16 октября 1920 года в 51-ю дивизию приехали представители московского Совета, прямо на позиции они вручили начдиву Блюхеру красное знамя с вышитой золотыми буквами надписью: «Уничтожить Врангеля!»

— Московский Совет принимает шефство над вашей дивизией! — сказали они.

За отличие в боях на южном фронте Говорова наградили орденом Красного Знамени.

Первый орден навсегда остаётся самой памятной и драгоценной наградой.

Наконец сбросили врангелевское воинство в Чёрное море.

Вскоре кончилась война, и не осталось врагов на нашей земле.

51-ю дивизию перевели в Одессу.

Бойцы и командиры демобилизовались, вернулись к мирной жизни, которой не было у многих более пяти лет. Не все успели до войны получить мирную профессию, и всё надо было начинать заново.

Не успел и Леонид Александрович Говоров получить мирную профессию, а было ему уже двадцать четыре года.

В его душе жила мечта о кораблях.

Одессу томила душная жара. Кто мог выкроить часок, бежал к морю. Волна накатывалась на горячее тело, освежала, возвращала надежду, что когда-нибудь станет в мире попрохладнее.

Когда кончились занятия и горнист просигналил обед, Будилович заглянул к Говорову:

— Пойдём искупаемся, Леонид Александрович?

— Не могу, Василий Арсеньевич, — развёл руками Говоров. — Дела.

— В обеденный перерыв солдату отдохнуть полагается, какие тут могут быть дела?

— Сейчас иной солдат уже и не совсем солдат. Он о демобилизации думает, о гражданской жизни.

— Опять ты кого-то репетируешь? — догадался Будилович.

— Ага, — кивнул головой Говоров. — Жилейкин попросил математику за курс реального с ним повторить. Он на фронтах половину перезабыл, а хочет по демобилизации в институт податься. Вот мы с ним по часу в день и занимаемся. И ему польза, и мне не вредно потренировать мозг.

— Неужели нельзя заниматься вечером, когда попрохладнее?

— Мы вечером и занимаемся, — сказал Говоров. — А нынче у Жилейкина вечером важные сердечные дела — словом, человек желает покинуть Одессу не в одиночестве. Попросил перенести занятие на обеденное время. Вечером поеду в Аркадию на пляж, отдохну…

— Эх, Говоров, — вздохнул Будилович, — зря я к тебе зашёл. Напомнил ты мне, что у меня отчётность по боеприпасам не подготовлена. Хотел я про неё позабыть до завтра, а ты разбудил задремавшую совесть. Добро. Вечером зайди за мной — поедем в Аркадию.

Вечером, проверив порядок в дивизионах, Будилович и Говоров поехали на пляж. Было ещё светло, солнце не село, но и не палило, клонясь к горизонту.

Плавая в море, не очень-то поразговариваешь. Зато, когда выйдешь из воды и растянешься в своё удовольствие на тёплых камешках, ничто не мешает откровенной беседе.

Перед глазами расстилалось Чёрное море, и по его заштилевшей глади удалялся в сторону пролива Босфор чёрный, закоптивший полнеба дымом пароход.

— Чего он так дымит? — спросил Будилович.

— Плохой уголь, котлы старые, давно не чищенные, — сказал Говоров. — Я предпочитаю дизельные двигатели. Мои пароходы коптить небо не будут, только эдакий лёгкий голубой дымок будет виться над трубой…

— Помнишь, ты мне рассказывал о своём учителе в реальном?

— Лазарев? Хороший человек был Александр Иванович, — сказал Говоров с грустью. — Писали мне, умер от тифа.

— Может, и от тифа… — произнёс Будилович. — Слабоват был духом для революционной эпохи, мягкотел… Однако учил тебя правильно: ни дня без победы. Я за тобой наблюдал, хорошо ли исполняешь его завет.

— Ну, и?.. — Говоров внимательно посмотрел на своего командира.

— Видел, что поблажек себе не даёшь, лёгких путей не выискиваешь. Всегда думаешь о цели жизни в большом смысле. А теперь удивляюсь: Говоров решил отступить на исходные позиции.

— Надо же мне учиться, — сказал Говоров. — Я о кораблестроении с двенадцати лет мечтал.

— Жизненный путь привёл тебя в армию, ты стал командиром. Тебе доверяют, на тебя надеются, тебя награждают. Твой орден стоит подороже некоторых дипломов. Тебя здесь, в армии, вырастили, Леонид Александрович. Воевать и командовать тебя научили, умение твоё не с неба свалилось.

— Это я всегда осознаю, — откликнулся Говоров. — И всегда благодарен вам за науку. Вы мне в армии такой же учитель, каким в реальном был Лазарев.

— Весьма признателен, что сознаёшь… Тогда позволь спросить от лица учителей твоих: в то время, когда каждый грамотный и опытный человек в России на счету, можешь ли ты выбрасывать свои знания и опыт, снова становиться неучем и начинать сначала, потеряв пять лет?

Леонид Александрович смотрел на чёрный пароход и думал о том, что в кораблестроительном можно было бы рисовать вдоволь… Так тянет рисовать, а времени на это всегда не хватает.

— Ты уйдёшь в запас из-за желания строить корабли, — стал размышлять вслух Будилович. — Другой командир уйдёт по семейным обстоятельствам, комбат Жилейкин уйдёт по тому и другому вместе, пятый и шестой ещё по каким-то причинам. Кто же будет учить вновь прибывших служить солдат? Вы унесёте с собой из армии опыт, умение, сноровку, знания — всё, что новое офицерское сословие приобрело в тяжёлых боях, большой кровью и лишениями. Или ты думаешь, что войны закончились навсегда и никому не взбредёт в голову нападать на Советскую Россию?

— Уж чего другого, а войн на мой век хватит, — горько усмехнулся Говоров. — Враги не добиты, они не надолго утихомирились.

— Всё понимаешь… Армия стала твоим домом. В Елабуге дома уже нет, — напомнил Будилович, — родители умерли, вечная им память…

Оба помолчали.

— Братья живут здесь, при части, — продолжал Будилович. — В армии и для них найдётся дом, работа.

— Дело не в этом, — повернулся Леонид Александрович к Будиловичу. — Дом у меня и в детстве был казённый… Дело в том, что строить корабли очень хочется.

— Скажи, а тебе сегодня в обед хотелось купаться?

— Ужасно! — засмеялся Леонид. — Сижу, обливаюсь потом, у меня в комнате рак без огня сварится, и все мечты о море!

— А ты что делал?

— С Жилейкиным бином Ньютона разбирал.

— Так скажи, чего тебе больше хотелось: купаться или учить Жилейкина?

— Пожалуй, второго, — засмеялся Говоров.

— Как ты понимаешь слово «призвание»?

Подумав, Леонид Александрович сказал:

— Обладать призванием к какому-нибудь делу — это значит выполнять его охотно, не думая об утомлении, и с желанием приложить к делу все свои природные способности. И в то же время верить, что ты можешь достигнуть в деле крупных успехов.

— Удивительно верное определение, — похвалил Будилович. — Именно так ты и относился всегда к службе.

— А как быть с кораблями?

— Кто знает, какие бы ты ещё построил корабли…

— Отличные!

— Это шашкой на воде писано в бурную погоду. Вот стреляешь ты отлично, никто не будет спорить. И к артиллерии у тебя, Леонид Александрович, призвание, которое ты сам не желаешь осознать.

— Да всё я уже осознал, Василий Арсеньевич, — сказал Говоров. — Мечты о кораблях жалко!.. Но — быть по сему. Остаюсь в Красной Армии. Артиллерию я полюбил. В ней — сила войска! И хватит раздваиваться. Корабли построят другие.

— Вот и правильно… — Будилович обхватил железной кистью тоже не слабые пальцы Говорова. — Ты умеешь одерживать победы не только над врагом, но и над собой. Индийские мудрецы говаривали: легче победить тысячи тысяч в битве, чем одержать победу над самим собой.

— Слышал эту мудрость от Лазарева, — сказал Говоров. — Да и на собственном опыте проверил.

— Сейчас мы будем соединять артиллерийские дивизионы в полки, — сообщил Будилович. — Я рекомендовал тебя заместителем командира полка. Думаю, справишься, хоть тебе всего двадцать пять лет.

— Всего? — засмеялся Говоров. — Мне уже двадцать пять лет.

— Тогда пора ведь и жениться? — искоса глянул на него Будилович. — Не гоже быть человеку едину, говаривали наши деды.