Может быть, у него появилась другая женщина? Она еще невидима, но уже напоминает о своем существовании. Порой вот так же под травяным покровом лужайки незаметно струится ручей; гуляя, ты замечаешь, что трава тут гуще и выше, а почва чуть пористая, немного оседает под ногами. Это всего лишь приметы, но они не обманывают: вода где-то здесь. Или же иногда перед болезнью, когда еще нет ее явных признаков, ты ведешь привычный образ жизни, но тем не менее какое-то недомогание, беспричинная тревога уже предупреждают тебя о скрытой опасности. Что это со мною? — говоришь ты. — Мне нездоровится.

Вот так же происходит и тогда, когда у твоего мужа появляется другая. Что это с ним такое? — думаешь ты. — Он не тот, что прежде. До сих пор он проводил с тобой вечера и рассказывал, как прошел у него день. Ему нравилось приводить множество подробностей, ведь все мужчины не прочь рассказать о себе. За ужином он рассказывал тебе о своих планах на завтрашний день. Потом постепенно его ежевечерние отчеты делаются все туманнее и туманнее, в его времяпрепровождении начинают появляться непонятные перерывы. Объяснения становятся уязвимыми и порой просто нелепыми. Он только вскользь упоминает о том или ином времени, путается. Ты ломаешь голову, что же он хочет скрыть?

Ты полагаешь, что за несколько лет знакомства и уж тем более после замужества, разлуки, возвращения хорошо его изучила. Ты знала, чем он интересуется — политикой, службой, бизнесом, религией. В свободное время, которого оставалось не так уж и много, — литературой, музыкой, живописью.

Джастина не могла сказать, что взгляды Лиона сильно переменились за то время, как они снова вместе.

Он по-прежнему много времени проводил за неотложными занятиями в бизнесе и политике. Но появлялись в его поведении и какие-то новые черты. Прежде столь внимательный к туалетам Джастины, он вдруг потерял к ним всякий интерес. Он перестал обращать внимание на ее прическу, внешность. Даже веснушки, вечно бывшие предметом его легких насмешек, перестали вызывать у него интерес. Он вообще перестал говорить о любви, а если и разговаривал о ней, то как-то странно, словно Джастине это было неинтересно.

Джастина уже начинала подозревать, что под некогда твердой почвой ныне струился какой-то неведомый поток. Неужели здесь была другая? Но кто она?

Джастина старалась представить ее себе, мысленно воссоздать ее облик, вспоминая о том, какие женщины могли нравиться ее Ливню. Наверное, она молода, хороша собой, прекрасно одевается; она образованна или умело прикидывается такой. Наверное, она живет где-то в Европе, потому что Лион, как всегда, большую часть времени проводит именно там. Кто она? Немка? Француженка? Какой у нее темперамент? Живой? Бурный, как у всех южанок, или сдержанный, спокойный, каким обычно отличаются немки?

Где он встречается с ней? Он снял для нее квартиру или она живет в собственном доме? Вряд ли она замужем. Лион не стал бы интересоваться женщиной, которая уже связана супружескими узами.

Джастина даже прекрасно представляла себе сцену, когда она могла бы познакомиться с этой женщиной. Наверное, это был бы обед у каких-нибудь друзей Лиона, где присутствовала бы и она. Джастина прекрасно знала, что ей не понадобилось бы ни особых усилий, ни проницательности, чтобы узнать ее. Она вполне могла бы понаблюдать за выражением лица Лиона и определить предмет его сердечной склонности. Он наверняка смотрел бы на нее таким же ласковым взором, как когда-то смотрел на Джастину. Разумеется, он старался бы разговаривать с ней как можно меньше, но они обязательно обменивались бы будто невзначай то едва заметным кивком, то едва уловимой улыбкой, думая, что никто этого не видит. Джастина даже допускала, что когда-нибудь в совсем недалеком будущем, если ее догадки верны, то эта другая захочет с ней встретиться. Джастина была достаточно умна и проницательна для того, чтобы догадываться о том, что это неизбежно. Но только в том случае, если у Лиона действительно есть эта другая женщина.

Эта сцена живо предстала у нее перед глазами. Какая-нибудь общая знакомая ее и Лиона сообщила бы, что с ней хочет встретиться молодая женщина, появившаяся в их компании.

— С чего бы это?

— Не знаю… Она много слышала о вас… И ей очень хотелось познакомиться с вами.

Это было бы сообщено Джастине деланным, равнодушным тоном, из чего становилось ясно, что роман Лиона с другой женщиной известен всем, кроме самой Джастины. Она была бы одновременно поражена, огорчена и озадачена. И прежде всего потому, что эта женщина позволила себе покуситься на ее собственного мужа. Джастина никогда не была собственницей, но, очевидно, смерть Стэна так потрясла ее, что она больше не хотела терять близкого человека, и, не отдавая себе в этом отчета, она считала, что Лион сейчас принадлежит ей одной. В ее глазах он больше не был свободным человеком, как другие. Он сделался как бы ее плотью. И потому другая имела не больше права отобрать его, чем отрубить своей сопернице руку или похитить у нее обручальное кольцо.

Джастина никогда в жизни не согласилась бы на встречу с этой другой. Мало того, что она претендовала на ее мужа, она еще и пыталась бы унизить саму Джастину. Хотя достаточным унижением был сам факт ее существования.

Однако до тех пор, пока она не знала наверняка, что ее муж увлекся другой, было бы невероятной глупостью устраивать ему сцены ревности или просто внушать ему, что лучше собственной жены не существует никого на свете. Влюбленного мужчину нельзя оторвать от его избранницы, отзываясь о ней плохо. Она кажется ему очаровательной. Если ты скажешь ему, что это не так, он решит, что не он обманывается, а ты не умеешь смотреть правде в глаза. А главное, не хочешь этого делать, потому что ужасно ревнуешь.

Поэтому Джастина сразу же отогнала от себя мысль о том, чтобы окольными путями выяснить, права ли она или ошибается. Не нужно устраивать слежку за мужем и пытаться сделать его жизнь невыносимой. Джастина думала: «Даже если у меня есть основания для ревности, я, конечно, могу отравить жизнь Лиону, но чего я этим добьюсь? В его глазах я окажусь тем, о чем он, наверное, не мог подумать в своих страшных, кошмарных мыслях: досадной помехой, ревнивой скандалисткой. До сих пор, вопреки всему, его связывали со мной настоящее чувство, а также привычки и воспоминания. Если он даже изменяет мне, то, может быть, это месть… Хотя нет, Лион не такой и даже если изменяет, наверняка испытывает из-за этого свою вину, сам страдает оттого, что страдаю я. Может быть, я слишком плохо думаю о нем. Пусть даже у него есть эта другая, но могу ли я сказать, что он не устоял перед ней? Зная характер Лиона, вполне можно допустить, что они ограничиваются пока что прогулками, беседами, ужинами в ресторанах. А если я рассержу его, дам ему почувствовать, что он мой пленник, он вполне может решиться уйти от меня. Может быть, у нас вообще нет никаких причин для разрыва, а я, действуя неосторожно, сама же снова разрушу нашу семью. В то же время, проявив немного терпения и здравого смысла, я вполне смогу убедиться в том, что Лион верен мне…»

Она уже начинала укорять себя за бессмысленные, глупые обиды, которые, как ей казалось, вовсе не имели под собой никаких оснований, как ее тут же сотрясал новый приступ ярости. Нет, но до чего же это все несправедливо! Может быть, вернувшись к нему, я тем самым внушила ему чувство слишком уж полного спокойствия на мой счет? Женщины, которые прожили в браке много лет, предупреждали меня: «Остерегайся, мужчины должны испытывать волнение и любопытство. Если ты перестанешь быть для мужа тайной, он начнет искать ее в другом месте…» Неужели для того, чтобы заинтересовать собой, надо обязательно держать его в подвешенном состоянии, вызывать ревность? Все это не составляет ни малейшего труда. Просто нужно с меньшим равнодушием относиться к тонким намекам и нежным признаниям других мужчин. Многие из моих партнеров по театру искали и все еще ищут случая поухаживать за мной. Они приглашают меня на ужины, в ресторан, зазывают на вечеринки к себе в квартиры, после спектаклей одаривают меня огромными букетами цветов и пишут записки, в которых объясняются в неимоверной любви. Они считают меня настоящей богиней и, хотя я каждый раз отказываю им, не оставляют своих намерений в один прекрасный день добиться моей благосклонности.