Кстати, это тоже - ведь мы, христиане, обязаны всему радоваться. А она вместо того, чтобы радоваться, вся изнылась.

Господи, помоги мне, пожалуйста, сделай что-нибудь, только чтобы не было так больно. Ильгет вошла в квартиру. И сразу же поняла, что свекрови нет. Ура, спасибо, Господи! Как сразу спокойно стало. Пита - он все-таки свой, родной…

Муж сидел за своим ноутбуком, прямо в гостиной. Может быть, в такой ситуации год назад Ильгет первым делом кинулась бы ему жаловаться. Но сейчас… она остановилась. Поставила тазик с мокрым бельем на табуретку.

— Пита, идем есть… Мама уже ушла?

Она говорила спокойно и тихо, надеясь, что муж не заметит красных пятен на лице или дрожи в голосе. И Пита не заметил.

— Ушла, - он встал, пошел на кухню. Тучей уселся за стол, молча ожидая, пока Ильгет накроет - тарелки, хлеб, солонка, разлить суп…

— Я сварила кремовый картофельный. Должно быть вкусно, - сообщила она. Села рядом с мужем и украдкой, не крестясь, прочитала молитву. Не надо раздражать мужа. Хотя это и не поможет. Пита стал рассеянно хлебать суп.

— Проект дурацкий, - пробормотал он. Ильгет сочувственно кивнула. Пита весь в своей работе. Ей это нравилось. Перейдя работать в центр биотехнологии, Пита словно заново родился - увлеченно просиживал ночами за компьютером. Правда, добрее он от этого не становился. Ворчал на шефа, на коллег, которые все время мешают и ничего не соображают, на торговцев, которые заключают идиотские договора. Но по крайней мере, он увлечен работой.

— Они думают, что я им сделаю блок за неделю. Я сразу сказал - две недели - это минимум. Я просто не потяну. И никто не потянет…

— Что-то у вас там прямо потогонная система, - сказала Ильгет.

— Вот именно, - кивнул Пита, -… понимаешь, там… - он углубился в описание технических деталей, уже через несколько секунд Ильгет перестала его понимать. Но просить объяснить было бесполезно, она лишь молча кивала. Потом она спросила.

— Но это проект, ты говоришь, для какого-то нового центра?

— Да, - сказал Пита, - собираются строить у нас. Биотехнологическое производство, какие-то роботы, что ли…

— Живые? Раз биотехнология…

— Ну не знаю. Нас ведь не посвящают в детали, и вообще это проект правительственный, все в тайне. Я думаю, что-то военное… Ось Зла, ты же понимаешь.

Ильгет нахмурилась.

— Я только не понимаю, почему Ось Зла… Если так посмотреть, так это мы на всех нападаем.

— Ну, Иль… ты по-женски рассуждаешь. Смотри, - Пита стал загибать пальцы, - на планете есть целый ряд стран, где общественный строй, во-первых, приближен к диктатуре. Во-вторых, там у них нарушаются права человека. В-третьих, есть совершенно точные доказательства того, что эти страны собираются заключить союз и напасть на Лонгин. И что мы должны, сидеть сложа руки и ждать, пока они к нам придут?

— Да, в общем, все логично, - согласилась Ильгет.

— Они же нам сами скажут спасибо, - проворчал Пита.

Ильгет убрала тарелки. Поставила второе. Ей не хотелось есть.

— А ты?

— Я только десерт буду.

Ильгет села напротив мужа, наблюдая, как он ест. У него очень красивые руки. Длинные пальцы, как у пианиста. Ильгет нравилось смотреть, как Пита работает на клавиатуре. Как ведет машину.

— А меня сегодня чуть не застрелили, - сказала она. Пита поднял бровь.

— Да?

— Ну а что ты шляешься по улицам, сама же знаешь, обстановка сейчас криминогенная. Поди, в церковь опять таскалась?

— Да, - сказала Ильгет, глотая комок. Вот пожалуйста, опять жалость к себе.

Нока выбралась из-под стола и положила голову ей на колени.

— Ну и застрелят в следующий раз, - сказал Пита, - Шляешься неизвестно где, а потом все у тебя виноваты.

— Да никто не виноват, - возразила Ильгет, - я просто хотела рассказать.

— Еще, наверное, и через лес одна таскалась.

Ильгет промолчала. Это было правдой.

— Неужели нельзя жить по-человечески? - спросил Пита, - а впрочем, - он махнул рукой.

Ильгет придвинулась к нему ближе, положила ладонь на его предплечье. Пита неприязненно взглянул на нее и сидел неподвижно. Ильгет убрала руку.

Ну не хочет - не надо.

— Я три года пытался до тебя достучаться, теперь вижу, что это бесполезно, - он отправил в рот ложку с ягодами. Ильгет опустила голову. Вот опять… опять… ведь сейчас она не сдержится. Начнется скандал. Только не это.

— Как именно ты пытался до меня достучаться?

— А ты забыла, да? Ну конечно, память короткая.

Ильгет встала, отставила недоеденный десерт. Сложила тарелки в раковину.

— Забыла, как отталкивала меня?

— Я тебя не отталкивала! - крикнула она.

— Ага, ага! "Мне больно"! - передразнил Пита, - и хоть бы попыталась чему-то научиться, хоть бы попробовала!

— Я пробовала, - Ильгет рыдала, уже не стесняясь. Да, она чувствовала свою вину. У них была ужасная сексуальная жизнь. Вроде бы, Ильгет и старалась, какие-то книжки даже читала, что-то новенькое пыталась внедрять, но все время выходило глупо. Это как писание, как творчество - чем больше на тебя давят, тем меньше получается. Пита начал давить и требовать от нее многого еще до свадьбы - может, в том и беда, что они спали, еще не поженившись… не обвенчавшись. Только вот непонятно, почему после венчания - Пита согласился на него полгода назад, уже после смерти Мари, - после венчания все пошло еще гораздо хуже.

— Ну хорошо, хорошо, я виновата, - Ильгет повернулась, - но зачем сейчас об этом говорить?

— Затем, чтобы ты мне здесь динамо не устраивала. А то взяла моду - сначала заведет, а потом отказывает.

— Но это же неправда! - Ильгет снова разрыдалась. Или правда? Было такое или нет? Она уже просто не помнит. Если и было, то невольно.

— Посмотри на себя, - пристыдил ее Пита, - иди и посмотри в зеркало, на кого ты похожа.

— Я же только потому… потому что ты сам… сам же обвинял меня, что я никогда не ласкаюсь к тебе… это тоже неправда… но раз так, то я…

— Иди на фиг, дура! - Пита встал и вышел из кухни. Ильгет стала мыть посуду. Вот спасибо-то, Господи. Устроил, называется, облегчение. Конечно, по сравнению с этим, и соседка, и даже свекровь - это так, пустячки.

До чего же я всех ненавижу… просто всех… не видеть бы никого. Совсем никого. Куда бежать? К маме - там будет еще хуже все. Да и мама - у нее новый сожитель, им вдвоем хорошо, куда им еще Ильгет в однокомнатную?! Мама и так на нее всю жизнь угрохала… А снять квартиру самой - просто не на что. Работу. Нужна работа. Срочно.

Ильгет проскользнула в спальню. Пита сидел за компьютером и подчеркнуто не смотрел на жену. Ну что ж, не хочешь - не надо.

Ильгет прошла в свой угол - в спальне втиснули маленький столик и компьютер. Над столиком на стене - Распятие. И фотография квиринского ландера с раскинутыми в полете дельтовидными крыльями, в голубом небе. "Авис-143", мечта, сказка… Ильгет включила компьютер. Рядом маленькая полочка собственных книг Ильгет - поэты Мурской эпохи, Библия, немного фантастики.

Она вытерла слезы. Ничего. Все будет нормально. Надо работу искать, вот что. Так жить нельзя. Да, семья, венчанный брак, да, она в ответе за Питу, но надо уходить. Может, это ему же и пойдет на пользу - он задумается, осознает, что она все-таки ему дорога. Начнет хоть как-то прислушиваться к ней… Хотя, наверное, это она во всем виновата. Только непонятно, в чем именно, и как это можно исправить. Пита говорит, что сейчас уже ничего исправить нельзя, надо было раньше думать. Но и раньше - вот повторись все сначала, Ильгет не знала, как это изменить.

Темные силы. Это логично. Бесы. Все как с ума посходили. Даже на улице, в транспорте собачатся постоянно.

Но ведь это же ненормально, когда тебя ненавидят все. Соседи, родственники, даже собственная мать, и та отталкивает. И муж. Значит, в тебе действительно что-то очень, ну очень плохо. И хуже всего, что ты не понимаешь - что именно.

Вот ведь говорят, что жена-христианка должна завоевать мужа кротостью и благонравием. Но как? Ильгет понятия не имела. Наоборот, с тех пор, как она стала христианкой, а особенно после венчания, все ухудшилось. И вроде бы она старалась - никогда не отказывала в сексе, даже наоборот, проявляла инициативу, хозяйством занималась как умела (впрочем, Пите плевать на хозяйство), старалась не приставать со своими делами, выслушивать, помогать… Но ничего не получалось! Наоборот, по отзывам Питы, все было просто ужасно.