Можно думать, что некоторые из записанных пророчеств вообще никогда не были произнесены (как не были произнесены некоторые речи Цицерона), а с самого начала представляли собой нечто вроде листовки, написанной с определенной пропагандистской целью. В те времена, по-видимому, по рукам ходило множество различного рода записанных оракулов, в большинстве своем анонимных. Их собирали, переписывали в особые свитки, часто без указания автора, и в целях экономии места (папирус был дорог) иногда не оставляли промежутков между записями оракулов разных авторов. Поэтому позднейшие переписчики могли отнести оракулы одного пророка другому, чьи пророчества были записаны выше. Так получилось, что почти все пророческие книги Ветхого завета включают в себя разновременные оракулы различных авторов, большей частью анонимные, хотя в названии книги стоит имя только одного пророка.

Нет сомнений, что пророческие книги, включенные в канон Ветхого завета, составляют лишь ничтожную часть литературы этого рода, которая создавалась в те века в Израильском и Иудейском царствах. Наверное, записывали свои пророчества не только пророки Яхве, но и их соперники — пророки Ваала. Да и среди пророков Яхве тоже, как мы уже знаем, были соперничавшие партии. В Книге пророка Иеремии цитируется несколько фраз из послания другого пророка — Шемаии. Шемаия, как и Иеремия, пророчествовал от имени Яхве, но противоположное тому, что говорил Иеремия (29:23–32). Пророчества Шемаии не сохранились, сохранились записи Иеремии, в которых они цитируются.

Позднейшие библейские редакторы, подбиравшие свод священных писаний, постарались выбрать из всей массы пророческой литературы только те пророчества, содержание и идеи которых наиболее соответствовали утвердившейся религиозной доктрине, и только эти сочинения были объявлены подлинными пророчествами и священными писаниями. Остальные оказались в забвении; они, если не были уничтожены, то перестали переписываться, их не сохраняли, и они со временем исчезли.

Впрочем, и к тем пророчествам, которые были отобраны в качестве «подлинных», в те времена тоже не проявлялось особого пиетета. Позднейшие редакторы и переписчики без всякого стеснения вносили в сочинения одного древнего пророка какой-нибудь подходящий отрывок из другого автора, жившего намного позже.

Обычным приемом было также сочинение так называемых «пророчеств о прошлом» (vaticinium ex eventu), т. е. «предсказаний» о том, что в действительности уже произошло. Такое сочинение «издавалось» обычно под именем какого-нибудь знаменитого пророка древности и состояло из двух частей. В первой под видом предсказанных древним пророком описывались события уже состоявшиеся и, следовательно, хорошо известные и понятные как настоящему автору, так и современному ему читателю. Во второй части — то, что автор считал нужным в соответствии со стоявшими перед ним задачами предречь о будущем. Читатель, прочитав первую часть, должен был исполниться веры в истинность всего пророчества в целом: если столь многое, предсказанное древним пророком, уже сбылось, то должно, очевидно, сбыться и все остальное.

В ряде случаев научный анализ пророческих книг Ветхого завета позволил не только выделить в них написанные в разное время части, принадлежащие разным авторам, но даже с достаточной степенью точности определить истинное время написания той или иной части. Как это делается, мы покажем ниже на примере некоторых глав из Книги пророка Исаии.

Пророки-писатели во многом отличались от своих предшественников, типа Илии и Елисея. Те представляются нам типичными шаманами-чудотворцами, великими колдунами. Пророки-писатели VIII–VI вв. тоже, если верить Библии, в некоторых случаях также исцеляли смертельно больных, «творили чудеса» и давали «знамения». Но в общем они выглядят совсем не легендарно. В отношении почти всех их можно с уверенностью сказать, что они были вполне реальными историческими личностями. Это не чудотворцы, а религиозные проповедники, но, что особенно важно, почти все они вместе с тем и активные политические деятели. Главная их сила не в чудесах и не в знамениях, а в яркой, образной и страстной речи, в силе убеждения. Их выступления теснейшим образом связаны с условиями социальной и политической жизни их народа, они — люди своего времени и если и предрекали будущее, то это было ближайшее будущее. Они пророчествовали для своих современников, а не для грядущих поколений, что приписывали и приписывают им позднейшие богословствующие толкователи их пророчеств. Эти пророки жили интересами сегодняшнего дня.

И. М. Дьяконов пишет: «Современному читателю речи «пророков» кажутся темными в своей богатой метафоричности, витиеватыми, порой мистическими, но своими первыми слушателями они так не воспринимались. Каждая пророческая проповедь была произнесена на политическую злобу дня и содержала прямые и часто грубые намеки на людей и события; сейчас, имея в своем распоряжении многочисленные египетские, ассирийские и вавилонские источники, современные этим проповедям, мы можем часто, — а если проповедь касалась международных событий, то почти в каждом случае, — указать и соответствующее событие, и его точную дату, и ту конкретную международную обстановку на Ближнем Востоке, на которую «пророк намекает»[34].

Пророки-писатели своими выступлениями и сочинениями преследовали вполне определенные цели. Это могла быть пропаганда какой-то религиозной идеи или стремление исправить общественную нравственность или направить внешнюю политику своего государства. Случалось, пророк ставил своей целью утешить и ободрить народ, который в тяжелую годину пал духом, пришел в отчаяние и в котором необходимо было укрепить пошатнувшуюся веру в бога. И ради этой цели, такой важной в данный момент, пророк, по-видимому, считал вполне допустимым и вовсе не греховным использовать авторитет самого Яхве, уверять своих слушателей и читателей, что он лично видел и слышал бога, который повелел ему говорить от его, бога, имени, что, более того, сам Яхве говорит устами пророка.

В каждом отдельном случае, конечно, трудно решить, как относился пророк к своим пророчествам, верил ли он сам в то, что сказанное им открыто ему богом. Вполне возможно, что некоторым поздним пророкам, как и их древним предшественникам — шаманам, было свойственно временами впадать в экстаз, и в этом состоянии (или во сне) им казалось, что они видят бога, ангелов, слышат их речи… Но, пожалуй, не менее вероятно другое, что рассказы пророков о видениях и откровениях во сне и наяву, как и прямая речь в первом лице от имени бога, стали в пророческих выступлениях не более чем литературной формой и ораторским приемом, освященным традицией.

Как уже было сказано, пророки-писатели VIII–VI вв. были прежде всего теологами и религиозными проповедниками, и в истории древнееврейской религии они сыграли особую и весьма значительную роль, связанную с теми социальными переменами, которые произошли у их народов.

Если период «судей» у древних евреев можно определить как переходный период от родового строя к классовому, то установление у них государства в правление Давида, Соломона и их преемников ознаменовало важный исторический факт — рождение классового эксплуататорского общества со всем тем, что ему присуще: делением людей на эксплуататоров и эксплуатируемых, богатых и бедных, угнетателей и угнетенных, с классовыми противоречиями и классовой борьбой. Такие кардинальные перемены в социальном бытии не могли не отразиться на религиозном сознании.

С еврейским Яхве стало происходить то же, что произошло с египетским богом Амоном, вавилонским Мардуком или ассирийским Ашшуром. В еврейских царствах стали править «единые» цари, и с течением времени и евреи стали видеть в своем боге Яхве, так же как египтяне в Амоне, «единого» и «единственного» небесного царя, хотя, как мы уже знаем, «единственность» Яхве для израильтян была столь же относительной, как Амона для древних египтян. О том, что в те времена евреи наряду с Яхве поклонялись ваалам и Ваалу, ашерам и Ашере и другим ханаанейским богам и признавали существование у других народов своих богов, мы уже говорили. Но в складывающихся исторических условиях образ самого Яхве стал постепенно обретать новые черты и не совпадать с прежним характером племенного бога. Уже было сказано, какие это могли быть черты: универсализм и этическое совершенство. В Яхве стали видеть творца неба и земли, растений и животных, а также людей, творца и промыслителя всего существующего, как египтяне в Амоне. Когда-то израильтянин искренне верил, что власть и сила его бога Яхве, хотя он намного сильнее, чем филистимский Дагон или моавитянский Хамос, в основном проявляются на своей земле, в Ханаане, а в чужих землях властвуют чужие боги, которым и израильтянину следует поклоняться, если он там окажется. С течением времени в изменившихся исторических условиях израильтянин начинает верить в то, что Яхве — бог не только над Палестиной, что могущество его простирается за ее границы, а власть Яхве распространяется и на другие народы, а не только на еврейский.