Разумеется, я начал бушевать.

— Ладно, ладно, послушай, о чем мне удалось договориться, — сказал он. — Я получил согласие копов. Они не собираются приходить и забирать тебя. Мы сами к ним придем. И дело обойдется без репортеров и фотовспышек. Оказывается, Конрад Берч был большой шишкой на Уолл-стрит. От ареста нам все равно никуда не деться, к тому же ты узнаешь, что они на тебя имеют.

— Ты полагаешь, это способно улучшить мне настроение?

— Да, потому что обвинение тебе предъявят в тот же день, не придется проводить ночь в тюремной камере.

— На это они тоже согласились?

— Пришлось попотеть. Теперь давай поговорим о залоге. Что у тебя есть? Акции, облигации, сбережения. Попробуй назвать примерную цифру.

Я приступил к подсчетам. Гонорары за «Человека-маятника» определенно свалились на меня очень вовремя.

— Три с половиной миллиона, — сказал я Паркеру.

— Какая часть этой суммы ликвидна?

— Примерно два миллиона.

— Хорошо, — сказал он. — На худой конец я всегда смогу стать твоим поручителем.

— Спасибо.

— Для того и существуют друзья.

— Я всегда знал, что ты мой друг. Но кто бы мог подумать, что ты окажешься еще и моим адвокатом?

— Так я и не окажусь.

— А в чем дело? — спросил я. — Конфликт интересов?

— Нет, не то, — ответил он. — Я действительно хороший защитник по уголовным делам. И хорош я отчасти еще и потому, что способен понять, нуждается ли будущий подзащитный в чем-то, отличном от того, что я могу ему предложить. Или, в определенных ситуациях, в чем-то лучшем.

— По-моему, ты себя недооцениваешь, Паркер.

— Только не в этом случае. Ты — фигура известная. И твою защиту должен возглавить известный человек, привыкший к делам подобного уровня.

— Ты уверен?

— Никогда еще так уверен не был, — ответил он. — Я уже обо всем договорился. Встретимся завтра в девять утра в холле Крайслер-билдинг.

— Собираешься познакомить меня с человеком, который превосходит тебя?

— Нет, — ответил он, — с человеком, который превосходит всех.

В ту ночь, прежде чем лечь, я позвонил Миле и сказал, что завтра работать опять не буду. И подтвердил то, о чем она уже давно догадалась: болезнь тут решительно ни при чем.

Я извинился за то, что был с ней не вполне откровенен, — и за то, что не могу объяснить ей все. Заметил только, что дело касается моей последней пациентки, Саманты Кент. Вернее, сказал я Миле, женщины, выдававшей себя за Саманту Кент.

А следом спросил, не может ли она отыскать сведения о Берче, о том, как он со мной расплатился.

— Тут есть какая-то связь? — спросила она, роясь в своих файлах.

— Вполне возможно, — не вдаваясь в подробности, ответил я. Других вопросов Мила задавать не стала.

— Вот он, — сказала она. — Заплатил чеком. Июнь прошлого года. Хотите, я перешлю вам эти данные?

— Нет. Просто сохраните их у себя. Я дам знать, когда они мне понадобятся.

— Конечно. Что-нибудь еще?

Да, было и кое-что еще. Я спросил о письмах, присланных по электронной почте моей Таинственной пациенткой.

— Вы их сохранили?

Она их стерла.

Меня это не удивило. Моей Таинственной пациентке определенно везло.

— Простите, Дэвид, — сказал Мила.

— Ладно, не расстраивайтесь.

Я положил трубку и уставился в стену. Теперь оставалось надеяться лишь на то, что мне поверят на слово.

Назавтра, сразу после девяти утра, я встретился с Паркером в вестибюле Крайслер-билдинг. Пока лифт вез нас на сорок пятый этаж, Паркер кратко рассказал мне о человеке, с которым нам предстояло встретиться.

— Его зовут Виктор Гласс.

Он был старшим партнером юридической фирмы «Зандер, Лок и Оушен» — одной из самых старых в городе, — фирмы, которую уважали не меньше, чем боялись.

— Ее основатели были людьми безжалостными, — пояснил Паркер. — Из тех, кому ничего не стоит пнуть собаку или отнять у ребенка конфетку, в общем, сам понимаешь. А если не понимаешь, присмотрись к аббревиатуре ее названия.

Он подождал, пока я сложу слово из первых букв названия фирмы.

— Разумеется, все это было давно, — продолжил он. — Никого из них уже нет в живых. По моим представлениям, заседают сейчас в правлении компании «Ад инкорпорэйтед».

Что снова возвратило нас к Глассу.

Паркер описал его как способного вести себя жестко, но обаятельнейшего человека, умеющего в единый миг переходить от нажима к чарующему поведению и обратно. Добавьте к этому ум блестящего юриста, и вы получите адвоката по уголовным делам, ухитряющегося выигрывать больше восьмидесяти процентов своих дел.

Покинув лифт, мы вошли в просторную, ультрасовременную приемную компании «Зандер, Лок и Оушен». Минималистская мебель, мягкий свет и экстравагантные скульптуры. Неожиданно, решил я, если учитывать давнюю историю фирмы.

— Они изменили дизайн, — сказал, оглядываясь, Паркер.

Мы подошли к элегантной секретарше, она нажала какую-то кнопку и сообщила о нашем появлении в микрофон украшавшего ее головного телефона.

— Мистер Гласс присоединится к вам через пару минут.

Мы уселись на кожаное подобие садовой скамьи. Паркер открыл свой кейс.

— Держи, — сказал он, протягивая мне глянцевую папку. — Здесь посвященные Виктору материалы из прессы.

Я принял папку и, приподняв бровь, взглянул на Паркера:

— Материалы?

— Ага.

Открыв папку, я начал перебирать вырванные из журналов страницы и перепечатки газетных статей. Кто только не писал о Викторе Глассе — начиная с «Гарвардского юридического вестника» и заканчивая «Плейбоем». Вглядевшись в фотографию Гласса, я понял, что где-то его уже видел. Скорее всего, на экране телевизора.

Я продолжал рыться в бумагах. Написано о Викторе Глассе было немало. А затем я наткнулся на нечто, написанное самим Виктором Глассом. На статью в «Нью-Йорк таймс», озаглавленную «Туповатое правосудие». Доводы, в ней содержавшиеся, были просты. От юристов требуется наличие высшего образования. От судей тоже. Почему же его не требуют от присяжных?

Чтение оказалось увлекательным. Особенно последние два абзаца:

— Просто чтобы вы знали, дизайнера мы уволили, — произнес чей-то голос.

Я поднял взгляд и увидел стоящего посреди приемной Виктора Гласса. Он был без пиджака, с закатанными до локтей рукавами рубашки. И он не послал за нами свою секретаршу, а предпочел выйти сам. Приятный штрих.

Виктор подошел к нам и крепко пожал Паркеру руку. Они обменялись репликами о том, как приятно им видеть друг друга. Я тоже встал, и Паркер представил меня:

— Виктор, это Дэвид Ремлер.

— Не сомневаюсь, — сказал тот. — Я так понимаю, вам не очень-то везло на этой неделе.

— А ведь еще только вторник, — ответил я.

Виктор улыбнулся. Зубы у него были белее белого. И я вдруг понял, что такое внешность кинозвезды. Холеный и подтянутый — такими мы обычно видим адвокатов на киноэкране. Но Виктор был адвокатом настоящим и, если Паркер прав, одним из самых лучших. При этом лет ему было не больше сорока.

— Почему бы нам не перебраться в мой кабинет? — сказал он. — Поговорим о том, каких удач могли бы мы ожидать от остатка этой недели.