Особо отмечены в «Теневых картинах» две встречи с маститыми немецкими писателями: Людвигом Тиком и уже упоминавшимся выше Адельбертом фон Шамиссо. Первая из них послужила в глазах Андерсена знаком признания его творчества в Германии. Тик, писатель-романтик, поэт и драматург, составивший (а это значит и написавший) сборник немецких «Народных сказок», немало удивил своего датского собрата по перу, сказав, что читал «Прогулку на Амагер» и ценит ее. С Шамиссо Андерсен еще ранее вступил в переписку, и они, по его словам, встретились как друзья. Как уже упоминалось, немецкий писатель читал по-датски и перевел несколько стихотворений Андерсена. В то же время Андерсен не стал искать встречи с Гёте, объясняя свое нежелание сановитостью классика. Отзываясь о Тике, он писал:
«Я полюбил этого человека! Именно таким я его себе представлял, когда читал сказку „Эльфы“. Однако я так часто ошибался в предчувствиях, что опять же подумал: на деле он может оказаться чопорным и надменным чиновником, что оттолкнуло бы меня от него. Точно таким я представлял себе Гёте, и это погасило мое желание встретиться с великим писателем. Наверное, Гёте настолько велик, что правильно его можно воспринимать только издали, как церковь с высоким шпилем»[113].
Уже отмечалось, что современники считали внешность Андерсена, мягко говоря, некрасивой. В отличие от нашего времени в его эпоху эксцентричность была не в чести. И все-таки, отчасти благодаря своей внешности и чувству юмора, он умел располагать к себе людей и довольно легко с ними сходился. Круг знаменитых (а также вовсе не известных) людей его времени, с которыми он дружил, был чрезвычайно широк. Он приобретал друзей не только на родине, но и за границей во время многочисленных путешествий по Европе, Востоку и Северной Африке. В путешествия (в дилижансах, затем по железной дороге и по морю — на первых пароходах) он отправлялся почти каждый год, как правило, весной, заезжая перед этим к Ингеманам в Сорё. Несмотря на все дорожные трудности, именно путешествия были его стихией. Недаром же именно Андерсену принадлежит настоящий гимн путешествиям «На отъезд друга» (1842), звучащий в русском переводе едва ли не лучше, чем на языке оригинала:
«Теневые картины» открывают целый ряд путевых очерков, которые Андерсен писал после каждого своего путешествия. В них непременно входили пейзажные зарисовки, жанровые дорожные сценки, стихотворения, рождавшиеся в пути и отражавшие увиденное и услышанное, короткие очерки о писателях и художниках, с которыми Андерсен встречался, а также записи впечатлений о театральных и оперных спектаклях, концертах и выставках, которые он посещал в крупных городах Европы. За «Теневыми картинами» (1831) последовали: «Базар поэта» (1842) — о путешествии через Германию и Италию на восток в Грецию, Константинополь и придунайские земли, «В Швеции» (1851), «В Испании» (1863) — с заездом в Северную Африку, «Посещение Португалии в 1866 году» (1868). Этим список путевых записок не исчерпывается, полностью он насчитывает около двадцати пяти названий. Путешествия были немаловажной частью жизни Андерсена, в них в общей сложности он провел около десяти лет своей жизни. Неудивительно, что немалое место им уделяется и в двух последних автобиографиях писателя.
По-видимому, Андерсеном постоянно владело творческое любопытство. Он все время жаждал новых впечатлений и, чтобы не упустить их, моментально закреплял в своих записях. Его страсть к фиксации переживаемого была по-своему феноменальной. Многие посетители музеев удивлялись тому, что он не вглядывался подолгу в выставленные произведения, а все время что-то на бумаге записывал. Он схватывал впечатления на лету и в то же время отличался редкой сосредоточенностью, вниманием и наблюдательностью. Вот как описывает он в тех же «Теневых картинах» свое впечатление от «Мадонны» Рафаэля в Дрезденской галерее:
«С чего начать мое описание? Впрочем, можно ли даже ставить подобный вопрос! Разумеется, с „Мадонны“ Рафаэля. Я пролетел через все залы, стремясь поскорее увидеть эту картину, наконец остановился перед ней и — не был поражен. На меня глядело милое, ничуть не выдающееся женское лицо, каких, казалось, я видел много и раньше. „Так это и есть та знаменитая картина?“ — думал я, тщетно стараясь найти в ней что-нибудь особенное. Мне даже показалось, что другие Мадонны и изображения женских головок, мельком виденные мною сейчас в галерее, были гораздо красивее. Я вернулся к ним, и тут-то с моих глаз спала завеса: передо мною были нарисованные человеческие лица, тогда как там я видел живое, божественное! Я опять подошел к картине Рафаэля и на этот раз проникся ее бесконечной жизненностью и прелестью! Да, она не поражает, не ослепляет с первого раза, но чем дольше всматриваешься в Мадонну и в Младенца Иисуса, тем они кажутся божественнее. Такого неземного, невинного детского лица нет ни у одной женщины, и вместе с тем лицо Мадонны как будто срисовано с натуры. В каждом невинном девичьем лице можно отыскать сходство с ней, но она является тем идеалом, к которому все остальные только стремятся. Вглядываясь в ее взор, не возгораешься к ней пламенной любовью, но проникаешься желанием преклонить перед ней колени»[115].
С момента, когда Андерсен вернулся из Германии в Копенгаген, до выхода в свет «Теневых картин» прошло только два с небольшим месяца. Конечно, немалую лепту в столь быстрые темпы работы вносили деловые соображения.
Критика сдержанно отнеслась к последовавшим после «Прогулки» и «Стихотворений» 1830 года произведениям (хотя «Теневые картины» все же хвалили), что автор воспринял как глубокую для себя обиду. К ней добавилось раздражение уколами, которым он подвергся в поэме только что открытого копенгагенцами таланта в лице молодого Хенрика Херца[116], анонимно выпустившего в 1830 году сатирическую поэму «Письма с того света», в которой от лица покойного датского писателя-классициста Йенса Баггесена (это он присутствовал в числе других гостей у Сибони, когда к тому явился Ханс Кристиан) дал остроумную и язвительную панораму тогдашней датской литературной жизни. В нескольких строчках Андерсен выведен в ней в виде «святого Андерсена» (намек на святого Андерса, крест в честь которого на холме близ Слагельсе в юности посещал Ханс Кристиан). Святой Андерсен в поэме седлает однодневного жеребенка Пегаса, чему с восторгом рукоплещет окололитературная чернь, в то время как самое место ему, безграмотному, в позорном углу.
113
Пер. Б. Ерхова. Цит. по: Andersen H. C. Skyggebilleder af en Reise til Harzen, den sachsiske Schweitz etc., etc., i Sommeren 1830. Kjøbenhavn, 1837. S. 91.
114
Пер. О. Чюминой. Цит. по: Андерсен Г. Х. Полн. собр. соч.: В 4 т. СПб., 1894. Т. 3.С. 500, 501.
115
Пер. А. и П. Ганзенов. Там же. С. 360–363.
116
Хенрик Херц (1797–1870) — сын мелкого предпринимателя. Изучал право в Копенгагенском университете. В своем драматургическом творчестве исповедовал взгляды и принципы Й. Л. Хейберга, в искусстве ставившего превыше всего хороший вкус и владение художественной формой. Был продолжателем традиций сатирической комедии Л. Хольберга, но также писал романтические драмы, в которых использовал исторические предания и сюжеты датских народных баллад. В России известен как автор драмы «Дочь короля Рене» (1845), на сюжет которой П. И. Чайковский написал оперу «Иоланта» (1891).