Включив свет, я подошел к шкафчику с архивом, выдвинул ящик. Я начал перебирать папки на букву «Б». БАББИ… БАКСТЕР… БЕРНШТЕЙН… и, наконец, вот она: БЕРЧ, КОНРАД.

Все верно, я действительно где-то встречался с ним. И этим «где-то» был мой кабинет. Я вытащил папку, перенес ее на письменный стол, сел, открыл. И едва открыв, понял, почему мои воспоминания о нем настолько расплывчаты. В папке лежал один-единственный листок бумаги. Запись, посвященная нашему первому — и последнему — сеансу.

Взгляд мой сразу уперся в верхний правый угол листа. В дату. Прошло уже чуть больше года с тех пор, как Конрад Берч побывал в моем кабинете. Я попытался припомнить о нем хоть что-то. Бесполезно.

Я быстро просмотрел заметки. Конрад Берч пришел ко мне с проблемой настолько же распространенной, насколько и сложной. У него был роман, внушавший ему тревогу. Он сказал, что не может бросить жену и понимает — с любовницей придется расстаться. Однако его тревожит возможная реакция этой женщины. Она вспыльчива. Способна на низкие поступки. Берч хотел понять, как справиться с этой ситуацией.

Вот и все. Последняя строчка гласила: «Обсуждали, как порвать с любовницей».

Так может быть, его любовницей была моя Таинственная пациентка? Отвергнутая возлюбленная, жаждущая мести? Разумеется, мотив для убийства тут имелся, однако оставалось непонятным, почему она решила превратить в козла отпущения именно меня.

Я снова подошел к шкафчику, перебрал папки на букву «К». Указательный палец мой остановился на самой свежей именной бирке: КЕНТ, САМАНТА.

Я просмотрел записи. Три страницы, посвященные двум сеансам. Я пытался найти какую-нибудь ошибку, обмолвку. Что-то, способное ее уличить.

Беда в том, что уличало ее почти все. «Я пришла к вам потому, что хочу убить мужа», — заявила она.

В большей мере раскрыть свои карты было невозможно. Она хотела одного — я должен был поверить, когда она позвонит и скажет, что сделала это.

Я закрыл папку. Точнее сказать, захлопнул. Чем больше я читал, тем яснее понимал, каким оказался идиотом. Такое может случиться со всяким, говорил я себе. Да, но случилось-то со мной, и потому чувствовал я себя отвратительно. Хуже того, ощущал полную беспомощность.

Худощавый мужчина с посеребренными сединой волосами облачался в дорогое пальто. Я увидел его, едва прошел сквозь вращающуюся дверь. Он тоже меня заметил.

— Слава богу, вы вернулись, доктор Ремлер! — воскликнул он.

Прихватив обе папки, я на такси приехал домой. Человеком в вестибюле был Роберт Гордон, владелец дома.

— Я пришел сюда по первому зову. Ни в одном из моих домов такого прежде не случалось. Я позвонил своему адвокату, спросил, вправе ли они делать подобные вещи.

— Мистер Гордон, боюсь, я не…

— Оказалось, что ордер на обыск развязывает им руки.

— Что?

— Ордер на обыск, — повторил он. — Они пришли с ордером. Двое детективов и полицейский. Приказали Жавье, управляющему, открыть вашу дверь. Жавье сразу же позвонил мне и — доктор Ремлер, постойте…

Но я уже спешил к лифтам. Мистер Гордон подбежал ко мне, когда я нажимал кнопку ВВЕРХ.

— Когда, вы говорите, это произошло? — спросил я.

— Часа за полтора до вашего прихода, — ответил он, отдышавшись. — Они покинули квартиру минут десять назад.

Пришел лифт. Я вошел, нажал кнопку двадцать второго этажа. Когда двери начали закрываться, мистер Гордон произнес:

— Как вы понимаете, мистер Ремлер, мы проведем собственное расследование этого случая.

Двери лифта открылись. По какой-то причине я ожидал, что вся моя квартира будет оклеена желтой лентой. Однако, подойдя к двери, я не заметил ничего, что указывало бы на визит гостей, приятных или неприятных.

Открывая дверь, я приготовился к худшему: к перевернутым ящикам комода, разбросанной повсюду одежде, вспоротым подушкам и летающим в воздухе перьям.

Я стоял в проеме двери, озираясь. Перьев не было. Собственно говоря, квартира выглядела почти такой, какой я ее оставил. Почти. Я все-таки обнаружил следы обыска. Подушки лежали не на своих местах, занавески немного съехали в сторону.

Войдя в кухню, я сразу увидел именно то, что и ожидал увидеть. Вернее сказать, не увидел. Комплект ножей исчез вместе с подставкой. Я представил, как детектив Лопес, радостно улыбаясь, засовывает ножи в пакет для вещественных доказательств. Да и Трентино тоже не преминул повеселиться. Стакан с водой, который я ему дал — и из которого он не отпил ни глотка, — стоял на прежнем месте. Теперь стакан был пуст.

Эти ребята нравились мне все меньше и меньше.

После ухода мистера Гордона я налил себе выпить. А затем снял с телефона трубку и набрал номер Паркера.

— Эти мерзавцы обыскали мою квартиру.

— Знаю, — ответил Паркер. — Услышал об этом минут двадцать назад. От приятеля из управления.

— Они забрали ножи.

— Логично, если учесть, что они нашли орудие убийства.

— Где?

— В проулке рядом с особняком. Нож был вытерт — ни крови, ни отпечатков пальцев, но лежал прямо под окном хозяйской спальни.

— Значит, они имеют право врываться ко мне и забирать мои вещи?

— Среди прочего.

— А это что значит?

— Пока не знаю, но кроме ножа они нашли еще что-то, указывающее на тебя, — сказал Паркер. — Что там значится в списке?

— В каком списке?

— Они должны были оставить список изъятого.

— Я его не видел, — сказал я. — Где он может лежать?

— Должен быть на видном месте, хотя иногда они шутки ради приклеивают его лентой к сиденью унитаза.

— Как смешно.

Я заглянул в ванную комнату. Заглянул в спальню. Список лежал в библиотеке — на кресле, стоящем за письменным столом. На месте список удерживала книга, несомненно «шутки ради» снятая с полки, — «Преступление и наказание» Достоевского.

Я зачитал список Паркеру. Собственно, кроме ножей там значились какие-то «различные документы».

— И что это должно означать? — спросил я.

— Вот этого они нам пока открывать не хотят. Приглядись к письменному столу. Там ничего не пропало?

Я порылся в нескольких стопках бумаг.

— На первый взгляд ничего.

— Ладно, выясним. Тебе удалось найти что-нибудь в офисе?

— Удалось. Я просмотрел папки. Конрад Берч приходил ко мне чуть больше года назад один раз. У него был роман, и он хотел с этим романом покончить. Берча беспокоило то, как отнесется к этому его любовница.

— Ты думаешь…

— Вполне возможно, — сказал я, — что моя Таинственная пациентка и была его любовницей.

— Это могло бы многое объяснить, не так ли?

— Да, за вычетом моей причастности к убийству.

— Верно, — сказал Паркер. — Больше ты с Берчем не встречался? Помимо того сеанса?

— Нет, ни разу.

— Хорошо, а теперь просто скажи мне, что за сеанс он заплатил не наличными.

— Да, это было бы нечто, — с усмешкой ответил я. — Впрочем, я уверен, он расплатился чеком или по кредитке. Попрошу Милу выяснить.

— Не то чтобы нам не терпелось доказать наличие некой связи, — сказал Паркер. — Я имею в виду: то, что ты выяснил, откуда его знаешь, — это хорошо. А вот то, что ты сказал полиции, будто не знаешь его, — плохо.

— А мы не могли бы просто объяснить полицейским все обстоятельства?

— Могли бы, хотя об этом мне нужно еще подумать. Потребовать от тебя предоставления записей о пациентах они не могут, а значит, удастся ли им выяснить наличие связи между вами — это большой вопрос.

— Мне не хочется лгать, Паркер.

— Так ведь тебе и в тюрьму садиться, наверное, не хочется.

Я тяжело вздохнул:

— А это и вправду может случиться?

— Боюсь, что да.

— И когда же мои дела пойдут на лад?

Он не ответил. Молчание его показалось мне зловещим.

— Паркер, ты чего-то недоговариваешь?

— Тут дело такое, — замялся он. — Но только, прежде чем ты начнешь бушевать, постарайся поверить тому, что я тебе сейчас скажу. Все не так плохо, как кажется… Короче говоря, завтра тебя арестуют за убийство Конрада Берча.