Дом был похож на сотни других домов, разбросанных по всему югу. Если их собрать вместе, то, пожалуй, можно будет говорить о целом направлении в провинциальной архитектуре, — подумал Хауэлл. У таких домов обязательно было широкое крыльцо с низким навесом и массивная покатая крыша. В них обитали довольно преуспевающие фермеры или владельцы лесопилки. Хотя… дом Келли был немного другим. Хауэлл не увидел перед ним лужайки, двор был засыпан хорошо утрамбованным шлаком, и лишь кое-где торчали чахлые кустики. Но, не проявляя желания украсить свое жилище, его владельцы в то же время не допускали и следов запустения. Крыша была в порядке, окна целы, ржавые автомобильные детали на земле не валялись. Все прибрано, все аккуратно.

Хауэлл остановился на дорожке, на углу крыльца. В просторном кресле-качалке сидела девушка и, слегка покачиваясь, лущила горох. Ее густые рыжеватые волосы спадали на плечи, а белую, словно припудренную, кожу усеивали веснушки. У девушки было круглое скуластое лицо, жесткий квадратный подбородок, широкие плечи и — насколько мог разглядеть со своего места Хауэлл — высокая, полная грудь под цветастым хлопчатобумажным платьем. Какое-то время Хауэлл молча глядел на девушку. Он мгновенно представил себе, каким был бы ее младший брат Брайан, если бы он родился нормальным, не умственно отсталым.

— Эй, — окликнула Хауэлла девушка, перекладывая волосы через плечо, — уж не знаю, зачем вы пожаловали, но все равно, заходите в дом. У нас тут не дорожная служба.

Хауэлл осторожно вылез из машины и принялся враскорячку карабкаться по ступенькам. Когда он добрался доверху, ноги вновь свело судорогой, и Хауэлл чуть не плюхнулся в качалку рядом с девушкой — он больше не мог держаться на ногах.

Девушка схватила миску, в которую она лущила горох, и терпеливо ждала, пока качалка, заходившая ходуном после того, как в нее вцепился Хауэлл, не остановилась.

— Садитесь, — сухо сказала она.

— Извините, но так получилось. Я приехал…

— Я знаю, зачем вы приехали, — перебила его девушка.

— Да-да, понимаю, — устало кивнул Хауэлл. — Мама вам рассказала.

Девушка искоса взглянула на него.

— Верно. А почему вы так долго не приезжали?

Похоже, она была не особенно рада его появлению.

— Ну… в последние дни я не очень хорошо себя чувствовал. А вы…

— Леони, — сказала девушка.

В ее произношении это звучало как «Ле-оу-ни».

Хауэлл хотел было представиться, но выяснилось, что ей уже известно, кто он.

— Значит, вы тот самый Джон Хауэлл, — протянула девушка с таким видом, будто она в этом сомневалась. — Я читала ваши статьи в газете.

— Даже удивительно, сколько людей здесь читали мои статьи. Никогда бы не подумал, что в такой глуши есть интерес к газете, выходящей в Атланте.

— О, да, — с притворной серьезностью кивнула девушка. — Хоть с трудом, но мы тут газеты все-таки читаем… конечно, только по складам, шевеля губами.

— Да нет! — раздраженно воскликнул Хауэлл. — Я вовсе не то имел в виду! Я…

Он осекся, сообразив, что девушка над ним смеется, а он попался на ее удочку. Ему вовсе не хотелось с ней спорить. Вообще-то она ему понравилась.

— Могу я повидаться с вашей матерью?

— Она спит.

— Ну, хорошо, тогда я, наверное, приду в другой раз, — Хауэлл пошевелился, готовясь встать.

— Сидите. Она знает, что вы здесь. И скоро проснется.

Хауэлл сидел и смотрел, как Леони лущит горох. Она управлялась с этим очень проворно. Казалось, Леони сосредоточена на работе, однако Хауэлл знал, что это не так. Ему было любопытно узнать, о чем она думает, и он мучительно соображал, что бы ей такое сказать, но она, похоже, не была настроена разговаривать. В доме послышались шаги, и входная дверь распахнулась. Хауэлл ожидал увидеть мать, но на крыльцо вышла девочка. Он сразу понял, что это двойняшка Брайана. Та же красота, которую портило бессмысленное выражение глаз…

— Ты уже все доделала, Леони? — спросила девочка и робко поглядела на Хауэлла.

— Почти все, дорогая, — ответила сестра и добавила. — Мэри, это Джон Хауэлл. Он хочет поговорить с мамой.

— Привет, Джон, — сказала девочка и улыбнулась.

— Привет, Мэри, — откликнулся Хауэлл.

У Мэри были такие же прекрасные зубы, как и у ее братьев. Интересно, у Леони тоже красивые зубы? Хауэлл пока это не определил.

Леони протянула сестре миску.

— Вот, малышка, отнеси в кухню. Но смотри, больше пяти минут не вари! Не забудь включить таймер.

Девочка взяла горох и с довольным видом удалилась.

— Она очень милая, — заметил Хауэлл. — И Брайан тоже.

— Они похожи, словно эти горошины, — сказала Леони, и на ее лице появилась нежная улыбка.

Хауэлл вдруг вспомнил, отчего они родились умственно отсталыми, и замялся, не зная, что ответить. Его выручил внезапно донесшийся из дома голос:

— Леони!

Хауэлл сразу вспомнил, зачем он сюда приехал, и заволновался.

— Да, мама? — откликнулась Леони. — Ладно, — сказала она, обращаясь к Хауэллу, — пойдемте к ней.

Она встала и вошла в дом, стараясь идти помедленней, чтобы Хауэлл мог за ней поспевать.

В гостиной Леони остановилась.

— Подождите минутку, я усажу маму на постели и причешу ей волосы. Она любит хорошо выглядеть, когда к нам кто-нибудь приходит.

Хауэлл благодарно вздохнул, опустился в мягкое кресло и оглядел комнату, пытаясь узнать что-нибудь еще про семью Келли. Прежде всего ему бросилось в глаза обилие книг: везде, куда ни посмотри, были книги. В основном такие, которыми торгует клуб книголюбов: художественная и мемуарная литература… Но затем он заметил на нижней полке знакомые корешки, выстроившиеся футов на восемь в длину. Серия «Гарвардская классика». У него тоже были эти книги: он давным-давно с самыми лучшими намерениями купил их в букинистической лавке, но до сих пор ни одной не раскрыл. Интересно, а в этом доме их кто-нибудь читал? Хауэлл торопливо оглядел другие полки, ища свою собственную книгу. И нашел! Это оказались «Избранные произведения», изданные обществом книголюбов. Книжных полок в комнате было множество: у Хауэлла создалось впечатление, что все они сделаны тяп-ляп. Дно полок проседало, стенки были перекошены. Еще Хауэлл обратил внимание на семейные фотографии, среди которых попадались и достаточно старые снимки. Он взял одну из них со стола, стоявшего рядом с креслом. На ней была изображена группа людей, сидевших на ступеньках перед входом в дом, который очень напоминал дом Келли. Однако, это был другой дом. Очевидно, фотографию сделали во время второй мировой войны или сразу после ее окончания: мужчина, изображенный на снимке, был одет в военную форму. Да и одежда всех остальных соответствовала тогдашней моде. Одно лицо показалось Хауэллу странно знакомым — лицо маленькой девочки. Нет, не маленькой девочки, которую он видел в окне: лица той он не разглядел… Хауэлл задумался, пытаясь понять, кого ему напоминает девочка на фотографии, и даже подпрыгнул от неожиданности, услышав голос Леони:

— Так, теперь можете войти.

Она стояла на пороге комнаты, в которой, видимо, обитала мама Келли.

Хауэлл с трудом поднялся и, волоча ноги, поплелся через гостиную: с каждым шагом его нервозность возрастала. Он медленно вошел в спальню и сперва увидел только спинку больничной койки и чьи-то ноги, прикрытые одеялом. Изголовье было скрыто за распахнутой дверью. Леони встала в ногах кровати и жестом подозвала к себе Хауэлла. Он обрадовался, потому что смог прислониться к постели. Встав поудобнее, Хауэлл повернул голову и посмотрел на маму Келли.

В мыслях он рисовал себе сморщенную старую каргу, поэтому неохотно поднял глаза и… натолкнулся на пристальный взгляд больших голубых глаз, сиявших на красивом лице, на котором не было почти ни одной морщинки. Хауэлл не сомневался, что до болезни эта женщина была настоящей красавицей. Она показалась ему высокой, как и Леони, однако хрупкой. Вероятно, она сильно похудела, догадался Хауэлл. Волосы у нее были совершенно седые и тонкие; Леони причесала их очень тщательно. Мама Келли широко улыбнулась, словно приветствуя старинного, куда-то запропастившегося приятеля. Зубы были в идеальном состоянии.