Я бьюсь изо всех сил, но он всего лишь крепче сжимает меня. Мой пульс зашкаливает. Это странно, когда прижимают тебя к себе так сильно, при этом убивая тебя.

Пытаюсь вспомнить, когда кто-нибудь обнимал меня так крепко в последний раз, и не могу. Точно не мои родители. Не с тех пор, как у них появились проблемы. Легкие полу-объятия и воздушные поцелуи, на этом всё. Не мои друзья, они никогда не обнимали меня так крепко, напрягая каждый свой мускул.

Только этот парень. Тот, который собирается убить меня.

Так вот, что нужно сделать, чтобы добиться таких объятий? Умереть?

Щёки горят, и я начинаю плакать, уткнувшись лицом в его рубашку, которая необыкновенно тёплая. Сомнительное утешение — по типу накормить перед смертью до отвала — цепляться за собственного убийцу.

Он всё так же смотрит только на луну. Он никогда больше не взглянет на меня. Больше никто и никогда не увидит меня живой. Только лишь моё тело. Вода, между тем, уже поднимается по моим коленям и талии, вверх по его груди.

Представляю своё тело, уплывающее прочь. Моё платье, скорее всего, унесёт течением. Моё тело найдут почти обнажённым.

— Можно попросить тебя об одном? — начинаю я.

— Нет, — рявкает он в ответ.

— Пожалуйста? — прошу я дрожащим голосом. — Можешь застегнуть молнию обратно?

Убийца сбивается с шага.

— Что?!

Вокруг нас лишь бурный поток ледяной воды.

— Я не хочу, чтобы меня нашли… — мой голос срывается.

Убийца стоит неподвижно, наверное, целую вечность. Я начинаю думать, что он не понял меня. Или просто не хочет делать этого. Тогда он разворачивается и относит меня на мелководье, где медленно опускает вниз. Волны плещут по моим лодыжкам.

— Подними свои волосы, — говорит он, смотря на меня тяжёлым взглядом.

Поднимаю волосы и поворачиваюсь к нему спиной. Он тянет молнию, но та не поддаётся. Он стягивает края платья вместе, совсем как мама целую вечность назад. Но края не сходятся. Он чертыхается, раздаётся щелчок, и я замечаю отблеск металла. Втянув в себя воздух, пытаюсь отстраниться, но убийца дёргает меня за платье обратно к себе. Слышится треск ткани, и сразу звук застёгивающейся молнии.

Он разрезал платье. Теперь водный поток не сможет оставить меня без платья. Ну, хотя бы, я буду одета.

— Спасибо, — всхлипываю я.

Он всё ещё прижимает концы ткани, похоже, прикидывая, как бы их свести вместе.

— Чёрт, — красноречиво. — Бл*дь.

Мы стоим так ещё несколько секунд, которые для меня растянулись в вечность. Я потерялась в резких звуках нашего дыхания. Разве это не странно, дышать в унисон с тем, кто против тебя? Кто пытается уничтожить тебя? Все, что я чувствую, так это холод от воды на моих ногах и жар мужских рук на моих бёдрах.

Мир переворачивается, когда меня закидывают к себе на плечо и уносят прочь из воды.

Убийца опускает меня на берег и нависает надо мной. Насквозь мокрый, с горящим взглядом зелёных глаз в окружении густых черных ресниц.

— Ты помнишь, что я сказал о твоём телефоне? Он все еще находится на переднем сиденье фургона.

Я опускаю взгляд на его ноги. Не понимаю, о чём идёт речь.

— Как я убью всех людей из твоей записной книжки? Помнишь?

— Да, — отвечаю, дрожа от холода.

— Но есть шанс, что я не убью их. Если я прочту завтра в новостях про девушку, найденную в лесу. Она стала свидетелем убийства, но не видела лица самого убийцы. Когда она пыталась набрать 911, на неё напали сзади и накинули мешок ей на голову. Её отвезли сюда, ей удалось сбежать. Это все, что она знает. Она ничего не помнит. Она никогда не видела этого. — Он указывает на белый шрам на руке. — И она определённо не станет делать глупостей, например, рассказать полицейским, что на самом деле произошло, когда копы пообещают ей программу защиты свидетеля. Потому что я — узнаю.

Не знаю почему — из-за того, что замёрзла в реке, или от шока после перенесённого насилия, я очень туго соображаю, впервые за столько лет. Но медленно и верно меня озаряет.

Он собирается отпустить меня.

До сих пор не верится, что меня похитили. Но в то, что меня могут отпустить, верится ещё меньше.

— Обещаю, — шепчу я. — Я никому ничего не скажу.

Я не знаю, говорю ли правду. Я не знаю, что отвечу, когда мои мама и папа посмотрят на меня, когда офицеры в полиции начнут задавать вопросы. Это будущее, которое может не наступить. Это больше, чем можно было мечтать.

Нерешительность, проскользнувшая в моём взгляде или в голосе, была замечена похитителем. Сразу же большие мокрые руки ныряют в мою шевелюру, и он рывком подтягивает меня к себе. От его бесцеремонной хватки слёзы выступают на моих глазах, но я не издаю ни звука. Я больше не сопротивляюсь.

Его рот прямо напротив моего. Так близко, что это ощущается почти поцелуем.

Так вот как произойдёт мой первый поцелуй?

Я почти чувствую его губы, его дыхание сливается с моим. Мы оба тяжело дышим, как будто сражаемся друг с другом. Знаю, за что сражаюсь я: за свою жизнь, за завтра. За своё будущее, о котором я никогда не думала ранее. Но я не знаю, за что сражается он. Почему он с такой лёгкостью убил того мужчину, а меня не смог?

Его голос низкий и пугающе-ужасный:

— Я найду их, но убью не сразу. Я буду делать это мучительно медленно и заставлю тебя смотреть.

Тут же картинки проносятся в моей голове: моя мама, лежащая на земле, папа, истекающий кровью. Подруга Челси, которая плачет, не понимая, что происходит.

Я точно знаю — я никогда не позволю этому случиться.

Хватаю похитителя за руку. Она до сих пор влажная от речной воды. Моя рука тоже влажная. Наши руки скользят, но я держу его крепко. Это важно. Мне необходимо, чтобы он понял, насколько я серьёзна, что я действительно имею в виду то, что говорю.

— Я клянусь тебе, — дрожь в моём голосе на этот раз не от страха. Это вибрирует волнение от моей собственной решительности.

Интенсивность мужского взгляда не уменьшается ни на йоту. Похититель тянет меня за волосы.

Я знаю, что он хочет.

— Твой шрам, — говорю я на выдохе, потому что моя голова горит огнём. — Ни одна живая душа никогда не узнает о твоём шраме. Я клянусь тебе.

Я не клянусь именем Бога. Вряд ли такой человек верит в Бога.

Похититель изучает мои глаза, руки сильнее давят на заднюю часть моей головы. Он не уверен во мне. Секунда, другая, и он изменит своё решение. Этого я допустить не могу.

Я хорошо учусь в школе, я отличница. Обычно нам рассказывают что-то, и мы должны пересказать это же на оценку. Мне следует сделать то же самое для него.

— Я была напугана, пыталась набрать 911, но он подкрался сзади, — шепчу я. — Набросил что-то, типа мешка или наволочки, мне на голову и запихал в какую-то машину. Возможно, в один из фургонов. Мы ехали целую вечность. Я была так напугана. Я не помню ничего, даже, сколько времени прошло. Ничего. Он сказал, если я сниму мешок, он убьёт меня.

Он смотрит прямо мне в глаза.

— Он остановился и вытащил тебя наружу, но это всё, что ты помнишь.

— Он остановился и вытащил меня наружу, — повторяю я. — Я не знаю, где мы оказались. Эта штука до сих пор на моей голове.

— Они не смогут заставить тебя рассказать то, чего ты не помнишь, — направляет меня он.

— Хорошо.

— Слышала ли ты ещё какие-нибудь звуки?

Это как тест, прямо как в школе. Я могу сделать это. Надо просто сосредоточиться на нем.

— Это всё, что я помню. Мы просто ехали, затем остановились.

— Он отпустил тебя здесь, ты стащила мешок с головы и убежала.

— Я стащила мешок с головы и убежала.

— В каком направлении? — спрашивает он, поглаживая пальцами кожу на моём затылке, обжигающий взгляд не отрывается от моего лица ни на миг.

— Я не помню, — говорю я.

— Он тебя преследовал?

— Я не знаю. Я просто бежала.

Он отпускает меня. Делаю шаг назад, падаю на землю.

Парень просто смотрит на меня.

— Жизнь людей, которых ты любишь, зависит от тебя, поэтому держи рот на замке.