— Интересно. Я вот ничего не понимаю, ни в живописи, ни в графике, — слегка покривил я душой. — Только на уровне «нравится — не нравится». А современное искусство для меня вообще темный мир. Все эти инсталляции, перфомансы…

— А ты что? — вдруг спросила художница.

— Что? — Не вполне понял я вопрос девушки.

— Ну, как у тебя? — вопросительно пояснила девушка.

— У меня ничего не меняется. Я не меняюсь — всё тот же молчаливый эгоцентричный социопат прочно больной мизантропией. Как и годы назад, переживающий очередной посткризис ненависти ко всему человеческому…

— Давай, — вдруг перебила Маша, — рассказывай.

— Что рассказывать-то? — снова не понял я. Похоже, это уже превращается в привычку.

— Как что? То, что выяснил о смерти нашего бывшего общего начальника. Если бы не он, я б до сих пор там работала. Все же знают, что ты опрашиваешь общественность на предмет поиска убийцы.

— «Все» — это кто? Откуда знаешь?

— Оттуда. Ты, это, рассказывай, давай, — напомнила Маша.

— Хорошо знала шефа?

— Он меня нанял для оформления будущего музея. Я сидела без денег и за предложение ухватилась. Кое-что уже сделала, подготовила эскизы, прикинула, что да как, отправила ему, а тут на тебе… Кстати, как он меня нашёл? Это же ты ему про меня настучал, да? Колись, давай.

— Признаюсь, я.

— Сразу поняла, как узнала, что ты из его конторы. А сначала чёрт знает что себе вообразила. Слушай, купишь мою картину? — вдруг спросила она с просительной интонацией.

— Что, не покупают?

— Покупают, но как-то мало и вяло. Без энтузиазма. А мне срочно деньги нужны … долги отдавать и вообще. Вот может, завтра заказ получу, тогда выкручусь. Но там очень ненадежно всё. Ладно, проехали.

— Хочешь заработать? Разбогатеть не обещаю, но кое-что тебе перепадет.

— Ты это о чем? — насторожилась девушка. — Сразу тебе скажу,  у друга твоего  в  порнухе  сниматься  не буду.

— Никакой он мне не друг, просто работали вместе, ещё до его кинематографических занятий. Дело вот в чем. Мне нужен твой взгляд художника, цепкая образная память и незамутненные суждения…

— Этого сколько угодно, — совершенно спокойно согласилась Маша. — И взгляд, и художника. А про суждения вообще будь спок. Слушай, где ты остановился?

— Уже нигде. Должен уезжать сегодня ночью, но в силу вновь открывшихся обстоятельств буду искать ночлег. Если не повезет с гостиницами, пойду в хостел. Не хочу, но боюсь, придется.

— С ума сошел — в хостел! Даже я никогда в таких местах не селюсь. Пойдем ко мне?

— Так у тебя ж негде?

Я отлично знал, что Маша проживала в маленькой комнатушке коммуналки на Кондратьевском проспекте, причем окна выходили на задворки какого-то завода.

— Ой, я сейчас в Шувалово живу, в доме подруги. У неё целый дом, прикинь? Старая деревянная дача, ещё девятнадцатого века! Рядом город, а у них остался такой островок дач. Вокруг толстые деревья, двухсотлетние ели, красотища! Причем газ, водопровод и канализация есть! Тепло! После смерти моей кошки на старом месте меня ничего уже не держит.

— А подруга твоя не будет против? Что ты какого-то мужика привела?

— Да ей вообще пох! Она постоянно у своего бойфренда живет, ей главное, чтоб за домом кто-нибудь наблюдал, чтобы бомжи не залезли и не сожгли. При этом график свободный, подрабатывает по-моему ещё и журналистом-фрилансером в глянцевых журналах и на телевидении… Слушай, смотрела очень давно по телеку. Американский по-моему, сюжет. Там девушка знакомится с мужиком, влюбляется. А парень какой-то странный — то ли маньяк и мочил девушек, то ли его бабы просто умирали почему-то, а может, вообще мне это привиделось и я что-то путаю. Короче — запомнилась одна сцена. Они вдвоем, типа в поход идут, по лесу. Доходят до коттеджа, который, как я понимаю, принадлежит этому мужику. В доме начинают трахаться прямо на полу. Он берет длинную белую ленту, типа шарф, только очень длинный. Обвязывает его вокруг шеи девушки, куда-то там ещё прикрепляет, а концы держит в своих руках. Во время секса, то натягивает ленту, то отпускает, то душит девушку, то дает ей вдохнуть. И еще, вроде в этом же фильме было, как он фоткал на полароид её голую, в лесу.

— «Убей меня нежно» называется. Очень известный фильм. А к чему собственно?

— Скоро поймешь. У тебя зеркалка с собой? Хорошо. Щас, погоди, у меня где-то были…

Маша остановилась, вскрыла свой рюкзачок и начала что-то увлеченно в нём искать. Рюкзачок был таким маленьким, что всё его содержимое легко разместилось бы в карманах. Девушки вообще почему-то не очень любят, когда у них свободны руки. Они всегда что-то носят с собой — например, сумочку, чтобы теребить, придерживать за край, отдавать подержать своему спутнику или вечно копаться в ней. За неимением сумочки подойдет что угодно: рюкзачок, портфельчик, кошелёк. Причем все деньги — мелочь и крупные купюры — девушки предпочитают носить в одном и том же месте. Карманы у них звенят редко.

Начало темнеть, и наступили те самые ранние петербургские сумерки. Погода вдруг испортилась, как настроение шизофреника, и повалил противный мокрый снег. Оказывается, Маша искала ключи от того места, куда предстояло ехать.

—...хоть она и подруга детства, и мы долго не виделись, но тут вдруг объявилась во всем великолепии, — продолжала Маша. — Некоторое время была настоящей звездой всей нашей тусовки. Я даже пару раз специально вызванивала её, и она радовала собравшихся нарядами, суждениями, высказываниями, позами и неповторимым юмором. Она позиционировала себя в качестве искусствоведа и модели, однако, насколько могу судить, порно-индустрия всё-таки несколько отличается от модельного бизнеса. Хотя, конечно же, смысл один и тот же…

Я временами поддакивал и вставлял какие-то незначительные словечки, погруженный в собственные мысли. Шли по Невскому. Я безразлично глядел на прохожих, на дома, богатые витрины и дорогие тачки.

—...в конце прошлого года она позвонила среди ночи и начала просить, чтобы я срочно ехала на другой конец Питера. Якобы упала она с четвертого этажа, и её за это хотят забрать в мусарню. Я подумала, что девушка, как обычно, перепила или заторчала, и не придала никакого значения. Мало ли, что человек может нести на темную голову. Но оказалось, всё взаправду, она вовсе не врала… потом мы, конечно, помирились, я её простила, и снова подруги…

«Еще неизвестно, кто кого должен был простить», — думал я, а вечерний город казался неожиданно холодным и неприветливым. Внезапный ветер с Залива продувал насквозь, и я вдруг с досадой вспомнил, что не взял с собой незаменимую для Питера вещь — теплый шарф. Тем временем, Маша мне всё рассказывала о своей подруге, в дом которой мы направились. Причем её мало интересовали мои ответные слова, хватало междометий.

— …зашла я с ней в старую художественную лавку на Большом. Лак купить, разбавитель, ещё по мелочам. Там краски и холсты и, как положено, многое число ширпотребных картин. Парк с золотой осенью и сладенькими березками, милое гламурное котэ, голая негритянка, натюрморты всех видов и сортов, питерские дворцы и храмы, букетики на всякий вкус, и обязательно что-нибудь с кораблем в неистовом море. Смотрю, стоит олдово одетая пара средних лет, картину выбирает. Явно муж с женой. Мне, ясен пень, интересно, прислушалась. Жена говорит: «Давай возьмем вот эту вазу со сливами!» Муж придирчиво обследует натюрморт и выдает приговор: «Нет, сливы мелковаты, дичок наверно. Знаешь, какие они кислые?». А Маринка возьми им, да и скажи…

Наконец мы нырнули в метро, спустились на «Площадь Восстания», в сторону «Владимирской»: на «Техноложке» пересадка удобнее. Кстати, на этой станции до сих пор сохранилось изображение товарища Сталина: вождь всех времен и народов присутствует на одном из барельефов, украшающих центральный зал. Подошел состав, за передним стеклом табличка: «Площадь Восстания». Маша продолжала что-то эмоционально рассказывать, легко перескакивая с одной темы на другую и возвращаясь назад.