- О Боже, - прошептал Кельм, который по ходу речи психолога все шире раскрывал глаза, - но я действительно никогда бы такого не подумал...

   - Ну вот теперь вы знаете правду, и надеюсь, мы с вами будем плодотворно сотрудничать.

   В камере Кельм лег на живот и закрыл глаза. Его тошнило - вероятно, от недавнего фармакологического стресса.

   Ему было плохо. Холен с трясущимися губами стоял перед внутренним взором. Сломанный, опустившийся, никакой. Наверное, он заслуживал такой судьбы. Ивик, подумал Кельм. Как бы хотелось сейчас ткнуться носом в ее грудь, и чтобы легкая рука погладила волосы... она бы поняла. Она бы... простила, наверное. Она не знала ничего об этой операции, но она бы... Какая тебе Ивик, жестко сказал себе Кельм. Ты что, не знал, что его ждет? Ты подставил его сознательно. Ты его уничтожил. Ты не знал, как это будет? Не понимал - во всех подробностях?

   Его больше не сводили с Холеном. Многочасовые допросы следовали ежедневно. Кельм уже видел, что выкручивается, и выкручивается успешно. В основном обсуждали его общение с мнимым шпионом. Все их разговоры в лиаре были записаны (Кельм никогда не стремился этого избежать). Теперь все эти реминисценции о снеженках и семье в Дейтросе, все эти излияния души Холена приобретали совсем другой, зловещий оттенок. Психолог то начинал запугивать Кельма, внушая, что и его подозревают, то задушевно расспрашивал, интересовался его мнением.

   За Кельмом все это время тщательно наблюдали. Теперь он видел результаты - никаких зацепок у дарайцев против него не осталось. Под слежкой он умудрился без сучка и задоринки провести операцию с Кибой и еще незапланированную операцию с Эрмином - и не дать ни малейшего повода к подозрениям. Кельм помнил обо всех слабых местах, где могло порваться - беседа с Иль Велиром; посещение Эрмина в лазарете (удачно ли он заглушил разговор?), несколько скользких моментов во время встреч с агентами, с Ивик - когда могли отследить, когда он не был уверен стопроцентно, что его не пишут.

   Но дарайцы все эти моменты пропустили. Тотальная слежка, которой давно пронизано дарайское общество, слишком часто дает сбои, техника несовершенна, ничего подозрительного им записать не удалось; общение с иль Велиром могло вызвать вопросы лишь потому, что тот был биофизиком - но это слишком уж отдаленная связь, которой дарайцы не заметили.

   Об Эрмине его расспрашивали, конечно. И само посещение отметили. Причину его Кельм объяснил просто - он сам работал с парнем в атрайде, и ему предстоит работать с ним в дальнейшем, хотелось посмотреть, как самочувствие, и как настроение. Ничего подозрительного.

   Все допросы здесь назывались "психотерапевтическими беседами". Кельм поинтересовался, почему в его палате никогда не выключается яркий свет, почему его кормят всего два раза в день и понемногу, а спать не позволяют больше 5 часов, все же остальное время занимают тесты и "беседы". Лотин любезно пояснил, что Кельму поставлен диагноз легкой депрессии, и все перечисленные меры - фототерапия, уменьшение времени сна, диета - необходимы для его же лечения.

   Возможно, у человека без спецподготовки все эти "лечебные методы" вызвали бы серьезные нервные нарушения, Кельм на всякий случай их имитировал - натирал глаза, принимал мрачный, расслабленный вид, дабы не поняли, насколько ему безразличны и попытки воздействовать на его физиологию, и так называемая "психотерапия".

   Внутренне он улыбался, возвращаясь в "палату". Все получилось отлично! Как нельзя лучше. Его профессионализм не дает сбоев! Единственное, что ограничивает его карьеру здесь - стопроцентно дейтрийская внешность. После Вэйна дарайцы еще осторожнее относятся к дейтринам... Но и на своем месте у Кельма все получается.

   Он уже видел, что все хорошо, что остались сущие пустяки, и его снова выпустят...

   Единственное, что портило настроение - Холен. Однажды Кельму сообщили, что Холена перевели в корпус Ри.

   В эту ночь Кельм долго не мог заснуть, и в коротком, тяжелом сне его мучили невнятные кошмары.

   Разбудил его, как всегда, лязг дверного засова. Кельм сел на койке, протирая глаза, меделнно приходя в себя. В "палату" шагнули трое вангалов с обнаженными шлингами, и за ними офицер-пайк, держащий наготове наручники. Шлинг сверкнул в воздухе, и без всякого предупреждения Кельм оказался связанным. Он едва успел закрыть глаза - его вывели в Медиану.

   - В чем дело? - успел он спросить, но вангал молча рванул шлинг. Кельм вскрикнул от боли и мешком свалился на почву.

   После этого, с удаленным облачным телом, его вернули на Твердь. Уложили на каталку, и пайк зачем-то нацепил ему и пристегнул к каталке наручники. Очевидно, инструкция предписывала опасаться гэйнов даже в безнадежно парализованном состоянии.

   Кельма привезли на другой этаж - он не смог заметить номера, но прочитал табличку перед входом - "Отделение интенсивной терапии". В отделении Кельма раздели, переложили с каталки на кресло и прочно зафиксировали. Обнаженное тело сразу замерзло, покрылось гусиной кожей. Эти вставшие волоски - все, чем мог организм себя согреть, даже дрожание мелкой мускулатуры было ему теперь недоступно.

   Кельм опустил веки - это он еще мог сделать - и стал лихорадочно размышлять. Смена режима содержания - с чем она связана? Самое худшее - если у них есть еще неизвестные в Дейтросе методики, например, контролируемых снов... он мог что-то и сказать во сне, конечно. Хотя что во сне можно сказать такого уж конкретного? Вот если у них есть методики управления снами...

   Холен? Все, что тот мог сказать о Кельме - уже сказал. Пытки, которым сейчас подвергают беднягу, абсолютно бессмысленны.

   Какие-то новые открывшиеся зацепки? Киба? Нет, Киба ничего не знает о Кельме, и опознать его не мог. Все же что-нибудь подслушали, отсняли? Вряд ли, все данные у них уже были...

   Эрмин? конечно, это может быть. Его могли проверить, он мог проверки не выдержать... у мальчика железная воля, но он не проходил спецподготовки.

   Даже, в конце концов кто-то из мальчишек... чисто случайно. Ивик была права - он всегда слишком за многое брался, и подвергал себя слишком большому риску.

   Ивик. Он поймал себя на том, что старательно избегает этой мысли. Только не она. С ней все благополучно. Да и правда - если бы даже ее взяли... она может, конечно, выдать его - но не так же скоро. Она не Холен. Она бесстрашная, хорошо подготовленная разведчица. А они всегда наращивают давление понемногу. Нет, с Ивик ничего случиться не могло. Это не она. Нет.

   А скорее всего, решил Кельм - берут на понт. Очередной такой прием. Вдруг напугать, показать новые возможности, намекнуть, что не все так гладко... Ошеломить. Это для них вообще характерно. В меньшем масштабе они уже это делали во время предыдущих допросов. Да, очевидно так.

   Он почти успокоился. Почти убедил себя в этом. Даже начал засыпать в кресле, мучаясь от холода - малосонье доконало его. Но дверь открылась, и вошел Лотин.

   - А-а, доброе утро, иль Кэр!

   Он взял бессильно повисшую кисть руки Кельма, постучал молоточком по костяшкам, проверяя рефлексы.

   - Какая жалость, паралич еще не прошел. Ну что ж, у вас есть еще несколько часов, иль Кэр? Говорить вы не можете, нет? В таком случае, пока подумайте над вопросами, которые я вам задам. Я хочу. чтобы вы очень подробно, полностью рассказали мне все о ваших отношениях с дейтрийской эмигранткой Ивенной иль Мар.

   Ивик стояла у окна, глядя на то, как разоряют ее квартиру. Удивительно, что они пришли так поздно. Уже декада с того момента, как Кельм запретил ей искать встреч и велел очистить квартиру. Раз очистить - значит, придут с обыском, Ивик ждала этого, и странно, что они пришли только сейчас.

   Два вангала стояли рядом с ней, Ивик макушкой не доставала им до плеча, чувствовала себя маленькой и отвратительно беспомощной. Вангалы ходили за ней всюду; через пару часов от начала обыска Ивик захотела сходить в туалет, но один из охранников протиснулся следом, и от насущных потребностей пришлось отказаться.