– Приведи Лиота.
Рабыня обиженно поджала губы, но послушно покинула кровать и вышла из комнаты. Вскоре она вернулась в сопровождении раба. Тот нерешительно остановился у порога. Слабый свет единственной свечи едва рассеивал мрак комнаты, и фигура мужчины казалась тёмным силуэтом. На какой-то миг Шаке даже показалось, что это призрак Аласдэра пришёл её навестить, и она невольно поёжилась.
– Подойди ближе, не стой там, как истукан, – приказала она.
Лиот приблизился к кровати и опустился на колени, чтобы их лица были на одном уровне и им было удобно разговаривать. Гайяна вновь скользнула под одеяло и прижалась к госпоже, глядя на красавчика-раба с любопытством. Она не понимала, о чём говорит её госпожа со слугой, да ей это было и не интересно. Она просто терпеливо ждала, пока они останутся наедине, и госпожа позволит ей любить себя.
Шака протянула руку и коснулась лица мужчины. Лиот изменился: похудел, стал выглядеть старше, в глазах появилось какое-то отчаяние и суровость. Он уже не походил на беззаботного юношу, а выглядел, как взрослый ответственный мужчина.
– Вижу, тебе пришлось туго… Но ты справился. Молодец, Лиот. Я горжусь тобой.
– Мне приятно слышать похвалу из ваших уст, госпожа.
– Я хочу наградить тебя… Ты не думал о свободе?
Лиот помолчал, обдумывая предложение Шаки, а затем спокойно ответил:
– Нет… Никогда не задумывался над этим. Что я буду делать на свободе? Бродить по дорогам и просить милостыню?
– Ты хороший музыкант и мог бы зарабатывать этим ремеслом.
– Оно не всегда прибыльно, и вряд ли я смогу содержать семью.
– Значит, ты согласен служить мне до конца своей жизни?
– Вы хорошая госпожа…
– А если мне придётся продать тебя и ты попадёшь к плохому господину?
Лиот с тревогой взглянул на госпожу.
– Вы собираетесь нас продавать? Разве ваши дела настолько плохи?
– Нет, это гипотетический вопрос.
– Тогда я буду умолять вас оставить меня при себе… К тому же… – раб нерешительно умолк.
– Что?
– Я и Оссис… Мы полюбили друг друга и ждали вашего возвращения, чтобы просить вашего разрешения на создание семьи…
– Вот как? – усмехнулась Шака. – Малышка Оссис прибрала тебя к рукам?
Лиот смущённо потупился.
– Ладно, ступай… Я подумаю над твоей просьбой. А ты подумай над моим предложением…
Преступление и наказание
Поздним утром яхта отчалила от пристани и, подгоняемая дружными ударами вёсел, направилась вверх по течению Скаарра. Алданки, при свете дня с любопытством рассматривавшие город, восхищённо переговаривались, стоя у левого борта. Вполуха прислушиваясь к их удивлённым и восхищённым восклицаниям, Шака невольно преисполнилась гордости за свой родной город. Она стояла на носу яхты, любуясь проплывавшими мимо пейзажами и погружаясь в приятные воспоминания.
К деревянному причалу, от которого вела прямая дорога к замку, пристали после полудня. Их прибытие осталось незамеченным, чего и хотела Шака. Верхом, в сопровождении пеших алданок и рабов, Шака въехала в ворота замка. Её появление стало для многих полной и неприятной неожиданностью.
Первым вышел ей навстречу сержант Аведон, командир замковой стражи. Он рассыпался перед госпожой в любезностях, поздравляя с благополучным возвращением. Затем прибежал запыхавшийся управляющий, а следом за ним и сенешаль. Оба раскланивались едва не до земли, и сыпали поздравлениями и восхвалениями её прекрасного и здорового вида. Шака строго посмотрела на всех троих и сухо обронила, проходя мимо:
– Подайте мне обед и разместите моих людей. После обеда жду вас с докладами.
Шака поднялась к себе, в полузабытые апартаменты, и Оссис последовала за ней. Раньше такая весёлая и болтливая, сегодня рабыня выглядела странно грустной и молчаливой. Но Шаке было не до душевных переживаний служанки, ей предстояли куда более серьёзные разбирательства.
После обеда она перешла в приёмный зал, где когда-то покойный дель Шаммонд выслушивал доклады подчинённых и вершил домашние суды, и приказала Оссис привести учениц. Она редко пользовалась этим помещением, предпочитая разбираться с делами на местах. Судов она не проводила ни разу, передав эту привилегию управляющему и сенешалю. Солдат же наказывал их непосредственный командир.
Сев в широкое, не очень удобное кресло, покрытое запыленной шкурой, девушка молча и как бы равнодушно посмотрела на переминающихся с ноги на ногу управляющего и сенешаля. Лишь сержант Аведон держался спокойно, по-видимому, его совесть была чиста.
В зал вошли алданки и остановились перед госпожой, ожидая распоряжений.
– Вы устроились, пообедали? – спросила Шака их по-алдански.
– Да, госпожа, – ответила за всех Эликс, которую девушки единогласно выбрали за старшую.
– Станьте вот здесь… Вы будете моей поддержкой. Я хочу устроить судебное разбирательство над нечестными служащими. Если мне потребуется кого-либо наказать или предать немедленной смерти – действуйте без колебаний.
Девушки согласно склонили головы и стали на указанные места, слегка расставив ноги и положив ладони на обнажённые мечи.
Шака жестом приказала управляющему приблизиться и потребовала книгу приходов и расходов. Тот, нервничая и потея от страха, положил ей на колени толстенный фолиант, переплетённый в кожу. Шака открыла его с конца и пролистала записи за последние пятнадцать месяцев своего отсутствия. Вначале они велись аккуратно, затем в них начали появляться подчистки, а последние несколько месяцев записи велись так плохо, что в них трудно было разобраться.
Шака подняла взгляд и посмотрела на Арнувира.
– Ты сам понимаешь, что здесь написано?
Управляющий кивнул.
– Тогда скажи, сколько денег в сокровищнице?
Управляющий замялся.
– Ну? – в голосе девушки послышалась угроза. – Я должна вытягивать эти сведения из тебя клещами? В прямом смысле этого выражения.
– Т-тысяч шестьдесят… – промямлил мужчина, даже начав заикаться от волнения.
– Что?! – от возмущения Шака даже привстала в кресле. – Когда я покидала замок, было не меньше трёхсот! Куда же делись остальные?
– Большие расходы, госпожа… Налоги… Городской дом обходится слишком дорого… В прошлом году был неурожай… Рабы болели и умирали… Пришлось покупать новых… – забубнил Арнувир под нос.
– Ах, ты, мерзкий лжец! – прошипела Шака, как рассерженная змея. – Мои рабы в городском доме едва не умерли с голода! Им пришлось побираться, позоря свою госпожу! Сенешаль! Что ты скажешь?
– Я свою работу выполнял, моя госпожа… Несмотря на недостачу средств, рабы работали и не бунтовали, хотя, и правда, болели и умирали. Но все эти беды происходили от плохого питания… А умерших приходилось заменять дешёвыми и слабыми, которые вскоре тоже заболевали, так как господин Аведон не давал мне денег на полноценных рабов.
Управляющий бросил на сенешаля злобный взгляд и понурился.
– Так куда уходили деньги, Арнувир?
Тот лишь молча сопел.
Шака подала знак сержанту Аведону и приказала:
– В темницу его и в цепи! Пусть посидит и вспомнит, куда исчезли мои деньги. Если завтра ты не расскажешь мне, лживый пёс, куда истратил двести сорок тысяч, палач поможет тебе вспомнить всё… Даже то, что ты делал мальчиком под одеялом, – повторила она слова отца.
– Смилуйтесь, госпожа! – взвизгнул управляющий, когда солдаты поволокли его к выходу. – Я не виноват! Все крали, не я один!
– Дойдёт очередь и до остальных, а ты отвечай за себя.
Шака посмотрела на сенешаля и велела ему приблизиться.
– Сколько у нас рабов?
Сенешаль чётко назвал цифры, сказал, сколько больных, сколько здоровых, какое количество работает в поле, какое обслуживает замок. Рабов явно было недостаточно, и Шака указала на это. Тот согласился, но опять сослался на недостаток средств.
– Ладно, пока ступай… – отпустила его девушка и подозвала сержанта Аведона.
– Ну, а ты что скажешь, любезный?