Я расслабленно выдохнула. Чем бы эта гадость ни была, теперь уже бесполезно трепыхаться.

К моему удивлению, низкорослый и здоровый детина, стоящие по обе стороны от Вадика, а также молчун, быстро проделали то же самое. И это стало для Вадика и Светки отправной точкой – моментом, когда между ними двумя и пятеркой сомнительных личностей зародилось самое настоящее доверие. И основой этого доверия стал первобытный закон, прекрасно работающий для животных, находящихся гораздо ниже с точки зрения эволюции – если я ем то же, что и ты – я доверяю тебе. Как же все просто. Никаких тебе сложных психологических выкрутасов и заумных техник невербального давления. Сожрал что-то из того же таза – вот мы и лучшие друзья. За это я не люблю пьяных людей.

Тут Максим, судя по всему, прекрасно ориентирующийся в таких тонких материях, подхватил общий настрой и восторженно заявил:

– Друзья мои, полетели на карусели.

Херувимчик, Низкий, Рослый и Вадик, в один голос заорали что-то невразумительное, одобряя подобный план. Светка, ведомая Вадиком с одной стороны и Херувимчиком с другой, радостно завопила что-то нечленораздельное, потому как говорить-то могла с трудом. А потом и вся эта придурковатая компашка разразилась звериным улюлюканьем и радостными воплями, поддерживаемая Максимом.

Я смотрела на это и не могла поверить своим глазам – взрослых и опытных обвели вокруг пальца несовершеннолетние подростки, как малых детей, и лишь благодаря тому, что оба они были невменяемо пьяны.

Тут парень, что не смел оторвать взгляда от пола, повернулся к Насте и безо всякого смущения подняв не нее карие глаза, сказал:

– Ты свободна. Дальше мы сами.

От его голоса мне стало не по себе. Уж больно равнодушный он был для несовершеннолетнего. Слишком взрослый.

Настя посмотрела на меня так, словно ничего сделать с этим она не могла. Я повернулась к нему и он, словно обожженный моим взглядом, снова уперся глазами в пол.

– А если я хочу, чтобы она пошла с нами?

– Нельзя, – тихо ответил он. – Либо вы остаетесь с ней, либо идете с нами.

Я повернулась к Максиму, который, как оказалось, все это время слушал наш разговор. В немом вопросе я вскинула брови, а он так же бессловесно пожал плечами и кивнул, глядя на меня с пониманием и сочувствием.

Я перевела взгляд на двух пьяных придурков, стараниями которых мы оказались в столь странном и неуютном положении, и увидела удивительную вещь – они трезвели буквально на глазах. Взгляды, до сего момента мутные и непонимающие, стали проясняться и обретать некую осмысленность, еще не окончательную, конечно, но судя по тому, как быстро действовали эти чудо таблетки, довольно скоро должны снова быть в седле. Дворняжка своими серыми глазами проследил мой взгляд и понял ход моих мыслей – эти двое – не малые дети и смогут позаботиться о себе самостоятельно, как только их отпустит достаточно, чтобы они перестали путать свои лица с собственными жопами. Уж не знаю, что было в этих таблетках, но Вадик уже совершенно четко и членораздельно разговаривал с низкорослым, а Светка, рафинированная до мозга костей баба (в самом отвратительном смысле этого слова), узрев перед собой красивого еврейчика, заулыбалась, словно ей не тридцать, а шестнадцать. Ну что ж, они уже достаточно самостоятельные.

Вот уж не знаю как, не знаю, где он этому научился, но дворняжка с серыми глазами прочел все мои мысли по моему лицу, и то, что он увидел, ему не понравилось. Я заметила, как метнулся его взгляд от Вадика к Светке, а потом ко мне, увидела замешательство и то, как он закусил нижнюю губу, словно где-то дал маху. Не просчитал детали или просчитал, но неверно. Все переменные молниеносно сложились в уравнение, которое он решил неправильно. И вот тут пришла моя очередь выпендриваться – я улыбнулась и подмигнула паршивцу. Будешь знать, как хамить взрослым тетенькам.

Моя выходка ему понравилась – легкая улыбка скользнула по молоденькому лицу и он, задрав курносый нос, несколько долгих мгновений с нескрываемым любопытством рассматривал мое лицо. Затем он подошел ко мне и протянул руку к моей щеке. Резким движением я ударила его по руке, отчего тот улыбнулся.

– Я не лапать Вас собираюсь. Просто то, что я хочу сказать Вам, не для посторонних ушей.

– Тогда постарайся без рук.

– Хорошо, – кивнул Максим.

Он наклонился к моему уху и, словно бы случайно прикоснулся к нему губами. А затем сказал то, к чему я была совершенно не готова.

– Ты обещал, что всё мне расскажешь.

Я уже начинала терять терпение. Но мой гневный взгляд не имел ни малейшего эффекта. В ответ на мою последнюю реплику он не просто улыбнулся, а рассмеялся:

– Конечно, расскажу. Я же обещал Вам, – он подался вперед, сократив расстояние между нами до интимного, и скользнув взглядом по моему лицу, добавил. – Вы, Марина Владимировна, – весьма примечательная личность.

Несмотря на настроение, которое час от часу становилось лишь пасмурнее, я все же не смогла не засмотреться на курносый нос, пройтись взглядом по высоким скулам и полноватым губам. Хоть и с секундной задержкой, но я все-таки отодвинулась от него:

– Это ты моему бывшему мужу расскажи…

Я отвернулась от него и уставилась на центрифугу, в которой Светка и Вадик шли на третий круг.

– А что за наркоту вы им вкололи?

Максим отвернулся от меня и тоже уставился на вращающуюся центрифугу, набирающую четвертый виток.

– Это не наркотик, – тихо ответил он. – На самом деле это обезболивающее. Его создавали для военных нужд. Действует очень быстро, работает долго, практически не имеет побочных эффектов, и только когда дело дошло до летчиков, поняли, что побочный эффект есть и весьма впечатляющий.

– Почему летчики? – спросила я.

– Потому что только они испытывают ощутимые перегрузки. Такие же, какие происходят внутри центрифуги.

– И что же выяснилось?

– Ну, я не химик и не биолог. Могу лишь в общих чертах. В общем, под давлением он как-то связывается с клетками крови и образует химическое вещество, которое стимулирует активную выработку какого-то гормона… Короче приход с неё просто нереальный. Галлюцинации на грани фантастики. Причем задействуется абсолютно все – слух, зрение, осязание, обоняние и даже вкусовые рецепторы. В общем, там такое кино начинается, что свихнуться можно. И настолько правдоподобно, что потом реальный мир кажется мультфильмом. Еще долго прийти в себя не можешь.

– И сколько они после центрифуги еще галлюцинировать будут? Как мне их домой везти?

– Нет нет, эффект проходит сразу же, как только останавливается центрифуга. В этом то и вся изюминка – нет давления – нет галлюцинаций, в крови только обезболивающее, а эффект – как от самых крутых в мире наркотиков, втрое сильнее, в сто раз реалистичнее. И совершенно легально.

– Раз все так распрекрасно, почему же его не продают на всех углах?

– Ну, наверное, потому что не так-то просто достать центрифугу.

– Ну, ведь давление, хоть и небольшое, можно даже на детской карусели словить?

– Небольшое можно. Но нужно-то большое. И чем больше «же» может выдержать человек, тем сильнее приход.

– А где ты достал центрифугу?

Он ослепительно улыбнулся.

– Что-то у нас игра в одни ворота получается. Я тоже хочу поспрашивать.

– Меня? – искренне удивилась я, и посмотрела в серые глаза. – И что интересного могу рассказать тебе я?

– Много чего. Например, почему вы с мужем развелись?

Я засмеялась искренне и неподдельно. Он рассказывает мне о чудесах фармакологии, а я должна так же красочно преподнести детали совершенно банального развода.

– Слушай, это очень скучная тема. Серьезно…

– Мне интересно.

– Да ладно… – усмехнулась я. Посмотрела на молоденькое лицо и видела, что не шутит. Ему, и правда, интересно.

– Ну… – начала я, подбирая фразы поинтереснее да поживее. А потом на меня снова накатила холодная волна страха от слов, которые он сказал мне возле медпункта. Стало жутко, и, наверное, поэтому соврала. Захотелось проверить, что еще знает обо мне этот щенок: