Эдда Чиано с тремя детьми села в «Шевроле» на опушке парка даже не спеша, так как ее охранник благоразумно задержался в сторонке. И мы собрались в означенном месте в срок и без происшествий. Крытая грузовая автомашина вермахта уже стояла наготове, и после небольшой паузы мы направились в аэропорт.

В самый последний момент все чуть было не сорвалось, но не из-за бдительности итальянцев, а немецкой пунктуальности. Войска Бадолио держали под контролем все выезды из города. Немецкие же машины контролировались патрулями вермахта. Когда мы подъехали к дорожному заграждению и к нашей машине направился немецкий унтер-офицер, чтобы проверить документы, в глубине грузовика раздался громкий детский голос. Хотя я и просил настоятельно чету Чиано проследить за тем, чтобы дети вели себя спокойно, уследить за своими чадами они не смогли. Крик этот вызвал у немца подозрение, и он вознамерился осмотреть машину. Разговор пошел на повышенных тонах, что привлекло внимание итальянцев, которые направились к нам. На перекрестке находилось не менее тридцати человек, а через несколько сотен метров находилось очередное заграждение. Так что просто уехать было рискованно, так как могла начаться стрельба, а пуля, как известно, дура. Все могло сорваться, если бы при осмотре автомашины стали присутствовать итальянцы, которые, вне всякого сомнения, тут же узнали бы знакомые лица Чиано и Эдды. К счастью, на слишком ретивого служаку подействовал резкий командный окрик. Рядом с водителем нашей машины сидел молодой офицер-авиатор, который прикрикнул столь грозно, что растерявшийся унтер пропустил нас дальше.

Последнюю опасность представляло итальянское подразделение, дислоцировавшееся на аэродроме. Конечно же, нельзя было допустить, чтобы его командование узнало, кто ехал вместе с нами. Хорошо, что в наше распоряжение был предоставлен Ю-52, приспособленный для перевозки грузов и имевший широкую аппарель. К ней-то и подъехал задним ходом наш грузовик, и все пассажиры вошли прямо в самолет, не спускаясь на землю. Таким образом, даже стоявшие совсем рядом итальянские солдаты, убрать которых не вызывая подозрение было просто невозможно, не увидели, что загружалось в самолет.

От земли мы оторвались без дальнейших происшествий: операция прошла успешно. И все же нами была допущена одна ошибка: мы не прихватили с собой теплую одежду для освобожденных. Поскольку был самый разгар летнего сезона, было бы подозрительно, если бы Эдда надела на себя и детей теплую одежду, выходя на прогулку.

Поэтому на них была легкая одежда. Ю-52 же надо было преодолеть Альпы, для чего подняться на высоту почти 4000 метров. К тому же самолет был транспортным, побывавшим не в одной передряге. К счастью, нашлось несколько покрывал и меховые куртки экипажа.

Полет был непростым: из-за непогоды пилот был вынужден подняться на высоту более 5000 метров, где падение давления чувствовалось ощутимо. Хорошо, что нашлись две бутылки испанского коньяка, которые несколько скрасили часы полета. Но если сам Чиано едва пригубил спиртное, то его семья от него не отказалась, в особенности самый младший, по имени Могли. Приложив бутылку ко рту, он выпил несколько порядочных глотков. Если бы я не отобрал у него бутылку, он выпил бы, пожалуй, не менее половины. Родители даже не вмешались. Четырехлетний малыш был любимцем отца и творил все, что только взбредало ему на ум. Его брат с сестрой, казавшиеся более благовоспитанными, мстили ему только тогда, когда отца не было поблизости.

Характерным для Чиано, как человека, был эпизод, произошедший сразу же после начала полета. Не прошло и четверти часа поле нашего выпета из Рима, как он отобрал сумочку дочери и стал контролировать ее содержимое. В сумочке находилось не менее десятка драгоценностей: ценные украшения, крупные бриллианты в оправе, серьги с подвесками, золотые табакерки. После этого Чиано принялся выворачивать собственные карманы, проводя их инвентаризацию. Поскольку карманы были весьма объемными, содержимое их явно не соответствовало «сбережениям, отложенным на черный день».

Предстоявшее прибытие семьи Чиано в Германию Держалось строго в тайне. Встреча в Мюнхене была неофициальной, но весьма почтительной. Для гостей была уже приготовлена прекрасная вилла в Оберальмансхаузене на Штарнбергерском озере. Мне пришлось сопроводить их туда, чтобы убедиться, все ли было в надлежащем порядке. Вообще-то я намеревался тут же выехать в Берлин, но супруги Чиано меня не отпустили. К этому времени погода резко переменилась, стало холодно в Альпах, что довольно частое явление даже летом. А у семьи не было подходящей одежды, и они потребовали, чтобы я их одел соответствующим образом. Из одеял они сделали импровизированные пончо.

Задача, поставленная мне, была не из легких, поскольку изделия из текстиля во время войны в Германии были строго рационированы. Конечно, в Мюнхене, как и во всех больших городах, имелся черный рынок, но к нему я не имел никакого отношения. К тому же там вряд ли можно было бы найти то, что соответствовало вкусам и потребностям семьи Чиано. И на этот раз мне помогло предписание фюрера. Конечно, напрямую я не мог его использовать, однако за 24 часа мне удалось получить письменное разрешение министра экономики Функа на приобретение в пределах рейха всего, что я пожелаю, и в необходимых количествах — без предъявления соответствующих купонов.

После этого вся семья Чиано выехала в моем сопровождении в Мюнхен. Чтобы упростить процедуру покупок, я вызвал представителей лучших салонов обуви, одежды и меховых изделий города, в которых при моем ассистировании и прошла церемония покупок. Я был весьма доволен, что платить мне пришлось не из собственного кармана. Ибо, когда я показал графине Чиано два меховых манто, полагая, что она выберет себе одно из них, она взяла оба.

Вдруг мы заметили, что Чиано с нами нет, хотя и просили его настоятельно не отлучаться, чтобы сохранить в тайне его пребывание в Германии. Продавщицы были строго предупреждены никому не говорить об итальянских гостях, которых они, конечно же хорошо знали по иллюстрированным журналам и еженедельным обозрениям. И вот бывший министр иностранных дел, воспользовавшись тем, что я отвлекся на покупки, неожиданно исчез. Мы не знали, где его и искать, но на счастье он вскоре объявился сам. Оказывается, он был у парикмахера, нисколько не задумавшись о возможных последствиях, так как считал себя плохо побритым. А ведь через этого парикмахера и стало известно, что Чиано находился в Германии.

Только несколько позже мне стало известно, почему граф столь заботился о своей внешности. Дело в том, что он начал флирт с хорошенькой манекенщицей в том же салоне, где мы были заняты покупками, и даже договорился о встрече вечером. Об этом я узнал от самой девушки, которая чувствовала себя обязанной проинформировать меня о сближении с Чиано, но просила не раскрывать источник информации. Я ей это обещал. Вследствие этого я не стал просить Чиано отказаться от назначенного рандеву, а был вынужден составить общество семейству Чиано в течение всего вечера. Следует полагать, что граф, любитель приключений, проклинал в душе в тот вечер мою любезность.

Таким образом, мне поневоле пришлось изображать управляющего домом в графской вилле на Штарнбергском озере в течение некоторого времени. Удовольствия мне это вначале не доставляло, но вскоре выяснилось, что в этом имелись и свои положительные стороны. В частности, это позволило мне ближе познакомиться с бывшим итальянским министром иностранных дел, исторической в общем-то личностью. До того я считал Чиано дутышем, много мнящим о себе, глупым человеком, который смог занять исключительно важную позицию в государстве, благодаря лишь судьбе и протекции своего тестя Муссолини. Такое мнение, услышанное мною от посторонних людей, казалось, в первые моменты нашего знакомства подтверждалось. Впервые я увидел его в 1940 году в Вене, когда решался вопрос о венгеро-румынской границе. Румынии тогда пришлось возвратить значительную часть Трансильвании, которую она получила по Трианонскому мирному договору. Новое прохождение границы было установлено лично Риббентропом совместно с Чиано. Риббентроп, которого я оценивал подобно Чиано, орудовал тупым красным карандашом на карте, вследствие чего толстая линия прихватывала несколько километров территории то одной, то другой страны в зависимости от того, какую сторону этой линии следовало принимать во внимание. Когда румынский министр иностранных дел Манулеску узнал о принятом решении, он потерял сознание, и его пришлось приводить в себя, чтобы он поставил свою подпись под новым договором. Чиано отреагировал тогда на случившееся скептическим замечанием:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: