— Подумаешь, какая важность, — небрежно бросила Ляля.

— Очень важно, — серьезно сказала Светлана Ивановна.

— А вот моя мама даже семилетку не окончила и вышла за папу…

— Ну, она зря поторопилась, без образования нельзя.

— Можно, — решительно заявила Ляля. — Вот вы имеете высшее образование, наверное, учились лет пятнадцать, а толк какой? — Ляля окинула взглядом Светлану Ивановну с головы до ног и усмехнулась.

Светлана Ивановна посмотрела на свое «семи-сезонное» пальто и воротничок «под котик». Конечно, все это не могло идти ни в какое сравнение с Лялиными норками.

— Ну, а если с твоим папой что-нибудь случится, что вы с мамой будете делать?

Ляля промолчала.

— Я, конечно, одета хуже твоей мамы, но я зарабатываю сама и воспитываю сестру и брата. И еще с нами живет больная бабушка. Мы сами все делаем и хорошо живем, дружно. Все сыты, одеты, правда, не богато, но вполне прилично. И не боимся никаких трудностей.

— Сейчас нам начнет читать мораль, — шепнул Фредик Валерочке и подмигнул Ляле.

— Ну и пусть Лялька уходит, — сказал Леня, — мы и без нее справимся. — И сдвинул шапку на вспотевший лоб.

Фредик бросил лопату и отправился в парк за Лялей. Валерочка хотел было последовать за ними, но застеснялся.

— У меня устала больная рука, — сказал он Светлане Ивановне.

— Собирай тогда здоровой рукой «галки» вокруг санатория, — и Светлана Ивановна подала ему легкую корзину для бумаг.

Валерочка нехотя, двумя пальцами, взялся за корзинку и поволок ее за собой.

Фредик и Ляля подошли к нему. Фредик поддел ногой корзинку и сбросил ее вниз, в парк. Валерочка побежал за нею и там они оба принялись гонять корзинку, как футбольный мяч… Ляля смеялась до упаду… Ребята гоняли корзину до тех пор, пока от нее остались «рожки да ножки».

Во дворе «субботник» шел к концу. Вывозили последние куски снега и льда. Вдруг из-за санатория послышался отчаянный крик Лени. Ребята побежали к нему. Оказалось, что развеселившиеся Фредик и Валерочка отняли санки у Лени, плюхнулись на них оба, чтобы прокатиться по этому последнему, вывезенному сюда снегу, и раздавили их.

Вся «тройка» была вызвана на совет дружины. Обсуждалось их поведение на «субботнике».

— Меня дома ничего не заставляют делать, — а здесь — дежурь по столовой, подавай, принимай, вытирай столы, — возмущалась Ляля. — А теперь еще хотите, чтобы я вам лед колола!

— Никто тебя не собирается заставлять колоть лед, для всякого Светлана Ивановна нашла посильную работу… и ты дежурила только один раз, — говорила Марксида. — Вот завтра твое дежурство, и ты постарайся дежурить на пятерку, чтобы доказать всем, что ты не лодырь и не белоручка…

— Завтра — день моего рождения — и я в этот день дежурить не буду принципиально!

— Хорошо, — согласилась Светлана Ивановна, — мы тебя подменим в этот день, и, несмотря ни на что, по нашей санаторной традиции испечем тебе именинный пирог.

— А я не нуждаюсь в вашем пироге, — заявила Ляля. — Мама завтра пришлет мне посылку. — И она демонстративно покинула пионерскую.

— Слово — Гречишникову.

— Пожалуйста, я куплю вам и корзинку для бумаг, и санки… для меня такая сумма — пустяки… Мама мне всегда дает столько денег, сколько мне надо, — заявил Валерочка.

Марксида возмутилась:

— Разве дело в том, что ты заплатишь?

Фредик на совет дружины не явился.

— Я не пионер и плевать на вас хочу…

После долгих споров совет дружины постановил вынести порицание всей «тройке» за несознательность.

Утром, после завтрака, все застыли перед «Колючкой». «Троица» висела на ее шипах.

Лялю узнали по «конскому хвосту» на затылке и остроносым туфелькам на «шпильках». Валерочка болтал тоненькими ножками в узких брючках и ботинках с толстой подошвой, а у Фредика из коротких рукавов клетчатого пиджака вылезали здоровенные кулачищи. Причесан он был по моде — «я не один на сеновале кувыркался»…

— Кто это нарисовал такую пакость? — зарычал Фредик и попытался было сорвать «Колючку». Но предусмотрительная Марксида не пожалела канцелярского клея, «Колючка» прилепилась к доске «навечно».

— Все равно узнаю, кто нарисовал, и оторву башку, — пообещал Фредик.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

 ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЛЯЛИ

Фредик не отходил от окна, мчался в вестибюль на каждый звонок, забирался на голубятню, чтобы оттуда посмотреть на гору, не идет ли мать. А она — не шла… «Деньги нужны до зарезу», — досадовал Фредик. «Надо что-то подарить имениннице».

Ляля тоже с утра сидела в вестибюле, ждала почтальона с посылкой от мамы и рассеянно отвечала на» вопросы маленькой Наташи. С тех пор, как Наташа так подвела ее при всех, она стала раздражать Лялю. Вместо посылки почтальон принес поздравительную открытку. У Ляли испортилось настроение. Она, как надоевшего котенка, стряхнула Наташу с колен и недовольная ушла наверх в палату.

Обиженная Наташа огорченно посмотрела ей вслед. Вот дрогнули губы, выкатились две крупные слезинки. Сейчас она заплачет громко, так громко, что Ляля ее услышит и вернется…

— Не плачь, иди сюда, — позвала ее из пионерской Рая.

Но Наташа чувствовала себя очень несчастной… Рая взяла ее на руки и вместе с нею села за открытый рояль.

— Хочешь я тебе расскажу сказку «Про деда, бабу и курочку Рябу»?

— Хочу… — просияла Наташа и обняла Раю.

Как только Раины пальцы забегали по клавишам, Наташа узнала и «деда-бабу» и «курочку-рябу», которая так смешно кудахтала. Наташе даже показалось, что по клавишам со звоном покатилось яичко «не простое, а золотое…»

Неожиданно получил посылку Валера. Ляля и Фредик обрадовались. Но «Химия» немедленно овладела ею, вскрыла и выдала Валере два апельсина, несколько конфет и одну плитку шоколада.

Как Фредик ни крутился возле посылки, ему почти ничего не досталось. Вскоре у «Химии» в бельевой появилась ее дочь, высокая, худая, плоская, как доска, с мочаловидным «перманентом» жидких волос и длинной талией. Она унесла с собой увесистую хозяйственную сумку, с которой «Химия» приходила на работу.

Когда ее доченька спускалась с крыльца, Фредик углядел в больших карманах ее модной, широкой юбки конфеты, только что полученные Валерой. Фредик почувствовал себя бессовестно обокраденным и еще больше, чем раньше, возненавидел «Химию» и решил ей при случае отомстить.

К обеду Ляля явилась в ярко-красной шерстяной кофточке, голубых брюках и красных туфельках.

Окинув взором сидящих за столом, она с удовольствием отметила про себя, что произвела впечатление…

— Я не хочу есть эту противную рисовую кашу… — закапризничала Ляля.

— Почему? — подошла к ней Светлана Ивановна.

— Я это не ем… — это — для малышей, — отодвинула она тарелку.

— А что ты ешь? — спросил удивленный Митя.

— Я люблю мясо, дичь… фрукты и… шампанское…

— Ну насчет шампанского ты выдумываешь, — возразила Светлана Ивановна, — вероятно, вычитала это в каком-нибудь романе.

— Пила, пила, — утверждала Ляля, — оно такое сладкое, колется и шипит, как ситро… Мама давала мне выпить в день моего рождения.

Светлана Ивановна неодобрительно покачала головой.

— Ведь сегодня мне исполнилось четырнадцать лет.

— Ну что ж, поздравляем с днем рождения, — улыбаясь, сказала Светлана Ивановна. — Пирог — вечером, в ужин.

— Расти большой да умной, — пожелала дежурившая за Лялю Марксида.

Леня сбился с ног, выполняя поручения мальчиков из своей палаты. Валерочка отправил с ним для Ляли красиво выпиленную рамку со своим фото и кулек с апельсинами, конфетами и шоколадом. Он положил туда почти все гостинцы выданные ему «Химией».

— Это поздравление от Валерика! — сообщил посол гордой красавице.

— Благодарю, — ответила Ляля, перебирая жиденькую пачку открыток, подаренных ей девочками.