Это дело, как выражаются юристы, уже закончено следствием, не хватает только какой-то мелочи, чтобы пухлые тома перешли в суд, но знающие люди говорят, что главные соучастники преступления получат по заслугам. Однако по той причине, что суд еще не состоялся и приговоры неизвестны, да начнутся еще кассационные перипетии, мы не называем город, в котором произошли события.

Итак, это произошло в небольшом городе Н., что стоит на стыке Европы и Азии и где чувствуется влияние двух континентов и дуют два ветра — сибирский и уральский, а трубы гигантского завода, который раскинулся на окраине, видны из любой точки. Завод украшает город, как жемчужина корону, к нему по утрам льется рекой веселая толпа рабочих в синих спецовках, звенят трамваи, шуршат шинами разноцветные троллейбусы. Ранним утром завод опоясан гирляндой неоновых огней, ветер — то уральский, то сибирский — полощет красные знамена, возле проходной — цветочные клумбы, а за ними начинается аллея, по обеим сторонам которой висят огромные портреты. Это не кинозвезды, не миллионеры, не жокеи модных ипподромов, не бейсболисты, не прорицатели и не гангстеры. В длинной аллее висят огромные портреты токарей, фрезеровщиков, сверловщиц, кузнецов, литейщиков, расточников и формовщиков.

По ночам ярко освещенный завод похож на причаливший к земле космический корабль галактических, по сравнению с земными космолетами, размеров. Солнцелет приземлился в старинный город недавно, но город начал быстро и весело приспосабливаться к небесному соседу. Среди деревянных двухэтажных домов уже взлетывают здания из бетона и стекла, великолепен и современен городской театр, раскрыл створки модерновой раковины стеклянный автовокзал; светится восковыми отблесками публичная библиотека, похожая на пчелиные соты. Но город еще отстает от космического соседа: вот тоскует по сгнившему забору покосившаяся избенка, а вот цепные псы надрываются за забором-крепостью, вот, наконец, грязный и затхлый базар-барахолка, где с раннего утра вокруг пивных ларьков ходят люди с багровыми опухшими лицами, а вот улица, покрытая щербатым дореволюционным булыжником.

Там, где кончается асфальт, где старые тополя протягивают в небо обрубленные ветви и рвется на свободу охрипший от лая, полузадушенный цепью пес, из свежих тополиных листьев скромно выглядывает на солнечный мир вывеска «Н-ская автобаза» и всегда потушен предупредитель-табло «Берегись автомобиля!». Деревья скрывают кронами вход в проходную; одним словом, автобаза не стремится показать себя прохожему, ошеломить его лозунгами и призывами, не сообщает о том, когда коллектив завершит выполнение плана восьмой пятилетки. Она скромна, как провинциальная невеста, эта «Н-ская автобаза»!

Скромная автобаза, тем не менее, имеет около пятидесяти автомобилей трех марок: легковые машины, автобусы РАФ и ПАЗ, и если снаружи автобазы почти не видно, то за проходной начинается нечто слегка индустриальное, хотя и носящее отпечаток анахронизма. На дворе стоят два больших гаража, три ремонтных бокса, административное помещение — контора, возле которой сидит сторож в больших валенках, хотя на дворе июнь. Погуживают автомобили, готовясь к рейсам, шипят брандспойты на мойке, звучит музыкой громкоговоритель, но в боксах и конторе еще стоит благолепная тишина: их обитатели приходят к девяти часам утра. Двор чисто выметен, много цветов и хорошего асфальта, и вот тут-то, на дворе, от плакатов, лозунгов, призывов, транспарантов рябит в глазах: «Завершим досрочно пятилетку!», «Каждый рейс — ударный!» и так далее.

На щербатой, купеческой выделки мостовой без пяти минут девять появилась «Волга» серого мышиного цвета, не скрипнув ни рессорой, ни амортизаторами, не задребезжав ни одной металлической деталью, на большой скорости пронеслась по булыжникам и бесшумно умерла — так она незаметно останавливалась — возле проходной автобазы. Машина простояла две-три секунды, потом двери открылись, и сторож в валенках почтительно поклонился:

— Доброе утречко, Станислав Иванович!

Начальник автобазы Станислав Иванович Корж был медлителен, вальяжен в движениях, улыбка у него была общительная, добрая, зеленоватые глаза смотрели с непонятной усмешкой; одет он был в хорошо сшитый костюм деликатного незаметного цвета, такого же, как бесшумная «Волга». Шагая неторопливо на длинных ногах, он внушительно пронес через двор шишковатую голову, кивнув секретарю-диспетчеру Клавдии Мироновне, скрылся в кабинете, на дверях которого не было таблички, сама дверь была обита снаружи незаметным плохоньким дерматином, но точно так, как обрубленные деревья скрывали от любопытных взоров автобазу, привычная дерматиновая дверь хранила за собой отличный, даже чуточку пижонский кабинет, правда небольшой. Здесь стоял письменный стол-аэродром, телефоны немецкого и венгерского происхождения, а один из телефонов, стоящий отдельно, имел такую форму и конструкцию, какие встречаются в кабинетах столичных министров. Разговаривая по внутреннему телефону с работниками автобазы, Станислав Иванович Корж мог обходиться без трубки — перед ним стоял розовый микрофон итальянской фирмы.

Когда начальник автобазы вошел в кабинет, дверной замок за ним защелкнулся намертво — первые полчаса после прихода на работу Станислав Иванович никого не принимал и не отвечал на звонки внутреннего телефона. В эти полчаса в кабинет начальника не смела входить даже диспетчер-секретарь Клавдия Мироновна.

Диспетчеров на автобазе при их суточной работе было трое, по только Клавдия Мироновна совмещала должности диспетчера и секретаря, и когда она отдыхала, Станислав Иванович Корж обходился без личного секретаря. Он даже отключал телефон к диспетчеру.

Повесив в шкаф легкий серый плащ, Станислав Иванович сел на свое рабочее место, выдержав несколько секунд полной неподвижности, вынул из внутреннего кармана пиджака маленькую записную книжку, не раскрывая, небрежно бросил на стол, чтобы вплоть до окончания рабочего дня ни разу не воспользоваться ею, хотя записная книжка лежала на заметном месте — рядом с «шестидневкой», где можно было прочесть такие напоминания, как «Проконтролировать занятия политкружка», «Проверить исполнение решения горсовета от 12 апреля» или «Побывать на профбюро» и так далее, написанные крупным чертежным почерком инженера.

Посидев несколько секунд в полной неподвижности, Станислав Иванович сосредоточенно потер длинными пальцами высокие залысины, улыбнулся — в одиночестве-то — непонятной плотоядной улыбкой и уж после этого положил белую руку на черный обособленный телефон, а левой рукой, безымянным пальцем, окольцованным обручальным золотом, набрал телефонный номер. Станислав Иванович Корж носил в памяти около ста пятидесяти пятизначных телефонных номеров.

— Угушеньки! — сказал он в трубку и подмигнул потолку. — Ах, какой у нас заспанный голос…

Трубка у особенного телефона была тихой, специально приглушенной, чтобы случайный посетитель не слышал ничего.

Минут пять начальник автобазы сидел в полной тишине, а потом, набрав следующий номер, только промычал в трубку, чего, видимо, было достаточно для узнавания. Так ничего и не сказав, Станислав Иванович набрал еще один номер, услышав ответ, неторопливо распорядился:

— Без четверти три, не опаздывать!

После третьего звонка трубка намертво была прижата плечом к уху — начальник автобазы только просто поздоровался с неким Семеном Вениаминовичем, не попрощавшись набрал еще один помер — не здоровался, а только хмыкнул, затем с кем-то заговорил неожиданным для его крупной фигуры капризным голосом, потом, набрав очередной номер, нежно сказал «Чао!» и в конце беседы тихо добавил «лапушка», а когда и этот ласковый разговор был окончен, с кем-то, видимо неприятным ему, холодно пошутил: «Тебе передачу, мальчик, я носить не буду… Пиши письма, но не доплатные…». После всего этого Станислав Иванович, взяв трубку в другую руку, проворковал: