Глеб подошел сзади и коснулся моего локтя. Он впервые прикоснулся ко мне за этот вечер, все время был рядом, но держался отчужденно. Я оглянулась.
- Нас ждут.
Все так же легко и невесомо касаясь моей руки, он повел меня на средину зала. Люди расступились, образовывая круг зрителей. Хотелось бы сказать заинтересованных, но глядя на их скучающие лица, язык не поворачивался соврать.
Музыка зазвучала громче. Глеб, все так же едва касаясь, взял одной рукой мою ладонь, другую опустил на талию и повел в медленном плавном танце. Он был холодным и чужим, вел себя так же безразлично, как и все присутствующие люди. Во мне потихоньку закипал гнев. Музыка касалась души, тело просило движений, а мы как престарелые пенсионеры тупцались на одном месте. Да какие там пенсионеры, любой пенсионер с большей страстью прижимает женщину в танце, чем мой муж меня.
Через несколько секунд я не выдержала этой пародии на танец, вырвалась с его объятий. Так как он меня держал едва касаясь, сделать это было не сложно. Несколько плавных шагов назад, сопровождаемых мягким вилянием бедер, а потом быстрый разворот вокруг своей оси и плавное страстное прогибание. Руки подняты вверх, плавно опускались, по воздуху, как будто это была не пустота, а его грудь. Оголенная грудь. Я настолько увлеклась и вошла в кураж, что казалось, чувствовала под пальцами бугорки его мышц. Глаза прикрыты, нижняя губа прикушена, и возбуждение волнами разливается по всему телу. Хотелось ласки, хотелось его прикосновений.
Когда я открыла глаза и пальчиком поманила Глеба к себе, возбуждение отразилось огнем и в его глазах. А может мне показалась? Может я увидела то, что хотела? Всего лишь через мгновение там было холодное безразличие. Он по-прежнему оставался спокойным и уравновешенным, ни жестом, ни мимикой не показал своего возбуждения. Передо мной стоял чужой, холодный мужчина.
Глеб медленно подошел. Это была не грация дикого хищника, от которой закипает кровь в венах, даже не неловкие движения первокурсника, который не знает, как реагировать на столь откровенный соблазн. Это были самые обычные шаги. Всего лишь три шага и незначительное количество времени, но какой удар по моей самооценке.
Он смотрел на меня с укором в глазах, а я не знала, куда себя деть. С радостью провалилась бы под землю. Только бы не видеть этих чужих глаз. Я неловко оглянулась по сторонам, стараясь не вертеть головой, а только взглядом прошлась по стоящим в поле зрения зрителям. Вот оно! Я увидела эмоции. Но это было не то, к чему стремилась. На их лицах застыло презрение, граничащее с мерзостью.
«Зря ты это сделала».
Глеб, подойдя ближе, все так же взял в одну руку мою, а другую опустил на талию, и дальше повел в плавном танце. Теперь он держал меня ощутимо. Именно держал, не страстно касался, а держал, не позволяя вырваться. Мое лицо пылало, а ноги подкашиваясь, делали не правильные движения. Я готова была сорваться и побежать – не знаю куда, куда глаза глядят. Лишь бы не видеть презрения в окружающих меня лицах, лишь бы не чувствовать рядом совсем чужого Глеба.
« Не делай глупостей больше, чем ты уже сделала».
Даже не заметила, как дернулась, а он удержал, не позволяя убежать от этого позора.
Музыка прекратилась, Глеб отпустил мою руку, еще больше отстраняясь, одним лишь взглядом холодных глаз указывая направление, в котором нам следует пройти. На пол пути к заветному уединению, в виде широкой колоны, теряющей свою верхушку где-то в бесконечном облаке тускло сверкающих шаров, его отвлек невысокий плотный мужчина. Я даже не взглянула на него. Не важно, кто как выглядит, весь мир потерял красочность и привлекательность. Я замечала только осуждающие взгляды присутствующих здесь женщин, которые проедали кожу кислотой, оставляя ожоги на самом сердце.
- Я сейчас подойду.
Ничего не объяснив этой короткой фразой, Глеб ушел в неизвестном направлении, оставляя меня здесь совершенно одну. Я продолжила путь к спасительной колоне. Мелкими шагами, гордо выпрямив спину, с последних сил держась, стараясь не сорваться и не убежать, куда глаза глядят. Еще несколько метров, еще чуть-чуть.
- Наташа? Я правильно запомнила твое имя?
-Да, конечно.
О том, что я совсем не запомнила ее имени, решила не уточнять. Я одна, а их много, всех сразу и не упомнишь. С этой женщиной во время ужина мы сидели за одним столом, но короткое слово ее имени совсем вылетело у меня с головы. Мне пришлось остановиться и с опаской ждать ее очередного вопроса. Ждать долго не пришлось.
- Никак не могу понять, почему главный страж решил сделать тебя первой женой. Судя по твоему темпераменту, с тебя бы вышла прекрасная вторая или третья жена. Но первая… ? Ты еще не раз опозоришь его своей вульгарностью.
Вот что можно ответить на подобный вопрос? Молча хлопать глазами в шоке и недоумении? Так я уже это делала. Мое остроумие где-то сильно задерживалось. К лицу прилил жар. Казалось, щеки просто покрылись пламенем, а сердце застучало с удвоенной скоростью. Интересно, мое лицо может быть еще краснее или нет?
Спустя несколько секунд мне все же удалось собрать мысли в кучку, и я выпалила первое, что пришло в голову.
- Почему тебя так это интересует? Неужели рассчитывала оказаться на моем месте?
Понимаю, что фраза звучала как-то по-ребячески, но ничего другого в ту секунду придумать просто не могла. Для меня почему-то было безумно важно не смолчать.
Я давно заметила, что в этом обществе не принято обращаться друг к другу на «вы». Но, даже если бы все было наоборот, эту заразу ни за что не стала бы величать.
- Да рассчитывала. Главный страж завидная партия. Я была бы ему более достойной первой женой. И уж точно не опозорила бы его перед всем многоуважаемым обществом столь вызывающим поведением.
Ее прямота, точно так же как и Дора в свое время, заявив, что желает быть второй женой Глеба, просто выбила почву из-под ног. Они прячут свою чувственность, называют это вульгарностью, зато прилюдно говорить, столь немыслимые для меня вещи им не зазорно. Кто бы из нас девочки в здравом уме подошел к любой из женщин и сказал, что имеет виды на ее мужа? Вот именно – никто. Глазки построить можно, подморгнуть и посмеяться, привлекая к себе внимание интересующего мужчины – пожалуйста, но говорить в глаза жене, что хочешь занять ее место – это верх наглости. Здесь же считалось верхом наглости показать прилюдно, что твой муж тебе не безразличен, проявить к нему чувства казалось чем-то немыслимым.
И почему Глеб не предупредил меня об этом? Или может он и пытался, а я в испуге закрылась и просто не могла его услышать? Еще бы понимать, когда я нахожусь «в не зоны доступа».
- Конечно, не опозорила бы. Столь сухое и бездушное существо просто не может себя так вести. Для этого нужны чувства, трепет внутри. Чтобы сердца бились в унисон… или хоть бы твое билось, а не стояло там холодным камнем.
Я не выдержала и ткнула пальцем в ее грудь, туда, где по всем законам биологии должно было быть это самое каменное сердце. Не дотрагивалась к ней, просто ткнула пальцем в нужном направлении.
Женщина (как я не пыталась вспомнить ее имени, так и не смогла) продолжала так же стоять и холодно смотреть мне в глаза. Она даже не поняла смысла оскорбления, за которое я бы выцарапала глаза. А может, в ее понимании это не было оскорблением, а самой что ни на есть похвалой?
У меня больше не было сил с ней препираться. Да и какие там «препираться»? Это больше напоминало односторонний монолог. Меня ранили ее слова, ей же мои замечания казались похвалой. Я не могу понять этих людей. Как бы умные - мозг работает почти на сто процентов, но на деле оказываются такими глупыми. В погоне за умом потеряли всю человечность.
Я развернулась и ушла в направлении все той же колоны. Так хотелось от сюда убежать. Скрыться, раствориться – просто исчезнуть. Глеб, где же мой Глеб? Мое спасение и надежда. Как мне хотелось спрятаться в его объятиях. Не хотелось вспоминать о танце. Не хотелось вспоминать его холодный и отчужденный взгляд. Я хочу к прежнему Глебу. К тому, кто всего лишь несколько часов назад надевал на мою спину это непонятное украшение. К тому, кто потом страстно осыпал поцелуями мою шею, уверяя, что прекраснее женщины просто не существует во всех мирах.