Павел приоткрыл левый глаз и скосил его в сторону морды лошади, впереди ехали только всадники. Правый глаз оказался удачливей левого, лошадь в пяти метрах сзади везла мешок с живым грузом. Следующую попытку докричаться до дочери Павел предпринял, когда лошадь Рэ приблизилась на пару метром, а сама Рэ на мгновение затихла. Павел выплеснул все остатки магии в свою последнюю попытку, сконцентрировавшись в направлении головы дочери, и антимагический амулет не устоял. «Дочка, я рядом. Дай мне магии, сколько сможешь!» Ответ Рэ был так силен, что камень на лбу Павла загорелся и треснул.

«Ну! Сейчас повеселимся!» — злорадно подумал Павел, убивая гномов со всей ему доступной скоростью. Лишь последний гном, с властными интонациями в голосе, остался жив. «Тебе есть что рассказать! Тебе есть за что принять мученическую смерть! Ты расскажешь мне кто отдавал приказы! Ты узнаешь ад!» Павел освободился от пут и с огромным трудом подошел к упавшему на землю врагу. Развязанная Рэ дергала кляп изо рта, с горящими от ярости глазами.

— Тихо, тссс, — поднес палец ко рту Павел. Он вернулся к дочери, обнял её.

— Хорошо. Враг подождет. Моя месть подождет! — поправил себя Павел. Он сам вынул кляп изо рта дочери и крепко прижал к себе.

— Сиротинушка моя. Поплачь.

— Ты …, ты! Ты виноват, что так случилось! Они пришли за тобой, а убили маму!

— Мои старые грехи преследуют меня и убивают моих близких. Зло причиненное другим всегда возвращается.

— Я ушла вчера к подружке, меня долго не было, а когда вернулась … Мама не говорила им где тебя искать. А я даже не догадывалась, что ты у дяди Лёши, думала, что на Земле. Вся комната была в крови. Мама умирала, но не проговорилась …, а потом вошла я … Они пригрозили меня убить, и мама проговорилась … Она очень тебя любила. Ты её не понимал, не верил ей. Я то знаю, — Рэ говорила сумбурно, но Павел молчал, давал ей выговориться. Она уткнулась ему в грудь.

— Когда гномы тащили меня из дома, я сидела в мешке, ничего не видя, но я ощутила смерть мамы. Можно я эту гадину сама убью?! — Рэ отстранилась от Павла и поплелась к гному, еле-еле передвигая ноги.

— Постой! — Павел догнал дочь.

— Тебе нельзя убивать! Детям нельзя такое! Я себе никогда не прощу! — Павел выглядел жалко и растеряно.

— А смотреть можно? Как пытают и убивают мать!

— Вот она — та разделительная черта между плохими и хорошими. Война для взрослых. Тот, кто втягивает туда детей, настоящий мерзавец. Нет!

— Ты похож на проповедника. Отпусти мою руку.

— Не пущу.

— Я тебя ненавижу! Пусти! Рэ выдернула руку, обдирая себе кожу. Упала. С трудом поднялась.

— Ненавижу тебя! У меня нет отца! Запомни это!

— Дай мне допросить его! Он обычный служака, мне нужны те, кто отдал приказ.

— Тогда ты отдашь мне его начальника, его семью, его друзей. Я убью их всех, — глаза Рэ горели сумасшедшим огнем.

— Ты способна убить мальчика или девочку? — попытался разжалобить дочь Павел.

Рэ молча кивнула головой, и уставилась на Павла.

— Ты понимаешь, что я могу отправить тебя на Землю? Оттуда тебе самостоятельно не вернуться.

— Торгаш! — презрительно процедила Рэ.

— Я привяжу к каждому из них маячок, и научу тебя переносить людей отсюда на Землю.

— Ну! Продолжай, не молчи!

— Ты даешь мне слово не убивать их семь лет.

— Мама умерла вчера, а они будут жить еще семь лет? Нет! А обо мне ты подумал? Я с ума сойду в ожидании мести!

— Тогда каждому взрослому смерть из моих рук. Страшная! Мучительная!

— Даже императору гномов?

— Всем, кто отдавал приказ!

— Я хочу видеть это!

— Нет!

— Ты понимаешь, что меня обмануть нельзя.

— Слово!

— А на детишек привяжешь маячок.

— Лады, — устало согласился Павел, — пошли телепортом в Роззе. Может жив дядя Леша? Рэ посмотрела на Павла, как на малого ребенка.

— Нам следовало бы встречаться чаще и не по такому грустному поводу, — сказал Хард.

— Несчастная семья, — скупо ответил Павел, имея ввиду семейство Алексея.

— Ты останешься на похороны?

— Я должен вернуться. У гномов образовалось много моих должников. Позаботься о Рэ.

— Рушель считала её твоей дочерью. Никто ей не верил. Ну, ты понимаешь. Извини.

— Я верю.

— Катю «пригласи» на похороны мужа. Внуков ей надо повидать …

— И правнуков.

— Та давняя эпидемия, во время войны с гномами, что унесла жизнь моей жену …, — Хард с трудом перевел дух, — забрала и сыновей Алексея, и их жен. Внуков он не отдал своим купеческим родственникам, они выросли настоящими воинами.

— Рэ, — позвал Павел, — я ухожу, слушайся Харда и бабушку Катю. Катя появилась в строгом английском костюме, как по заказу. «Хоть в этом повезло», — подумал Павел, и, не теряя времени, ушел телепортом к каравану, брошенному им в полном беспорядке.

Цепочка оборвалась на третьем звене. Собственно и «второе звено» Павел обнаружил с трудом, никто другой не смог бы. Деталь, которая вывела Павла на цель, была незначительна, командир гномов в простом допросе сам никогда бы не додумался её сообщить. Когда Паша рылся в голове у второго гнома, его тошнило от мерзких мыслей организатора спецопераций. Холодный расчет и ничего личного. По сравнению с ним «первое звено», командир отряда, выглядел жестким, даже не жестоким, профи. Сейчас, после двух недель поисков, Павлу казалась излишней, примененная им пытка. Командир заслужил смерть, но не такую чудовищную. Жизнь друзей и родственников покойника Павел оставил на волю случая, отправив их на небольшой необитаемый остров в негритянском архипелаге, совсем рядом с тем, где он сам провел в рабстве десять долгих лет. Исчезновение гномов наведет спецслужбы на те же мысли, что и их смерть, но неизвестность пугает. У «организатора спецопераций» близкие и любимые родственники отсутствовали, друзей не было, были только знакомые. Заказ на похищение Павла он получил «левый», во всяком случае, непосредственный начальник о нем не знал. Павел прошелся до самого верха спецслужбы, бессмысленно уничтожая гномов, и вернулся в Роззе.

Холодное сентябрьское утро в нетопленном деревенском доме располагало к бодрости. Несмотря на яркое солнышко на улице, в доме было настолько холодно, что изо рта поднимался пар. Усилием воли Павел сбросил пуховое одеяло, натянул теплые, с начесом, «лыжные» штаны на резинке, накинул легкий пуховик прямо на майку и побежал во двор, к «удобствам общего пользования», окончательно прогоняя остатки сна. Роса на траве по краям узенькой дорожки как всегда намочила Павлу ноги, чуть не по колено. Шумно ворвавшись в дом, хлопнув входной дверью, протопав ногами по коридору, загремев сковородой на кухне о плиту, Павел включил старинный телевизор двадцатилетней давности, чудом работающий на цифровом канале.

— Папа, только начало восьмого! Опять ни свет, ни заря ты меня разбудил! — послышался хнык из спальни дочери.

— Пора собираться в школу, — протянул Павел, изображая ласкового, добряка-папашу.

— Блин, как ты меня достал! — ругнулась по-старинному Рэ. Она обожала собирать древние ругательства, ставя в тупик учителей и одноклассников, своей «эрудицией».

— Разве тебе не хочется испытать счастье движения? Сделать по дороге в школу крюк, пройтись по знакомым местам, проверить соседнюю просеку, не появились ли опята, внимательно осмотреть озеро, не залетели к нам лебеди и гуси?

— Хочется! Чтобы ты перестал валять дурака! Чтобы обустроил, наконец, наше жильё для более-менее комфортного проживания. Чтобы «лёгкий завтрак» состоял не из жареного свиного ребрышка с парой яиц, а из «легкого завтрака» залитого молоком, как у всех нормальных людей!

— С чего это вдруг ты «озадачилась состоянием отопительной системы»? Ты же опять магичила! — жестко остановил дочь Павел.

— Чуть-чуть, чтобы согреться!

— Сегодня, чтобы согреться. Завтра, чтобы перепрыгнуть через лужу. Послезавтра — надавать тумаков Петрову, он не догадывается, кто в классе самая красивая девочка?