Ювенал пишет, что прохожих ожидало много других опасностей: на головы их часто падал мусор, попросту выбрасываемый с верхних этажей зданий; на путников выливались нечистоты; незакрепленный в повозках груз мог травмировать, ушибить и даже убить прохожих — о безопасности никто не думал. Но самое страшное — уличный разбой.

«Даже когда вы заперли двери вашего дома или лавки, укрепили вход цепями; когда, вроде бы, все спокойно, обязательно найдется вор или грабитель, готовый прикончить вас ножом». Ювенал продолжает: «Казалось, все железо, производимое в Риме, идет на производство цепей и кандалов. Плуги, серпы и мотыги скоро будут недоступны».

Дело в том, что чем выше плотность населения, тем выше уровень преступности. Правило действует и поныне. Мы не знаем статистику по древнему Риму, но в Лондоне 2006-2007 гг. было совершено почти 700 тыс. преступлений. Из них 34 тыс. случаев грабежей и разбоев; 2500 преступлений с применением огнестрельного оружия; 1800 изнасилований и 125 убийств. Остальное — ДТП и кражи с проникновением в жилье.

Историк и писатель Светоний повествует о том, как император Август с совершенным умилением наблюдал за уличными потасовками, что говорит о равнодушии и безразличии древнеримских властей к этой стороне жизни тогдашнего общества. В общем, каждый был сам за себя. Вот типичное настенное объявление той эпохи:

«Из этой лавки выкраден медный котел. Тот, кто вернет мне эту вещь, получит награду в 65 сестерциев. Тот, кто приведет вора, также получит вознаграждение».

Криминальные хроники тех лет вторят Ювеналу и подтверждают картину повседневной, далеко небезопасной уличной жизни в древнем Риме: «Однажды один лавочник поставил фонарь на тротуар напротив входа в свое заведение. Проходивший мимо воришка вдруг схватил фонарь и бросился наутек. Торговец пустился в погоню, догнал вора и в завязавшейся драке подбил злодею один глаз». Другое сообщение гласит о еще более печальном событии -по сути, это эпитафия:

«Вечная память Юлии Реституте — несчастнейшей из людей. В свои десять лет у нее отняли жизнь из-за драгоценных украшений. Юлий Реститутус и Стация Пудентилла — любящие родители — написали это».

Ювенал описывает, как тащился однажды усталый домой, держа в одной руке зажженную свечу и загораживая ее от ветра ладонью. К несчастью, на пути встретился пьяный верзила:

«И не важно, отвечаешь ли ты на его оскорбления или, стараясь не связываться, пытаешься уйти — все равно будешь избит и ограблен».

Мы не знаем, насколько обыкновенны были все эти преступления, но подозреваем, что достаточно часты. В противном случае они не удостоились бы упоминаний в анналах древнеримских историков и литераторов. Видимо, размах преступности вызывал даже какие-то политические последствия, как это произошло в Помпеях. Именно в этом городке в 70 г. до н. э. был построен самый древний из известных нам амфитеатров, предназначенных для гладиаторских боев. Сооружение вмещало 20 тыс. зрителей и имело вход, обращенный, для удобства, прямо к городским воротам. Как и современные зрелища, футбол, например, древние представления вызывали такой же взрыв зрительских эмоций. Зачастую в этом не было ничего плохого. Найдены настенные мозаичные рисунки, передающие нам радость и гордость тогдашних «фанатов» за успехи своей команды гладиаторов. Однако историк Тацит пишет, что однажды после таких состязаний в 59 г. н. э. ярость болельщиков вылилась в кровавые беспорядки, которые даже изобразили на фресках. Все началось, пишет Тацит, когда соседний городок Нуцерия прислал в Помпеи свою гладиаторскую команду. Обычный в таких случаях обмен оскорблениями привел сначала к швырянию друг в друга камней, ножей и палок, а затем к настоящей кровавой бойне. Нуцирийцам досталось больше — многие были ранены и убиты. Новость эта дошла до Рима, и Сенат, осознав всю серьезность происшедшего, на десять лет запретил гладиаторские бои в Помпеях и даже наказал учредителей. Могли ли тогда предположить, что через 1900 лет нечто подобное произойдет на голландском стадионе «Эйзель» (1985 год, 39 погибших)? Английские клубы были изгнаны из еврокубков на пять лет, «Ливерпуль» и вовсе на восемь.

Санитарные условия в таком перенаселенном городе, как древний Рим, были далеко не идеальными. Сейчас мы можем предположить, что в мегаполисе «производилось» около семисот тонн человеческих испражнений в день. Как с этим справлялся город? Во многих домовладениях имелась общая уборная, располагавшаяся на самом нижнем этаже. Существовала и примитивная канализационная сеть, соединявшаяся в итоге с главными сточными канавами, так называемыми «cloaca maxima». По клоакам нечистоты спускались в Тибр; и горе, когда уровень воды в реке поднимался — нечистоты возвращались туда, откуда и приходили. В такие дни Рим окутывала страшная вонь; к тому же по канализации в дома проникала различная живность, в том числе и опасная для здоровья. Описан случай, когда в один дом буквально «вплыл» морской осьминог, которого привлек запах соленой рыбы, хранившейся в доме.

Странно представить, но отсутствие уборных некоторым приносила и ощутимую пользу. Многие римляне продавали свои нечистоты неким «стеркорариям» («stercorarib — работники-ассенизаторы), а те перепродавали их в качестве удобрений сельским производителям-аграриям. Неприятное, но весьма доходное занятие.

Кстати, и в Британии 1960-х годов существовали уличные уборные (на задних дворах), из которых нечистоты выгребали люди, которых мы называли «ночные уборщики»; а в Викторианскую эпоху уличные подметальщики убирали с мостовых конские яблоки, коих было так много, что женщины не могли ходить по улицам, не задрав свои юбки.

Интересно, что канализация в некоторых помпейских домах была соединена напрямую с садами. Что ж — остроумно, но чересчур «ароматно»! Может быть, и нашим экологам пора задуматься о чем-нибудь этаком? «Собирание» мочи в древнем Риме также было неплохим бизнесом. Она использовалась в качестве составной части травящих веществ, используемых перед покраской. Обычно мочу собирали в терракотовых сосудах, которые выставлялись прямо на улицах, словно урны. Известно, что сосуды часто бились или опрокидывались, со всеми «вытекающими» отсюда последствиями. Мудрее всего поступили в порту Остия: там провели свинцовый «мочепровод» из писсуара в общественных банях прямо в подвальное помещение, где располагалась лакокрасочная мастерская.

Удивительно, но мочевой бизнес был столь доходным, что даже был обложен императором Веспасианом специальным налогом. Когда сын императора Тит принялся осуждать нововведение отца, Веспасиан поднес к его носу монету (из первого налогового поступления) и спросил: «Отвращает ли тебя запах этой монеты?» — «Нет», — ответил сын. «Так вот, она сделана из мочи». Этот эпизод и послужил основой известного латинского изречения: «Pecunia nоn olet» — «Деньги не пахнут».

Нынешние власти, конечно, еще не дошли до таких фантазий, но, похоже, еще все впереди: муссируется вопрос о введении налога на мусор. Не сбор за вывоз бытового мусора, а вообще налог для всех и для каждого — видимо, для того, чтобы неповадно было этот самый мусор производить. Так и видятся толпы снующих «мусорных» инспекторов с раздутыми ноздрями, жадно втягивающих в себя воздух в поисках специфического аромата.

Не сказать, что с мусором в древнем Риме совсем не боролись. Характерно, что первой ступенью на карьерной лестнице, ведущей к высотам городской власти, была должность так называемого «эдиля» («aedil»). Эдиль должен был следить за чистотой улиц в прямом и переносном смысле, т.е. совмещал в себе должности смотрителя, дворника и полицейского. Все владельцы лавок, мастерских и прочей деловой недвижимости отвечали за чистоту участка улицы непосредственно перед заведением. Был даже такой лозунг — «Cura urbis», т.е. «Заботься о городе». Иногда помогала и природа. Хороший летний ливень буквально преображал город. Вносила свою лепту и рукотворная стихия. Вода из близлежащих водоемов текла в город по акведукам, а затем распределялась по общедоступным источникам. Естественно, воду никто не перекрывал, и она, предоставленная самой себе, текла ручьями по улицам города, кое-где смывая грязь, а кое-где застаиваясь в зловонных лужах.