— Нет. Не надо. Будет хуже. Меня заберут. Свои. Иди. Ильгет! - она уже поднялась, - Не рассказывай. Никому. О том, что случилось.

— А зеркало могла бы и вымыть.

Ильгет старательно терла вареные овощи для супа. Может, сделать еще десерт? Сливки, например, взбить?

Пита сказал глуховато.

— Ну, может быть, ей некогда…

Да, пожалуй, можно ягоды со сливками. Ильгет достала из холодильника ягодное ассорти, повернула кран холодной воды, стала промывать черные и красные свежие ягоды.

— Ну не знаю, - гремела свекровь. Она всегда так громко говорит, привычка, выработанная на Великих Стройках, - у меня трое было, да я еще работала целый день, однако такой грязи не разводила.

Да, подумала Ильгет, героическая женщина. Осколок Великой Эпохи. Куда уж нам…

Свекровь чаще всего избегала открытых конфликтов. Говорила об Ильгет за стеной, но так, чтобы невестка слышала. Впрочем, иногда и в глаза ей не стеснялась что-то высказать - Ильгет все равно отмалчивалась.

Уже привычно.

Ильгет затарахтела миксером, взбивая сливки. Что-то там они еще говорили за стеной. Ну почему она пришла именно сейчас? Как невовремя… Надо рассказать кому-нибудь о случившемся! Ну хоть кому-то… До сих пор ведь руки дрожат. И чего испугалась, дуреха? Ну застрелили бы. Ведь сама же просила Господа - пусть меня убьют. А это хорошая смерть, раз - и все.

Просто страшно. Инстинкт. От него не денешься никуда. И потом, даже не это интересно - ну попала в центр бандитской разборки, с каждым может случиться. Интересно другое.

ОТКУДА ОН МОГ ЗНАТЬ МОЕ ИМЯ?

И кто он вообще такой? Сейчас, вспоминая лицо того человека, Ильгет с удивлением отдала себе отчет - а он ведь очень красив. Она не привыкла так думать о мужчинах, вообще замечать мужскую красоту. Более того, ей даже и не нравились мужчины, которых принято считать красавцами. Этот бандит - не такой. У него нездешнее лицо. Не лонгинское. Он может быть орвитом или может быть с Северного материка… а впрочем, кто его знает. И очень красивое лицо. Глаза особенно. Серые. Вот у Питы тоже серые глаза, но совсем не такие. Другое выражение. И где она могла видеть этого типа? Он кажется очень, очень знакомым. Но с другой стороны, такое дежа вю у нее уже не первый раз - случалось, она видела людей, которые казались знакомыми с первого взгляда.

Причем этот не просто кажется знакомым - а как-то хорошо, приятно знакомым. Будто это друг старый или родственник. Будто ему можно доверять во всем. Чертова интуиция… ее нужно слушать и поступать наоборот. И все же интересно бывает анализировать вот такие ощущения.

Очень сильные. Настолько сильные, что Ильгет уже и не знала, что кажется ей более странным - это чувство давнего знакомства или тот действительный факт, что незнакомец назвал ее имя.

Она сняла суп с плиты, разложила ягоды по вазочкам и шлепнула поверх каждой белую плюху из взбитых сливок. Три вазочки. Вдруг свекровь тоже останется на обед… Теперь вот надо идти вынимать белье из машины. Проходить мимо Питы и его мамочки. Гадость какая. А что делать? Ильгет глубоко вздохнула, сжала зубы и вышла из кухни. Свекровь смерила ее неприязненным взглядом.

— Пойду стирку выну, - сказала Ильгет в пространство. Из коридора она услышала ворчание Питиной мамы.

— Еще стиральную машину купили. Так бы руками стирала, как в наше время.

Пита, как водится, помалкивал. Ругаться с мамой - себе дороже. Почему? - Ильгет толкнула дверь, - неужели человеку приятно ворчать просто беспрерывно?

Нет, почему свекровь Ильгет не любит - вполне понятно. Ильгет обманом, по ее мнению, втиснулась в их семью. Окрутила сына. Голодранка, дочь матери-одиночки, а пользуется благами, которые свекровь заработала своими руками. Теперь еще и бездельничает - ведь не объяснишь, что работы действительно, реально нет никакой. Все это при Ильгет довольно часто озвучивалось. Кроме того, Ильгет отлично понимала, что слишком уж разные они люди - она и свекровь. Она - и вся семья Питы. И если честно, даже она и сам Пита. Хотя тут при хорошем раскладе могло бы получаться взаимодополнение. Но это при хорошем.

То есть все понятно. Непонятно другое - ну плоха Ильгет - но неужели ж приятно человеку просто беспрерывно выплескивать свой негатив? Безостановочно, постоянно тонуть в мысленном ворчании, в ненависти и отвращении? Ведь надоесть же должно.

Ильгет прижала к себе тазик, толкнула подвальную дверь. Облегчение от исповеди прошло полностью. Сердце снова ныло, и внутри все было привычно сжато в болезненный тугой комок. Все это неправильно. Нельзя так реагировать. Кстати, свекровь права в данном случае - у Ильгет и в самом деле бардак. Она не очень-то хорошая хозяйка. И зеркало правда давно не мыто. Могла бы и получше следить за домом. Да, но… мне просто больно, больно, больно… и это не проходит никогда. Неожиданно брызнули слезы. Ильгет открыла стиральную машинку, присела и стала вываливать белье в тазик. Господи, да сколько же можно… Почему так плохо-то все? Сзади скрипнула дверь. Ильгет поспешно вытерла слезы ладонью. Поднялась. Подошла к сушилке.

— Здравствуйте, - она постаралась произнести это как можно бодрее.

— А, шени Эйтлин! - соседка с третьего, бабушка лет под семьдесят, однако бодрая, с крашеными блондинистыми волосами, всегда в косметике - всегда, даже здесь, в стиралке! - А я как раз с вами поговорить хотела! Вы свое белье так развешиваете, что места никакого не остается! Надо же и о других немного думать!

Ильгет, онемев, смотрела на соседку.

— Но я…

— Детей у вас нет, неужели надо обязательно каждый день стирать и занимать все веревки?

— Но я не каждый день… да где? Где вы здесь видите мое белье?

— А вот! - бабушка победоносно указала на чьи-то сатиновые пододеяльники, - и это! И это! И вот здесь, скажете, это не ваше? - она дернула за дамские кружевные панталоны, в которые Ильгет могла бы завернуться два раза.

— Здесь нет моего белья… это не мое… - пролепетала она. Но соседку уже несло.

— И по коридору шастаете все время, как ночь, так шастаете! Водите друзей каких-то! А мы спать не можем!

— Да не бывает у нас никого! - закричала Ильгет, не выдержав. По лицу снова покатились слезы. Подхватив тазик, она побежала к двери. Вслед ей неслось.

— Ишь, хамка! Еще и старшим грубит! Мало вас драли в детстве! Я вас из дома-то выживу! В следующий раз полицию вызову!

Добежав до четвертого этажа, Ильгет остановилась. Ладно, белье можно потом сходить развесить. Ну как входить в квартиру в таком виде? Там свекровь. Невозможно, невыносимо. Лицо в красных разводах, слезы. Надо успокоиться. Ильгет прислонилась к стене. Взяла мокрую тряпку - постиранный носовой платок - приложила к пылающему лицу. Сейчас пройдет. Сейчас все пройдет. Все будет хорошо. Наверное, я скоро привыкну ко всему этому. Это что, отец Дэйн, и есть постоянные нападения темных сил? Но ведь свекровь - это не темные силы, и соседка тоже. Или через них действуют бесы? Может быть, и так. А может, сама Ильгет действительно такая дрянь, такая отвратительная, мерзкая тварь, что весь мир ее просто ненавидит - и правильно делает. Ну хорошо, конечно, она не виновата в том, что ей вменяют. Она не занимает бельевые веревки, и никаких друзей никогда у них не бывает. Но по сути она и в самом деле дрянь. Мужа она по-настоящему не любит. Вообще не любит людей. Пишет всякую ерунду и гробит на это очень много времени, в которое можно было бы, например, помыть зеркало. Или почистить унитаз. Ходит в Сеть и общается там неизвестно с кем. Постоянно на всех обижается. Жалеет себя. Ничего хорошего из себя не представляет - лентяйка, образования не получила, не работает, даже работодателям она не нужна… Даже ребенка родить не в состоянии. Господи, за что только Ты меня так любишь? Ведь не за что же, совершенно. Да, я знаю, Ты любишь просто так. Ильгет всхлипнула. Сколько можно здесь стоять? Надо домой все-таки идти. Господи, забери меня отсюда уже, а? Ну почему меня вот сегодня не убили?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: