– А давай меняться?

Я отрываю взгляд от своих рук и смотрю на него.

– Меняться? – спрашиваю я.

Он кивает. Я недоуменно разглядываю его лицо, которое стало таким же наглым и заносчивым, как тогда, когда мы встретились впервые.

– Ладно, – говорю я, – чего ты хочешь?

Его губы расходятся в шикарной улыбке, от которой у меня дрожь по телу.

– Очень скоро, примерно через полторы недели, у нас с ребятами намечается встреча, – говорит он и снова делает глоток. – Я хочу, чтобы ты поехала со мной. В обмен на это я расскажу тебе кое-что о моем браке, – говоря это, он поднимает правую руку и демонстративно машет передо мной кольцом.

Сука! Выблядок…

– Куда мы поедем?

– Пусть это будет сюрприз.

Хочу побыстрее закончить этот разговор. Хочу понять, что творится.

– Хорошо, – говорю я.

Он кивает, улыбка сверкает на его лице:

– Ты ведь знаешь, что у меня нет гражданства этой страны?

Я знаю. А он прекрасно знает, при каких обстоятельствах я получила это знание.

– Я в курсе, – говорю я. – Я была в полиции.

Говорю и я замираю. Жду, что же мне будет за эту невинную шалость?

Максим смеется. Максиму весело:

– Да, – говорит он, сквозь тихий смех. – Я тогда чуть не живот не надорвал от смеха. Это было забавно.

Забавно? Я сжимаю под столом кулак. Мне хочется взять первую попавшуюся тяжелую вещь и кинуть ему прямо в голову, глядя на то, как разлетаются по кухне его зубы. Но вместо этого я натянуто улыбаюсь. Он смотрит на мою улыбку, он закусывает губу и, наверное, думает о смирении, потому как похотливый язык жадно скользит по его губам.

– Мои юристы покопались, прикинули все за и против и решили, что гражданство по браку будет самым подходящим вариантом.

– Подходящим – кому? Тебе? – произносят мои губы – осознание того, что я говорю, приходит с запозданием.

– Вообще. Подходящим по всем параметрам. Не слишком скоропалительно, но и не слишком долго, дает некоторые поблажки в вопросах выезда из страны и…

– Погоди, погоди… – говорю я (на этот раз осознанно и четко). Он замолкает и внимательно смотрит на меня. – Так весь твой брак – фальшивка?

– Я бы так не сказал.

– То есть, жена все-таки существует?

– Конечно.

– И давно ты женат?

– Де-юре почти год.

Я чувствую себя так, словно кто-то больно пнул мне под дых. Я никак не могу закрыть рот, потому что там столько слов – беззвучных, невысказанных. Почему мне так больно?

– А де-факто? – спрашиваю я, и мой голос пугает меня своей бесцветностью.

– А де-факто, как видишь, её еще нет. Но скоро появится. Я активно над этим работаю.

– Но зачем? – мой голос – не то шепот, не то молитва. – Ты же можешь делать все, что в голову взбредет? Купить, кого угодно, запугать, замучить? Ты же…

– Да, да, конечно могу. И всех, кто был мне нужен, я уже купил. Но есть определенные обстоятельства, которые заставляют меня хотя бы отчасти соблюдать букву закона. Кроме того, чем меньше в моем настоящем поддельных документов, тем лучше. Зачем лишний раз покупать и запугивать, когда многое можно сделать абсолютно легально? Но знаешь, большая часть тех, кто помогают мне, гонится не за деньгами.

– А за чем?

– За властью, разумеется! Ты что не помнишь? Оруэлл – власть ради власти. Но не суть. Видишь ли, начинается довольно интересная игра…

– Интереснее, чем в «Сказке»?

– Гораздо! – он улыбается, его глаза горят, руки поставили банку с «Колой» на стол и уже летают по воздуху в порыве страсти. – Мне сейчас позарез необходимо иметь кристалльно-чистое досье на бумаге с точки зрения общественности…

Он говорит мне что-то, но я его не слышу. Слова – пустые оболочки чьих-то мыслей. Мне от них нет никакой пользы. Мне больно. Все, о чем я думала – как же сильно бьется сердце, как оно больно отдается в висках, как грохочет в ушах пульс. Какая же я дура. Я поверила сопляку, которому вот-вот стукнет девятнадцать. Поверила мальчишке.

«Ты будешь любить меня…»

Господи, какая я идиотка.

И тут я со всей отчетливостью понимаю, что же так сильно болит.

Это она. Жрет меня, горит во мне, выворачивает меня наизнанку. Мне больно! Но мой крик звучит лишь в моей голове. Оставь меня, тварь! Отпусти! Отпусти!!!

Невидящими глазами я окидываю кухню и его, машущего руками и самозабвенно рассказывающего что-то, смысл чего я не понимаю. Словно я оказалась здесь только что, материализовалась секунду назад. Звук включается в моей голове, потому что среди кучи пустых слов он произносит мое имя.

– Марина, – говорит он, внимательно глядя на меня. – Марина!

Он обходит барную стойку, проходит мимо стола и подходит ко мне. Он разворачивает мой стул, поворачивая меня лицом к нему, опускается на колени передо мной. Его глаза – расплавленная сталь, мрачное грозовее небо над головой – смотрят на меня внимательно, цепко, остро. Его руки – горячие, ласковые – обвивают мои запястья. Он заслоняет собой весь мир. Я чувствую, как по щеке бежит слеза, до того горячая, что жжет кожу. Я слышу свой собственный голос:

– А зачем тебе я?

Он смотрит не меня, гладит мои руки:

– Я отдам тебе на хранение очень важную вещь. Не сейчас, позже. Если я все сделаю правильно, ты поможешь мне завершить начатое…

Так вот кто я – личный помощник, доверенное лицо. Я – секретарь.

Во мне детонирует ярость.

Я всего лишь секретарь.

Я взрываюсь и пинаю его в грудь.

…поможешь мне завершить начатое…

Он падает на спину. Его глаза ошалело смотрят на меня.

Я кукла.

Я подскакиваю и лечу к выходу, коридору, лестнице на второй этаж. Позади меня черный мат и топот ног.

Но я быстрее, потому что во мне огонь. Огонь ненависти.

Я залетаю в комнату, хлопаю дверью и закрываю замок. Я боюсь не успеть, а потому руки мои трясутся. Я хватаю то, чего раньше не было в этой комнате, потому как это спальня и только спальня. Что ж, теперь это спальня со стулом. Я хватаю стул и подпираю им дверную ручку, упирая задние ножки в пол.

А в следующее мгновение дверь сокрушается под градом ударов – сильных, злых. Он орет на меня и обо мне, но мне плевать.

Потому что мне очень больно.

Говорят – нет ничего сильнее зубной боли. Идиоты.

Я проснулась с опухшими глазами, протяжным воем в голове и дырой вместо сердца. Открыв глаза, я подумала о том, что, возможно, недооценила «Бойцовский клуб» – его мрачная атмосфера сумасшествия и желание повеситься в конце каждой главы, сегодня показались мне весьма симпатичными. Интересно, почему, когда сердце перегорает и вырубается, голова начинает заполняться совершенно бредовыми идеями – я рассматривала млечный путь, раскинувшийся на потолке, и гадала – в тот раз, когда я наелась плацебо, я была в этой комнате или он просто перенес всю обстановку, не желая заморачиваться с интерьером? Повернула голову и посмотрела на стул, подпирающий дверь – весьма ненадежное приспособление. Деревянные полы покрыты каким-то матовым лаком, и ножки, упирающиеся в него, скользят, поэтому приходится держать стул руками и полагаться лишь на собственные силы. Нобелевка за это мне точно не светит.

Вчера Максим не стал добивать дверь и требовать моей головы – его злость осталась по ту сторону наедине со своим хозяином. Может, я недооцениваю его, и если посмотреть беспристрастно и объективно, то я увижу наконец, что он вырос? Во всех смыслах. Стал спокойнее, собраннее, занялся делами. Правда, какие это дела, я даже знать не хотела. Наркоторговля, публичные дома и игорный бизнес – все это он продает совершенно беспрепятственно, и придумать что-то веселее огромного наркопритона, борделя, и выдачи лицензий на отстрел людей, у меня просто не хватало фантазии. Я намеренно вычеркивала из уравнения ночь, когда он притащился сюда после «Сказки», потому как в целом, если отбросить его страсть убивать людей, оставался весьма харизматичный, умный молодой человек, с красивой улыбкой и шикарной задницей.