Целыми днями я разрывался между кораблем и бунтующим Лоретагом, а по вечерам усаживался в золотой трон и по пивал синтезированное нобеками вино. Ему было далеко до земного, но оно наполняло меня сладкой грустью. Это была дань человеческому.

Так прошло пять циклов. Остов корабля был уже на три четверти готов, конвейеры приступили к изготовлению двигателей и навигационных механизмов, когда ход событий был нарушен.

Это случилось вечером. Я любовался заходящим за горизонт фиолетовым солнцем и потягивал псевдофалернское. Шагах в десяти по левую руку cтоял громила. Он был восстановлен первым из роботов и стал моим личным слугой. Я привязался к нему, почти полюбил. Развалившись на троне, я разговаривал с механическим приятелем, который являл собой тип идеального собеседника — молчаливого и внимательного.

— Сегодня я завершил сооружение жилого уровня. Пять кают! Тебе нравится?

Громила мигнул парой индикаторов, которые заменяли ему глаза. Это означало, что нравится.

— Десять на двенадцать, хрустальные плафоны, отделка под мрамор, — продолжал я.

Это было глупо, но мне хотелось, чтобы крейсер выглядел как дворец. Чего греха таить, человек всегда был неравнодушен ко дворцам. Потому я отделывал корабль хрусталем, деревом и пластиком, раскрашенным под цвет мрамора. Мелкие детали отливались из золота.

Громила одобрил мой вкус. Он поступал так всегда.

Из-за горы, справа, вылез белый карлик. Это означало, что день продолжается. Наступала третья фаза. Я протянул бокал, и громила подлил вина, элегантно наклонив при этом щупальце. Вино оказалось кислым, я скривился и невольно зажмурился. Когда мои глаза раскрылись, знакомый пейзаж исчез. Исчезли солнца, исчез громила, исчез золотой трон. Я сидел в небольшом кресле посреди небольшого же помещения. Везде был пластик, что наталкивало на определенные выводы, но я не стал спешить с ними. Однажды я уже имел неосторожность вообразить, что нахожусь на космическом корабле, а вместо этого оказался в тюрьме-нурну. Однако комната мало походила на тюрьму. Она была просторна, чиста, из дугообразных плафонов лился мягкий спокойный свет. Обстановка была самой простой — два пластиковых кресла, пластиковый столик, пластиковая кровать с воздушным матрацем. В одну из стен был встроен санузел, в другую — контейнер для личных вещей.

Мне уже приходилось прежде бывать в этой комнате. Это была одна из кают «Марса», моя каюта! Спокойно! — велел я сам себе.

Я присмотрелся повнимательней. Никаких сомнений, я находился в каюте атланта по имени Русий, здесь лежали его, то есть мои, вещи. Я взял со стола портсигар. На серебристой крышке красовалась монограмма «Р». Этот портсигар, изготовленный из экспериментального сплава, был подарен мне много тысячелетий назад металлургами Дальгорода.

Все представлялось неестественным, но я в неестественное не верил, значит, следовало найти объяснение. Иллюзия? Я ощупал кресло. Вряд ли. Пластик был настоящим. Мне припомнились эксперименты Грогута над временными пластами. Он пытался покорить время, используя фактор перманентной относительности. Если кому-то удалось разрешить эту задачу, он вполне мог перетащить меня на «Марс». Но неведомый благожелатель или недруг не услышит от меня слов благодарности. Ведь переведя меня в прошлое, он тем самым поместил меня в иное отражение, лишив возможности вернуться на Землю, которую знал я. Мало того, я мог оказаться на «Марсе» неизвестно в какой компании, в том числе и в своем собственном обществе. Два Русия, один из которых еще человек, а второй уже не совсем — это будет слишком! Командор рассказывал, что ему приходилось сталкиваться с подобным и даже уничтожать двойников. Ведь в подобном случае необходимо уничтожить двойника, иначе он может вытеснить тебя. Мысль, что мне, возможно, придется разделаться с самим собой, не доставила радости.

И тут я застыл, ошеломленный. Если все это окажется правдой, если я действительно очутился в далеком прошлом на «Марсе», то я найду здесь Ариадну, ту самую Ариадну, которая некогда закрыла Русия своим телом. И здесь будет та, которая стреляла, но сейчас она еще безумно влюблена в Русия, того Русия, что летит на корабле.

Как же трудно, зная о будущем, жить в настоящем!

На этой высокой ноте я покончил с бесплодными размышлениями. Ничто, кроме невероятной схожести кают, не свидетельствовало о том, что я нахожусь на «Марсе».

Дверь была прикрыта, но не заперта. Сквозь нее я выскользнул наружу. Вне всякого сомнения, это был коридор «Марса». Те же пластиковые шероховатые дорожки цвета запекшейся крови. Каюта Командора, каюта Гумия, а вон в той жил механик Эр, которого убил Арий. Затем я миновал информцентр, тренировочный комплекс. Смена уровней. В этом отрезке коридора мне некогда пришлось вступить в дуэль с киборгами. Или придется?

Я медленно осматривал корабль, приближаясь к рубке. Ни единого живого существа. Корабль был пуст, но кое-какие признаки свидетельствовали о том, что он обитаем. В обеденном зале на столе я обнаружил хлебные крошки, а около бассейна валялось влажное полотенце, рядом с которым виднелся четкий отпечаток узкой маленькой ноги. Я понял, что обо мне знают, что меня ждут, скрывая нетерпение. Я знал, где меня ждут, и почти был уверен, что знаю, кто. Я не ошибся.

Леда находилась в рубке. Здесь все было точь-в-точь как на «Марсе». Те же приборы, те же обзорные иллюминаторы. Вот только компьютер был молчалив и неприветлив.

Улыбка Леды была непритворно счастливой. Леда была облачена в золотистый, удивительно гармонирующий с ее волосами комбинезон. Впрочем, ей шла любая одежда, даже в лохмотьях замарашки Леда выглядела б королевой. Когда я вошел, Леда устремилась мне навстречу. Почти бегом, словно намереваясь броситься мне на шею. Но не дойдя совсем чуть-чуть, она замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась. Мне показалось, что Леда устыдилась своего чувства. А может быть, она все это разыграла. Если требовалось разыграть фарс, Леди превращалась в великую актрису.

Все же Леда подошла ко мне и чмокнула в щеку. От розовых губ пахло фиалками. Поздоровавшись, Леда отступила на шаг и внимательно оглядела своего гостя. С помощью нобеков я скроил себе вполне приличную одежду, хоть и не такую роскошную, которую ткали Ариману китайские невольники. Смотрелся я неплохо. Леда оценила это.

— Ты отлично выглядишь!

Я улыбнулся.

— Стараюсь. Хотя знай, что предстоит такая встреча, я облачился бы в свой лучший костюм.

Леда вернула мне улыбку и решила поддержать игру.

— А как ты находишь меня?

Я улыбнулся еще шире.

— Неужели тебе хочется в сотый раз выслушать один и тот же комплимент? Ты обворожительна!

Я не лицемерил. Леда и впрямь выглядела великолепно. Ее чистая, без единой морщинки, кожа переливалась свежими краски ми, ровные зубы напоминали жемчужные четки, глаза были напоены голубым цветом аквамаринов. Она испускала сияние, какое свойственно влюбленной и любимой женщине, и я почти поверил, что она счастлива видеть меня. Леда оценила искренность моих слов. Ее улыбка стала ослепительной.

— Ты можешь повторять эти слова бесконечно. Нет женщины, которой они смогли б надоесть.

Она говорила серьезно, я же попытался отшутиться.

— Это займет слишком много времени.

— Ну и что? Ты куда-нибудь торопишься?

— Может быть.

— Поверь, тебе некуда торопиться. — Леда сошла с места и медленно направилась к левому иллюминатору. Ее бедра сладострастно покачивались при ходьбе. — Хочешь знать, где очутился?

— Я знаю.

— Ну-ка?

— Это твоя база, копирующая «Марс».

— Верно. А как ты догадался?

— Очень просто. Ведь «Марса» уже нет.

— Здесь нет, а в другом измерении он, может быть, существует, — философски заметила Леда. Она дошла до иллюминатора и повернулась ко мне. — Ты знаешь, зачем я тебя сюда вытащила?

— Догадываюсь.

— И каков ответ?

— Нет.

— Жаль. Ты мне нужен.

— Как Гумий?

Леда усмехнулась.

— Не говори глупости. Гумий — червь по сравнению с тобой.