Я пользуюсь случаем, чтоб…» и т. д.

Письмо Мессена несколько разочаровало Райнара; он ждал, что ученые в мельчайших подробностях опишут эпизоды их экспедиции, картины природы; наконец, сообщат ему некоторые более увлекательные подробности.

Он решил расспросить негра.

— Бана-Бере, — позвал он.

Бана-Бере был занят уже выгрузкой с лодки довольно объемистых ящиков. В них помещались находки, добытые экспедицией и, по выражению лица Бана-Бере, внушительному и озабоченному, можно было понять, что ученые должны были дать ему немало наставлений по поводу этих драгоценных ящиков.

По приказанию Райнара слуги взяли тюки и перенесли их в здание поста. В помещении музея администратор велел открыть ящики, и в них он увидел старательно размещенные кости и различные обломки, собранные палеонтологами.

Молодой человек пожалел, что у него нет знаний достаточно серьезных, чтобы понять ценность всех этих вещей.

— Я не более, как профан, — сам себе говорил он, — и потому, конечно, господин Мессен прислал мне такое банальное письмо.

Тем не менее, убрав как следует ящики, он отправился на веранду и велел Бана-Бере следовать за ним.

Поместившись в качалке, он принялся расспрашивать негра.

Рассказ курьера сводился, в общем, к следующему.

Он оставил экспедицию шесть дней тому назад. Каждую минуту кому-нибудь из ученых нужно было обследовать дно болота. Самым ревностным был Шифт. Если б его слушать, то нужно было бы исследовать каждый квадратный метр ила.

Таким образом, переезд очень затянулся. Тем не менее, по словам Бана-Бере, экспедиция проделала от четырех до пяти миль.

Это было, конечно, очень мало для десяти дней. Лицо Поля Райнара выразило неодобрение.

— Если они так будут продолжать, — думал он, — то им не хватит и года, чтобы достигнуть другого берега болота. Хорошо, если их первый пыл остынет, и они скоро поймут, что им лучше делать, вместо того, чтобы останавливаться каждую минуту.

Но, в общем, молодой чиновник успокоился.

Недостаточно сведущий в палеонтологии, он сомневался, чтоб безумные до известной степени чаяния Шифта оправдались. Он думал, что едва ли удастся ученым найти что-нибудь такое, чего не находили раньше. Быть может, они и найдут три или четыре обломка… растения или раковины, какие не доходили сюда, но это и все. К своим предположениям Райнар добавил:

— Во всяком случае, экспедиция выполнит полезное дело, совершенно отличное от того, какое хочет. Она покажет, что болото проходимо и может быть исследовано. Без сомнения, по их следам другие предпримут это путешествие, но с единственной целью занести на карту болото, обмерить его, изучить его особенности и установить, не сможет ли оно быть использовано.

С этих пор прошло то беспокойство, которое он испытывал с отъезда экспедиции. И незаметно восстановился обычный порядок его занятий, нарушенный приездом четырех ученых. Он даже уезжал на шесть дней инспектировать некоторые деревни своего участка.

По возвращении он спросил, не был ли новый курьер прислан учеными?

И Райнар не испытал теперь ни малейшего беспокойства, узнав, что никто не приезжал.

— Очевидно, — думал он, — суда находятся на расстоянии по крайней мере пятнадцати миль. Если предположить, что они подвигаются с прежней скоростью, их посланный не будет здесь раньше будущей недели.

Прошло около восемнадцати дней после приезда Бана-Бере, когда на пост Инонго прибыл второй курьер.

Как и его предшественник, негр доставил ящики с предметами, найденными в болоте, и письмо, на этот раз от Жана Норе.

Француз очень любезно сообщал Райнару подробности о своих спутниках и их работах. Письмо было полно воодушевления. Экспедиция постепенно достигла такого пункта болота, где пейзаж совершенно изменился.

«Представьте себе, дорогой господин Райнар, — писал Норе, — мы видели, как менялась постепенно растительность, открывались новые виды, число которых увеличилось, тогда как прежние незаметно исчезали. И вот уже в течение четырех дней вокруг нас ошеломляющий ландшафт… в буквальном смысле слова. Громадные базальтовые скалы воздвигаются среди меловой формации. Следовательно, мы находимся в окружении миоцена. Я сожалею, что мало внимания уделял минералогии и геологии. Но наш осведомленный коллега, сэр Эдвард Беккет, утверждает, что эти формации не подвергались новым переворотам в течение веков. Это было бы удивительно, конечно. Но в природе все возможно. Во всяком случае, эти исключительные обстоятельства укрепляют наши надежды, особенно надежды господина Шифта, который буквально ликует. В этих местах мы собрали неопределимые остатки, и большая часть их совершенно отлична от тех, какие мы видели до сих пор. Только из-за этих скал, возникших среди воды, мы принуждены будем еще более задержаться на нашем пути. Нам нужно обогнуть это препятствие. Однако часто бывает, что уровень воды стоит очень низко. Обнажается земля, покрытая деревьями и растениями, которые возбуждают наше любопытство…

Мы открыли многочисленные образчики четвертичной флоры, начала плейстоцена. Не правда ли, как все необычайно? Вы порадуетесь за нас, я в этом уверен, а я, признаться, испытываю большую тревогу, продвигаясь в это таинственное болото…»

В тоне письма просвечивала какая-то сдержанность, колебание.

Получалось впечатление, что Жан Норе не давал воли своей радости, своим сокровенным мыслям…

— Ну что же, — проворчал администратор, — я вижу, что безумие господина Шифта охватило и его компаньонов. В сущности, это небольшая беда. Несомненно, что отрезвление наступит, и все они своевременно выздоровеют.

И Поль Райнар с иронической улыбкой пошел наблюдать за разгрузкой новых ящиков и расстановкой присланных учеными коллекций.

Бана-Бере уже уехал, чтоб присоединиться к экспедиции и передать необходимые вещи и провизию.

Второй курьер дожидался нового посланца, чтоб ему отправиться в путь.

А между тем прошло пятнадцать дней и никто не являлся. Райнар думал:

— Еще несколько дней, и я получу известия. Вот уже больше месяца, как ученые оставили Инонго. Они должны быть уже далеко. Быть может, они достигли противоположного берега болота?

Затем, поразмыслив, он возразил себе:

— Нет… это невозможно. Самое большее, если они достигли центра болота… Так продвигаясь, как они, и с теми трудностями, какие выпадают на их долю, они не могли, конечно, перейти все это обширное пространство, да притом, изучая его всесторонне… Я думаю, что не скоро увижу их вновь.

Прошла еще неделя. Известий не было.

Молодой человек стал чаще думать о путешественниках.

И еще одна неделя прошла, не нарушив молчания.

Тогда Райнара охватило беспокойство; оно росло по мере того, как дни проходили и посланный не являлся.

Теперь беспокойство администратора не знало пределов.

— Быть может, случилось какое-нибудь несчастье? Кто-нибудь заболел? Или негр сбился с дороги на обратном пути?

Прошло целых два месяца. Со времени получения письма от Жана Норе Райнар не знал ничего о судьбе экспедиции.

Нельзя было сомневаться, что произошло что-то очень серьезное.

Иногда Райнару приходила в голову мысль, что он немедленно должен организовать экспедицию, которая отправится на розыски ученых.

Но это было и трудным и опасным делом. Пост в Инонго не имел судов, подобных тем, какие были у исследователей, а без них нельзя было пускаться в такое путешествие.

К тому же, администратор не имел права оставить свой участок и ринуться на поиски, которые могли быть очень продолжительны.

Прошло три с половиной месяца, как уехало четверо палеонтологов, и они до сих пор не вернулись. Да и вернутся ли когда-либо?

Поль Райнар начал в этом сомневаться. Он окончательно уверился, что произошло какое-то несчастье, и он не знал, что ему следует предпринять. А время шло. Молчание ученых тяготило Райнара, тревога его росла, но не было возможности выйти из создавшегося положения.