И мирно бормочущий телевизор.

   - Почему ты телек никогда не выключаешь?

   - Да как-то веселее с ним.

   - Слушай, Хэла... а тебе бы не хотелось вернуться в Дейтрос?

   Женщина пожала плечами.

   - А нас туда, думаешь, пустят?

   - Да не в том дело. Я в принципе. Вот ты здесь уже восемь лет. Здесь лучше?

   Темные глаза Хэлы слегка потускнели. Соседка замялась, плечи ее дрогнули. Потом распрямились.

   - В общем, да, лучше... В Дейтросе разве у меня было бы все вот это, - она повела рукой, - там же знаешь как в распределителях - нищета. И дети... - она умолкла, но потом решительно закончила, - все равно как-то устроены.

   Две дочери Хэлы были замужем, а в Дарайе замужняя женщина с детьми чаще всего не работает. "Устроена" - и все. У Малина, живущего пока здесь, одна перспектива -- в сиббы, вслед за отцом. И только старший сын действительно выбился в люди -- стал инженером.

   - Мы в прошлом году в отпуск ездили на Лутану, - поделилась Хэла.

   - В Дейтросе же все тоже ездят в отпуска... на море...

   - Ну там же не такие курорты, как здесь! И вообще, знаешь, это у тебя хандра просто. Я тебя понимаю. Ты одна, никого нет... Родня вся там осталась, друзей здесь еще нет, мужика тоже... надо тебе завести кого-нибудь! Здесь же не строго, как в Дейтросе.

   Ивик улыбнулась и смущенно потупилась. Хэла прищурилась, как разведчик.

   - Что, уже есть кто-то?

   - Да вроде, знаешь... представляешь, гуляла на рынке и встретила. Он тоже наш. Мой старый знакомый. Давно уже здесь.

   - Ну ты даешь! И еще хандришь. Ну и как у тебя с ним? А он кто?

   - С ним -- очень хорошо...

   - Съезжаться-то будете?

   - Нет... не знаю пока. Но он хороший. Он был гэйном, - рассказала Ивик. Даже такую чушь про Кельма нести -- и то было приятно, - попал в плен, ну и... в общем, теперь работает здесь.

   Хэла присвистнула.

   - Ну-у! Если гэйном был -- то это ты хорошо подцепила. Денег наверняка куры не клюют.

   - Да вроде он не бедный...

   - Да уж конечно! Используй его на всю катушку, вот, что я тебе скажу. Ну красавица! А ты еще говоришь, одежды тебе не надо! Да такого парня надо беречь, как зеницу ока! Слушай, тебе в парикмахерскую бы сходить! Это дорого, но у нас на третьем этаже одна баба есть, вот так стрижет, и всего за десятку!

   - Ой, Хэла...

   Их прервал затяжной звонок в дверь. Соседка помрачнела.

   - Мой гад явился! - она поплелась открывать. Из прихожей раздался жизнерадостный пьяный баритон Вайша. Пользуясь случаем, Ивик быстренько распрощалась и скользнула к себе.

   Она раскрыла эйтрон. В кои-то веки есть немного времени. Ивик рассчитывала, что на Дарайе расписание будет не таким напряженным, будет оставаться больше времени на творчество. Но - тоже некогда, время надо выкраивать. То работа, то связь, то рутинные операции, а то -- Кельм... правда, вчера они вдвоем в кабинете, усевшись рядышком на диван, работали -- Кельм два года назад начал писать большой мистический роман. Судя по отрывкам, получится гениально.

   В углу монитора висело сообщение от Кельма.

   Он редко прямо выражал чувства -- Ивик, впрочем, тоже. Выражение чувств Кельма заключалось в том, что он писал записки и сообщения, то на мобилку, то на эйтрон. О чем-нибудь. Ни о чем. Контрольные.

   "У меня все в порядке. Изменений нет. У тебя как? Узнай, когда у тебя отпуск, я тоже возьму, и мы съездим в замок Кейвора, тебе обязательно надо увидеть".

   Самого Кельма в сети не было. Ивик нежно улыбнулась и стала писать ответ.

   Потом прочла стихи Келиан.

   Девочка вчера занесла книгу про золотоискателей, взяла другую. Призналась, что пишет стихи. Ивик заинтересовалась, и Келиан это понравилось. Похоже, Ивик успела занять в ее судьбе особое место. До сих пор никому не было интересно, что там Кели читает, и тем более, что пишет.

   Стихи оказались неожиданно интересными. Необычными.

   В час ранний*,

   Исчезну в звенящей мгле,

   Я странник,

   Я не прикован к земле,

   Не поздно,

   Взгляд бросить,

   И в даль уйти,

   Путь, звезды,

   И ветра тень на пути,

   В час ранний,

   Покину предел Земли,

   Я странник,

   И ждут меня корабли...

   *Александр Зимбовский

   Для четырнадцати лет не так уж плохо. Жаль, что Кели практически обречена -- ее Огонь погаснет. Как это и происходит со всеми взрослыми дарайцами.

   Но ведь вот Кельм создал маленькую группу ребят, которым объясняет, как именно сохранить Огонь. Но это трудно, очень, очень трудно... И не дело Ивик -- думать об этом. И Кельму вообще-то не следовало. Ему нужно было заниматься своей работой, важной и серьезной, ради которой его внедрили. А он замахнулся на большее.

   Ивик вздохнула, открыла файл с собственным рассказом и начала с того места, где пришлось прерваться.

   "Деревья стояли немые, словно почетный караул, и он шел по аллее сквозь этот безмолвный суровый ряд часовых, возвращаясь в день, с которого все началось..."

   Ивик впервые работала сегодня одна. Ответственность за всю вечернюю смену, да еще с живыми -- не так-то просто. В вечернюю смену, правда, народу бывает немного.

   Клиентка была обеспеченной. Сама оплачивала эвтаназию, а немалое состояние, как Ивик переписала из завещания в документацию, оставила двоим своим взрослым детям и часть пожертвовала на нужды детей Лей-Вея, колонии Дарайи. Дети Лей-Вея почему-то умирали с голоду. Это странно, ведь дарайцы постоянно жертвовали что-нибудь этим детям!

   Клиентка не была и тяжело больна. И такой уж старой не была тоже -- ей стукнуло всего 62 года. Ивик участливо спросила.

   - Вы приняли сознательное решение?

   - Да, абсолютно. Понимаете, - поделилась клиентка, - я не хочу жить. Не хочу стареть, с каждым годом превращаться в развалину.

   - У вас есть средства...

   - Я не хочу тянуть еще тридцать, сорок лет -- чего ради? Я просыпаюсь каждое утро, смотрю в окно и думаю -- зачем? Я никому не нужна.

   Ивик стиснула левую руку в кулак под столом. Жизнь. Ценность любой жизни. Как может быть человек никому не нужен? И ведь у нее есть все, абсолютно все, о чем только можно мечтать.

   Но уже ничего не хочется...

   Это же просто депрессия.

   Персонал Колыбели не должен никого отговаривать. Но кое-что все же не запрещено.

   - Простите... это не мое дело, но... вы обращались в атрайд?

   Это же депрессия, самая обычная депрессия. Она лечится. Но богатых не таскают в атрайд на профилактические обследования. Богатые -- свободны.

   - А что мне там делать? Я здорова. У меня есть свой врач и психоаналитик. Но ведь, девушка, мне уже 62 года!

   - Продолжительность жизни в Дарайе...

   - Я знаю. Но что это за жизнь? Я не хочу быть старухой. Понимаете -- не хочу. Это мое право.

   Ивик напряглась. Может быть, есть слова, которые заставят ее передумать? Может быть, что-нибудь получится? Ивик никогда не умела убеждать. Понимать, сочувствовать -- да. И она понимала пожилую дарайку. Но повлиять -- это не к ней. Как, шендак, вообще влияют на людей? Ивик не знала.

   - Может быть, есть кто-то... какие-нибудь люди, которым вы нужны?

   - Нет. Я никому не нужна. С детьми я не виделась уже почти год. Они знают, что я здорова, что все хорошо -- и не беспокоятся. Я тоже не беспокоюсь за них. Муж умер. Кому я нужна?

   - Может быть, можно найти... вы завещали деньги детям Лей-Вея...

   - Ну не ехать же мне в Лей-Вей!

   - Да, но... не знаю. Можно собаку завести.

   - Нет, животных я не люблю. И вообще, - в голосе дамы появились истерические нотки, - неужели это так трудно? Я всего лишь хочу осуществить свое человеческое право. Я считала, что не должна в этом оправдываться.