— Парень просто разыгрывает спектакль.

Буквально в тот же день он резко выразил недовольство затягиванием переговоров, поскольку заказал на вечер столик в известном в то время ночном ресторане, в котором выступала восточная актриса, исполнявшая танец живота, с которой Чиано был, по всей видимости, знаком еще раньше.

Но и то, что я слышал о нем впоследствии, не меняло моего представления о Чиано. Теперь же, в ходе многих длительных разговоров и бесед, передо мною предстал совершенно другой человек. Правда, он и на этот раз держался важно, подобно павлину, говорил цинично и был скорее всего развращен, однако дураком не был. Он был даже одарен, но не знал этических преград. У него не было высоких идеалов и надличностных идей, которыми бы он руководствовался в своих действиях, но он не был и фашистом (что я определил довольно скоро) и не страдал патриотизмом, хотя и употреблял фразы в национальном духе, что было явно связано с его положением, не был он и космополитом, который ставил бы человечество выше собственной нации. Он понимал только власть и деньги, которые и являлись его единственной целью. Его можно было, пожалуй, назвать современным кондотьером. Когда же я однажды сказал ему об этом, с некоторыми оговорками, то он был этим даже польщен. Открытость была все-таки его лучшей отличительной чертой, и действовала она обезоруживающе. Поэтому уже вскоре у нас установились добрые отношения с ним.

Если я, однако, уделял бывшему министру повышенное внимание, то у меня были и некоторые задние мысли: его знаменитые дневники. Дневники эти пользовались известностью, хотя никто их не видел: в римском обществе было известно, что он вел их уже давно. Некоторые люди были готовы даже заплатить за них громадные деньги, чтобы только ознакомиться с содержанием. По тому, что я слышал в Риме, в этих дневниках имелись сведения, которые могли выставить Риббентропа в нежелательном для него свете в глазах Гитлера. Вот почему мне хотелось бы иметь их у себя в руках.

Мое положение в немецкой внешней разведке позволяло мне судить, сколь роковой была политика Риббентропа, если ее только можно так назвать, в странах, положение в которых было мне известно по личным наблюдениям. Когда я начинал свою деятельность в немецкой секретной службе, то воспринимал Гитлера, несмотря на его сомнения и порою нерешительность, которые со временем усиливались, как табу, считая руководителя министерства иностранных дел самым настоящим вредителем и разрушителем. Поэтому принять участие в свержении этого человека я считал своим долгом, зная, что целый ряд высокочтимых лиц Третьего рейха ставили перед собой цель устранения Риббентропа. Даже мой непосредственный начальник Кальтенбруннер разделял мое мнение о Риббентропе. А поскольку он часто общался с Гитлером и Гиммлером, я рассчитывал на его усилия убедить фюрера в необходимости снятия Риббентропа с высокого поста. Мне удалось даже получить согласие Кальтенбруннера, что он поддержит кандидатуру бывшего статс-секретаря, ставшего послом в Ватикане, Вайцзеккера в качестве преемника Риббентропа. К Вайцзеккеру за его характер и способности я испытывал большое уважение. Благодаря совместной работе в Риме, я сблизился с ним и поддерживал его намерения привлечь папу к мирным переговорам с западными державами.

Чиано, обладавший очень важной для дипломата способностью угадывать мысли собеседника, уже скоро понял, что я был противником Риббентропа. И вот совершенно неожиданно для меня он как-то предложил мне передать изобличающие Риббентропа материалы. Я был очень обрадован и принял его предложение. Значительно позже, когда я прочитал дневники Чиано с первой до последней страницы, мне стало ясно, что Риббентроп изобличался в них не менее самого Гитлера. Так что их практически нельзя было бы использовать, чтобы восстановить фюрера против его министра иностранных дел. Этого тогда я и знать не мог, а хитрый Чиано не был заинтересован в том, чтобы открыть мне это.

Я стал размышлять, что бы мне такое сделать для Чиано в обмен на его дневники, но он сам однажды намекнул на это. Во время нашей прогулки по берегу озера он прямо спросил меня:

— А не могли бы вы поручить мне представительство по сбыту английских фунтов в Южной Америке?

Меня поразило как громом, так как я не мог даже подумать, что Чиано знал о проведении нами столь тщательно скрываемой акции. Делать вид, будто бы я ничего не знаю, было бессмысленно. Как ни в чем не бывало я спросил его холодно:

— А что вам об этом известно?

Чиано лишь улыбнулся и рассказал, что он знает уже несколько месяцев, что в Германии изготовляются фальшивые фунты стерлингов и в массовом порядке вбрасываются за границу. Информацию эту он получил от итальянского генерала Роатты, который был в то время начальником генерального штаба итальянских сухопутных войск, а до того возглавлял итальянскую секретную службу. Так что источник этот был вполне серьезным и, видимо, располагал определенными данными. Мозг мой заработал автоматически: нужно было выяснить, где же произошла утечка информации. Чиано, понявший мои размышления, прервал мою задумчивость, заявив, что Роатта узнал об акции по изготовлению фальшивых денег не от немцев, а от англичан. Так ли было на самом деле, я проверить не мог, но исключать эту версию не следовало. Из дальнейшей беседы с Чиано мне стало ясно, что он был хорошо информирован даже в деталях.

Его симпатии были на стороне «операции Бернхард», так как он терпеть не мог англичан. Его отрицательное отношение к англичанам как нации, переходившее порою в ненависть, было, без сомнений, искренним. По всей видимости, это объяснялось тем, что англичане, как ему казалось, не воспринимали его всерьез. В противоположность Швенду он полагал, что вброс фальшивых фунтов в достаточных количествах сможет нанести существенный урон если не экономике Великобритании, то, по крайней мере, ее позициям в Южной Америке.

Чиано, знавший, что я верил в «окончательную победу» стран оси не более чем он, не испытывал иллюзий о возможности достижения победы с помощью фальшивых денег, но считал (в то время я был с ним согласен), что имеются реальные шансы на ничейный исход. Запад, как нам казалось, можно было бы убедить в существовании опасности с Востока и побудить англичан и американцев к совместным действиям для отражения советской экспансии вместе с Германией и Италией на условиях возврата захваченных теми ранее территорий. С позиций сегодняшнего дня эти представления кажутся наивными, но в то время мы этого еше не понимали. Чинно считал, что сможет внести свой вклад не в ставшую химерной «окончательную» победу, а в реализацию плана достижения ничейного результата.

Концепция Чиано меня буквально заворожила. Он перечислил мне влиятельных лиц в сфере политики и экономики Южной Америки, с которыми поддерживал тесные связи. И они согласятся, как заверял он, поддержать его планы. Поскольку я тогда не записал названные им имена, то почти сразу же забыл. Наряду с другими Чиано назвал тогдашнего вице-президента, бывшего министра иностранных дел республики Уругвай Гуани, которому удалось добиться, что его страна, а также Чили, Перу и Колумбия встали на сторону США Но и с руководящими лицами южно-американских стран, которые были настроены антиамерикански, у него были отличные отношения. Прежде всего это был аргентинский военный министр генерал Фарелл и его коллеги, а также министр финансов, бывший до того президентом аргентинского государственного банка. С их помощью, а также помощью других личностей, которые были, как он выразился, в его руках непосредственно, или через доверенных лиц можно было бы завоевать в Южной Америке крепкие позиции в экономике. Чиано назвал целый ряд банков и других организаций, через которые можно сразу же установить контроль в странах их нахождения при условии вложения в них соответствующих капиталов. И достичь этого можно с помощью фальшивых фунтов. Наличные деньги при этом не должны были долго оставаться в этих странах, а фальшивые фунты работать в контролируемых организациях. Деньги на их счетах должны быть быстренько переведены в доллары или швейцарские франки, несмотря на возможные потери при курсовом обмене. Вначале я отнесся к его рассуждениям скептически и сдержанно, но ему удалось довольно быстро рассеять мои сомнения, вероятно, потому, что я не обладал достаточными экономическими познаниями и не очень-то разбирался в положении дел в Южной Америке.