Повернула лицо к нему и тут же была сжата как в тисках. Волосы перехвачены на затылке, голова отдернута назад, шею обжег поцелуй. Но одной шеи Глебу было мало, резким движением разорвал платье на груди, превращая его в ненужный хлам. Прохладный воздух коснулся оголенной груди, соски затвердели, гордыми пиками тыкаясь вверх. Но их сразу же опалило горячее дыхание и не менее обжинающие поцелуи.

Опустилась головой на стол, не прекращая прогибаться, выставляя грудь для поцелуев. Ноги заброшены на бедра, а между ними его рука, вытворяющая невероятные вещи. С губ срывались поочередно, то стоны и писки блаженства, то рычание и неудовольствие медлительностью.

Протянула руку, в желании прикоснуться к нему, не просто прикоснуться, а сорвать эти ненужные вещи мешающие нам соединиться. Рука была остановлена у самой цели, захвачена в плен и прижата к столу чуть повыше моей головы. Он потерся возбужденной плотью о мою пылающую промежность. Сквозь джинсы. О боже, как мало! Как мне этого мало!

Желание сорвать с него эти джинсы было просто не переборное. В ход пошла вторая рука, и сразу же повторила судьбу первой. Притягивала его ногами к себе, не желая отпускать ни на мгновение. Пыталась стащить с него эти чертовы штаны, но ничего не получалось. Нетерпение зашкаливало.

- Я же сказал, сегодня я твой господин.

Вот хамло! Совсем обнаглел. Я дернулась в попытке вырваться, но безрезультатно. Он же специально медленно терся об меня, еще больше накалывая мое нетерпение. Я прогибалась, стонала, молила о продолжении. Нет, не молила – требовала. Но все это было бессмысленно, он по-прежнему возбуждал, накалывал, дразнил, но не давал освобождения.

всхлипывала сквозь стоны – уже просила, молила.

- Вот так, девочка моя, будь послушной.

Его шепот, прикосновение голой грудью к моим безумно чувствительным соскам сводило с ума. Это было выше, сильнее меня.

- Готлиб, трахни меня!

Да грубо, вульгарно, но я не могла больше ждать.

- Как скажешь милая.

Он рычал. Такое ощущение, что разозлился. На какое-то мгновение остановился, взглянул на меня пронизывающим взглядом и сразу же продолжил, но уже грубее жестче.

В следующее мгновение я была сдернута со стола и опущена обратно на него, но уже лицом вниз. Ноги раздвинуты шире. Глеб больше не медлил. Дыхание вырывалось с рычанием, а пальцы рук грубо впивались в кожу. Если бы не была столь возбужденна, наверное, испугалась бы.

Шлепок ладонью по попе, удар бедрами и проникновение. Глубокое, сильное, в какой-то степени даже жесткое.

- Ты этого хотела?

Он тянет меня за волосы, заставляя прогибаться еще больше, и с каждым новым ударом насаживает на себя сильнее, глубже.

- Да!

Хриплый шепот. Голо пересохло от непрерывных стонов.

- Не слышу!

Еще толчок. За ним другой, третий. Шлепки голых тел луной разносятся по пространству комнаты.

- Да!!!

Мое «да» переходит сначала в крик потом в писк. Вздрагиваю в конвульсиях оргазма и затихаю, опустившись безвольно на стол. Еще несколько безумных толчков и с ревом раненого зверя затихает и он, прижавшись грудью к моей спине, опираясь руками о стол, чтобы не раздавить своей тяжестью.

* * *

- Не делай так больше никогда.

Не знаю, сколько мы так пролежали, оперевшись о стол. Я медленно приходила в себя. Тело ощущалось с трудом, а мозги вообще отказывались что-либо соображать. Сразу даже не обратила на его фразу никакого внимания, но то, что все его тело напряглось, почувствовала сразу. Потом вспомнилась и его слова.

- Как не делать?

- Не приказывай мне.

О каком приказе он говорит? О том, когда я попросила трахнуть меня? Краска опалила лицо. И почему так стыдно? Но гордость заставила ответить, а само смущение спрятать куда-то подальше.

- Мог бы и не выполнять, если так уж не хотел.

- Не мог.

Как это не мог? Я попыталась подняться, но он по-прежнему придавливал меня к столу своим весом. Еще раз боднулась – отстранился и отошел на несколько шагов, отворачиваясь к импровизированному окну. Он был чем-то угнетен, я это видела, но причины понять не могла.

- Почему не мог?

В отблесках света, исходящего от стены, его голое тело смотрелось великолепно.

- Ты назвала мое истинное имя.

- И…?

Я в изумлении уставилась на него. Ждала объяснений. Что за интерес говорить загадками?

- И я не мог не выполнить.

- Что?

Его объяснение казалось такой глупостью. Я на какое-то время забыла, насколько красиво он выглядит стоя среди комнаты, весь освещен заходящими лучами солнца, забыла, что и я совершенно голая. Стала в позу «руки в боки» и смотрю на него с недоверием.

Глеб медленно развернулся и посмотрел прямо мне в глаза.

- Тусечка, стань на колени.

Голос звучал серьезно, я бы сказала даже грубо. Не было никакого намека на ласку или может шутку.

Что? Он с ума сошел?

Но я становилась. Смотрела ему в глаза, и молча выполняла приказ. Внутри негодовала, злилась, готова была выцарапать глаза, которыми он на меня так бесчувственно уставился, но тело монотонно подгибало колени и опускалось вниз.

глаза – в них не было ничего. Холодный, непробиваемый, чужой. Всего лишь несколько минут назад ласкающий меня горячий мужчина превратился в отстраненного чужого человека.

С ума сойти! Что это такое? Уже стоя на коленях с яростью во взгляде уставилась на него. Готова была убить одним взглядом, коль тело беспрекословно выполняет его просьбы.

- Твой убийственный взгляд на меня не действует.

О, я же умею говорить! Все это время безропотно выполняла его приказ и молчала. А я так хотела сказать! Еще как сказать! А куда послать!

После последней фразы все нецензурные эпитеты в его адрес с головы вылетели, а на языке вертелся только один вопрос.

- Почему на тебя не действует?

- Я обладаю таким же.

Опустила голову вниз и как-то обреченно спросила:

- Что ты сомой сделал?

- Ты можешь встать. Нет никакой надобности и дальше стоять на коленях.

Спасибо, батенька, разрешили!

Специально с вредности не хотелось вставать. Я опустилась на попу и не совсем удобно уселась на мягком, пушистом ковру. На него больше не смотрела, просто обиженно опустила голову вниз. Жаль не умею красочно раздувать щеки – нет у меня их. Вот в детстве, когда они были пухленькие, дуться было в самый раз. У меня где-то даже фотка есть - мама успела заснять, когда я в очередной раз дулась. Вернее были… фотки… там, в той жизни. В другом мире.

К обиде на Глеба добавилась еще и хандра по дому. Как-то так жалко себя стало. Хоть возьми да заплачь. В горле встал комок, а нос противно защекотало. Я закусила губу в преддверии слезного потока.

- Это был наглядный пример того, что не стоит делать.

- Что?

Непонимающе уставилась на Глеба, уже влажными от слез глазами.

Он подошел ближе, опустился рядом со мной на ковер и усадил мою попу себе на колени. Я прильнула к его груди. Это был мой Глеб - милый, родной, а не тот холодный чужой тип, отдающий приказы. Он зарылся рукой в мои волосы, нежно поглаживая за ухом. Я шмыгнула носом и прижалась сильнее к его груди.

- Не стоит приказывать друг другу, называя истинным именем.

- Почему?

- Потому, что отказаться выполнять такой приказ невозможно.

- Как это?

Я отстранилась, заглядывая в зеленые глаза. Его рука, по-прежнему гладила меня по голове, перебирая между пальцами пряди волос. Сильнее прижималась к ней, терлась щекой о ладонь – приятное и ни с чем несравнимое ощущение.

- Ты только что хотела становиться на колени?

- У-у.

головой в разные стороны, жестами подтверждая свое мычание, чтоб уж наверняка никаких сомнений не было.

- А ослушаться могла?

- У-у.

Я как болванчик крутила головой в разные стороны, повторяя одно и то же.

- Истинное имя как ключ. Ключ к твоей душе. Поэтому его знают только самые близкие. Люди, которые ценой своей жизни готовы защитить тебя. Родители, нарекающие этим именем и супруг или супруга, желающие разделить с тобой свою жизнь.