Необычно густым и разнообразным был и подлесок: тростники, папоротники, бамбук как бы сплелись между собой, чтобы укрывать в непролазной густоте все двигающееся и ползущее, все поедающее друг друга.

Иисус поначалу с удивлением и наслаждением любовался этим буйством субтропического леса, но вскоре, незаметно для самого себя, почувствовал угнетенность: что он, маленький человечек, по сравнению с великой матерью-природой? Да тут еще жрец-слуга со своим словом-предупреждением:

— Здесь много хищников-людоедов. Только силой твоей воли, Иисус, мы сможем остаться живыми и невредимыми.

Он не сказал, что они, Посвященные, тоже напрягут свою волю. Он не имел на такое откровение права. Вот и вышло, что вроде бы вся ответственность на плечах Иисуса. Так он понял.

Но легко ли держать волю свою, душевные силы свои в постоянном напряжении, создавая вокруг себя и путников своих невидимую, но непреодолимую завесу? К такому долгому напряжению он не был натренирован, однако что ему оставалось делать, ведь он не хотел окончить свою жизнь в зубах у тигра, пантеры, рыси, а то и медведя?

Здесь, в полосе сплошных джунглей, селения встречались очень редко, и Иисусу с его спутниками нет-нет, да и приходилось коротать ночи у костра. И этому тревожному пути, как казалось, не будет конца. Однако конец бывает всему: чем выше в горы, тем джунгли редели, а села стали попадаться чаще, где путники могли спокойно отдаваться отдыху.

Вот и первый монастырь белых жрецов. Встреча теплая, ибо и сюда дошел слух о молодом Великом Посвященном, который намерен познать Священную тайну Вед в Храме Вьясы-Кришны.

Теперь он оказался под приглядом жрецов, и его сопровождали от монастыря к монастырю по горной стране Орисс, пока не достиг он со своими спутниками конечного пункта странствий — священного города Джаггернаута с его Храмом.

Узкая долина, очень похожая на его родную, с такими же вечнозелеными виноградниками, с домиками на склонах, с полосками джута, гречихи, маиса, маша и других бобовых — особенно же притягивали взор делянки, на которых алел стручками перец-чили. Эти делянки словно пылали холодным огнем.

С перевала они спустились в долину, но самого города еще не увидели, а на удивленный вопрос Иисуса проводники из белых жрецов ответили:

— Вон за тем утесом. Вьяса-Кришна был гоним куравасами и должен был скрываться. Вот он и выбрал место, которое не сразу можно увидеть. А Храм и священный город при Храме был превращен Кришной в крепость. Отсюда он вдохновлял тех, кто шел по пути Рамы, по пути Солнца, а не Луны, на великую войну. И он победил. Ты оценишь его великий подвиг, узнав Веды.

Еще добрые полдня пути, и за утесом открылся город, стены которого из тесаного песчаника словно гордились и своей высотой, и своей неприступностью. Да, укрывшись за ними, можно руководить. Действительно, на них не взберешься, не приставив лестниц, но и это почти невозможно, ибо стены сооружены были буквально по краям обрывов. Естественных ли, рукотворных ли — этого сейчас уже никто не мог знать.

Иисус еще только подходил к воротам, а они уже распахнулись настежь, и жрецы в белоснежных одеяниях торжественно выступили навстречу. Во главе их шествовал с факелом в руке, хотя день был еще в полном разгаре, Великий Посвященный, которого здесь почитали за брихаспати — наставника не только жрецов, но и богов.

— Мы чтим твое Великое Посвящение, торжественно начал он слова приветствия, — но ты, переступив порог Храма, где покоятся смертные останки Вьясы-Кришны, становишься на многие годы брахмачарином — учеником Брахмы.

Иисус покорно склонил голову в знак согласия.

Он предполагал, что и здесь, как у ессеев и как у жрецов Храма Озириса, придется ему пройти определенные испытания, быть может, еще более сложные, чем в Храме Солнца, вышло, однако же, иначе: омыв и дав отдохнуть несколько часов с дороги, позвали его на общую трапезу, где определили ему место по левую руку брихаспати. Стало быть, по разумению Иисуса, его здесь восприняли все же не как ученика, а как Великого Посвященного пятой степени. Значит, никаких испытаний не предвидится, и доступа в тайное Святилище Знаний он получит беспрепятственно.

Иисус не ошибся. Уже утром ему определили наставников, и один из них повел его знакомить с Храмом. Никаких тайных ходов, никаких скрытых дверей, кроме одной — в хранилище Вед. Все остальное — открыто. Все понятно и в залах, каждый из которых посвящен одному из богов или нескольким, схожим по функциям, но менее значимым, второстепенным в иерархии пантеона богов. Вдоль стен — статуи, а на самих стенах — горельефы и барельефы, рассказывающие о жизни богов и их функциях. И везде — апсары. Божественные танцовщицы, которые живут в воздухе, меняя свой облик в интересах богов.

— Они, — пояснил жрец, — нежные спутники всех богов.

К концу осмотра Иисус уяснил, что боги Индии подобны богам Олимпа, с теми же предназначениями: Индра — верховный бог пантеона, бог грома и молний; Агни — бог огня; Сурья — бог солнца; Тавашар — бог-созидатель, строитель, мастер; Ушас — богиня утренней зари; Яма — владыка царства мертвых; Варуна — вершитель правосудия…

Пища и питье богов индийского пантеона тоже священны — сок божественного дерева Сома.

Как случилось, что греки позаимствовали индийский пантеон, изменив лишь для своего удобства имена богов? И когда? Возможно, во времена Александра Македонского, покорившего сначала Грецию, а затем и Индию? А может, еще раньше? Хотя вряд ли, ибо Александр покорил Грецию, когда она еще не выросла из детских распашонок. Он принес с собой культуру Македонии, более высокую, истоки которой едины с истоками культуры Индии. Вернее сказать, они от одного корня — от высокопросвещенного и цивилизованного народа Парси.

Можно еще учитывать и то, что в завоевательном походе Александра Македонского было довольно много греков, игравших не последнюю роль в руководстве великого войска.

Впрочем, Иисуса не очень долго занимала эта мысль, он еще у ессеев понял, что верования всех арийских народов имеют один источник, они круто переплетены, взаимно обогащают и дополняют друг друга, хотя и имеют явно выраженный национальный колорит у каждого из народов. И как только вошли они в зал Рамы, мысли Иисуса сразу же приняли иное направление: он был поражен увиденным и разочарован услышанным.

Сам зал казался бескрышным, словно над ним нависло бескрайнее звездное небо, которое поддерживают колонны, все в барельефах и горельефах, по которым при определенном знании можно прочесть всю жизнь Великого Человека. В центре зала — алтарь, с правой стороны которого — статуя молодого крепкотелого воина с факелом в руке; с левой стороны — статуя женщины, которая держит в руках чашу. Перед алтарем — круг, испещренный какими-то непонятными знаками и линиями.

— Здесь запечатлены для потомков, — начал пояснение жрец-наставник, — величайшие события рода человеческого, но особенно для нашего мирового периода Кали, сменившего Двапару, для белой расы, которая стала волей Великого Творца победительницей черной. В зале, подобном этому, Рама встретился с посланцем Великого Творца Божественным Разумом и по его воле вручил мужчине, предназначенному в жертву, факел — Священный Огонь Божественного Духа. А женщине-друидессе, которая намеревалась принести в жертву воина и которую Рама смирил с помощью посланца Космоса, — чашу. Чашу Жизни и Любви. Из подобного зала Божественный Разум вознес в небесные сферы Раму и передал ему свои знания, повелев Раме щедро делиться теми знаниями с людьми. Рама со рвением исполнял свою роль Просветителя, а для потомков оставил книгу, написанную звездами, — Зодиак. Это его завещание. Завещание патриарха Посвященных. В нем — тройной смысл, который ты познаешь в нашем Храме. Сейчас скажу лишь о сути троичности: тот, кто создает безостановочно миры, — троичен. Он есть Брама-Отец, Майя-Мать; он есть Вишну-Сын: Сущность, Субстанция, Жизнь. Каждый включает в себя две остальные и все три составляют одно в Неизречимом.