Ричард подкинул в костер хвороста.

— Вот почему ты не можешь сжечь представителя рода ведьм. Даже такого злобного, как Мичек.

Шейла медленно кивнула своим воспоминаниям.

— Да, поэтому.

— Что было, когда отец вернулся? — спросила Кэлен.

Шейла фыркнула.

— А как думаешь? Он был убит горем. Он не одобрял моего поступка, но понимал его. Это сломило его, из него ушла жизнь. Его жена погибла, а его дочь-ведьма убила половину города.

— А что насчет остальных? — задал вопрос Ричард. — Не все принимали участие в казни твоей матери. В Северной Пустоши были и другие люди, другие поселения. Полагаю, тебе пришлось перебраться в другое место, но ты продолжила жить в Пустоши.

Шейла посмотрела на него, и в ее темных глазах заплясало пламя.

— Там, куда мы переезжали, я продолжала помогать нуждающимся. Я исцеляла людей, как учила мать. Помогала рождаться детям. Ухаживала за больными, делала для них то, что было в моих силах, и утешала тогда, когда ничего уже не могла сделать. Я доказала людям, что у меня есть хорошая, добрая сторона. Но после того дня все в Северной Пустоши знают имя «Шейла». Когда они сжигали мою мать, то не понимали, что я не просто ведьма, как она. Я еще и колдунья, и это делает меня намного опаснее. Думаю, нет нужды говорить, что больше там не сжигали ведьм. Жители Пустоши боятся даже подумать об этом. Они знают, что я ведьма во всех смыслах — и даже больше. Знают, что я живу не благодаря их милости; это они живут, потому что я позволяю. — Горечь исказила лицо Шейлы. — Вы просто не понимаете, каково это, когда твоя мать сгорает в огне.

Ведьма встала и ушла в темноту.