым поверхностным дыханием. Подхватив стройные ноги, я закинул их вверх, согнув и прижав к груди Джея. Моя жертва, было, дернулась, но замерла под моим тяжелым взглядом.
Я уперся ладонями ему под коленками и опустил голову, лизнул открытую для меня промежность, мой язык закружил вокруг плотно сжатых мышц, иногда прикасаясь к центру и дразня мягкими толчками. Джером стал изгибаться в пояснице и громко, прерывисто дышать. Когда я почувствовал, как поверх моих рук легли его ладони, то убрал свои, предоставив ему держать собственные ноги, а сам взял в руку его член и стал подводить к финалу. Мой язык настойчиво и ритмично неглубоко проскальзывал в расслабившееся колечко, а рука быстро двигалась по твердому, пульсирующему стволу. И вскоре ступни юноши уперлись мне в плечи, а сам Джей схватил подушку и накрыл ею свое лицо. И через секунду я увидел красивую дугу в исполнении тела Джерома, услышал приглушенное басовитое рычание, а мою руку залила горячая, белесая жидкость.
Я еще немного позволил себе полюбоваться на распростертого передо мной Гаденыша, затем встал, убрал с его лица подушку и посмотрел в слегка прикрытые глаза. Дождавшись от него ответной реакции в виде практически осмысленного взгляда, сказал:
- А теперь забудь все, – и, развернувшись, направился к двери под аккомпанемент изумленного молчания.
Целую неделю Джей успешно изображал амнезию и полное равнодушие, только однажды за обедом он посмотрел на ложечку, наполненную черешневым джемом, потом на мои губы и густо покраснел. Я прекрасно понял, о чем он вспомнил, только мне не ясно, причем тут джем?
Я в бешенстве! Только что мы пили чай у лорда Бингли, и я готов растерзать этого человека за то, что он нашел общий язык с Джеромом.
Я очень удивился, когда граф попросил меня присутствовать на чаепитии в компании этого молодого человека и его сестры. Но, видать, мистер Грей не доверяет ни себе, ни Джею, ни людям, окружающим их…
Лорду Бингли было всего девятнадцать лет, и он рано получил свой титул, осиротев в шестнадцать. Его мать и сестра были весьма скромными и блеклыми особами, этакими домашними серенькими мышками, но довольно обходительными и милыми в общении. Обе были похожи друг на друга почти как близнецы, только с той разницей, что одной было шестнадцать, а второй… хм, где-то около тридцати семи.
Их особняк был обставлен со старомодным шиком (в отличие от особняка Греев, в котором присутствовала современная легкость в обстановке и изяществе лепнины): множество дорогих и ненужных вещей, змеиные орнаменты на потолке и каминах, которые символизировали любовь и верность. Нашей королеве была очень симпатична эта символика во времена её юности. Наверное, любовь к супругу-консорту делала её слепой и сентиментальной, но я не вижу параллели между любовью, верностью и змеями.
Нас пригласили в гостиную, где мы расположились на диванах и в креслах. Слуги принесли ароматный чай в белых фарфоровых чашках и вазу с домашним печеньем, бисквиты, фрукты, джемы. Поначалу разговор касался ритуальных банальностей, включая разговоры о самочувствии, погоде и последних новостях об общих знакомых. Джей вел себя очень скромно, юный лорд бросал на него смущенные взгляды, а миссис Бингли и граф пытались заполнить неловкую тишину вымученным разговором. А потом Сероглазая Энн – так я назвал про себя мисс Бингли – задала невинный вопрос:
- Скажите, мисс Джей, а Вы читали сестер Бронте?
Джей вскинул на неё изумленные глаза и совершенно честно ответил:
- Нет, боюсь, что не нет.
- Ох, Вы столько пропустили, – защебетала девушка, – советую прочитать Шарлотту Бронте «Джейн Эйр». Очень красивая история любви между сироткой-гувернанткой и хозяином. Представляете, Джейн, гувернантка то есть, попала по объявлению в дом одного джентльмена, у которого, как в последствии выяснилось, было темное прошлое….
Я наблюдал за смятением отразившемся на лице моего Гаденыша, мне хотелось рассмеяться в голос от того, как комично он изображал внимание к повествованию, но всем, кроме Энн, было очевидно, что мисс Джей совершенно не заботит судьба «бедной сиротки» и рокового мужчины.