Но тихоня Ирка молчать не стала, а выбрала противоположную позицию в неуемном желании вернуть любимого распущенного Тимошу. Ах, эти незабываемые, чарующие веснушки и лучезарная улыбка в пол-лица… Безумная! Она не понимала, с кем имеет дело. Ее белоликий партнер — не из тех, которые привыкают и прилипают.

Сначала Ирка устроила тарарам Тимофею, не в меру расстоналась, не к случаю развизжалась, неслабо рассиропилась…

— Кисуль, а ты психопатка! Типа ураган! Со своей собственной "ирундой"! — лаконично и выразительно охарактеризовал ее Тим. — Завелась, как заводная кукла! В принципе от меня все барышни чохом становятся безголовыми, "есть хорошее обстоятельство", но не до такой же степени! Мало ли кто ко мне в постель через день шастал! Давно унесенные ветром "по углам, по щелям разбежалися"! Всех не перелапаешь! И нельзя обнять необъятное! Так что мой тебе совет, девка, засохни на корню — и ага! Сушите весла! Ко мне никому не возвернуться! Я — гнусный человек! Но люди разные нужны, люди всякие важны.

Степень Иркиной безголовости оказалась очень высокой, поскольку она, в состоянии черной безнадежности, бросилась за помощью к тренеру. Андрей был в этот вечер дома, смотрел вместе с Зоей по видаку "Греческую смоковницу", когда обезумевшая от любви и отчаяния Ирка внаглую вломилась в квартиру Юрасова.

— Ой, я упала!.. — в испуге прошептала Зойка.

Что Ирка говорила Степану Николаевичу, Андрей и Зоя не расслышали, хотя напряженно, забыв об экранных влюбленных, прислушивались к диалогу за стеной.

На следующий день Юрасов пригласил к себе Тимофея. Зойка поймала одну лишь первую фразу тренера, плотно закрывающего за собой дверь в комнату:

— Понимаю я тебя, Тимофей, понимаю, только все никак понять не могу…

А Андрею посчастливилось услышать последний, заключительный монолог Тима, эффектно и страстно произнесенный в воздух передней с очевидным расчетом на скрытых слушателей: тренер провожать Тимошу не вышел, а Андрей украдкой, с большой опаской выглянул в коридор.

— Совсем Степан оборзел! Скурвился! Тяжело проходит свои критические дни! — объявил Тимофей. — Наехал, как на пятилетка сопливого! Пиявил целый час! Ну, дает: я ему, видите ли, не нравлюсь! Да я и не обязан всем нравиться! И чего лезет в чужую жизнь, козел, чего в нее без спроса мешается? Ежели мне попалась дурная баба…

Тим кое-как набросил на плечи дорогую куртку, небрежно смяв воротник.

— До чего же вздорный характер у дяденьки! Ведь ясно, откуда уши торчат: былая слава прошла, а это — остаточные явления! Выеживается! Кому решил мозги промыть, кого раздраконить? Да Тимофей Семушкин пошлет на фиг кого угодно и выхватит свой фартовый билет! Давно уже в этой бодяге пообтесался, что мне новый бесплатный плевок судьбы? Один черт! Ирка-гадюка! К завтрему так устроюсь — сплошной блеск! Все сделаю грамотно, заради Бога! Ладненько, отбываю с вечерней лошадью. Я тебе брякну, Андрюха. Не дрейфь и займись сексом! Салют! Хорошего дня!

Тимоша явно просто хорохорился.

После его ухода Зойка испуганно прошептала:

— Ой, я упала!

И потерянно, низко наклонив голову, вжалась в кресло. Она была давно дружна с Иркой, но считала, что терять такого танцора, как Семушкин, из-за Иркиной дурацкой влюбленности, нельзя ни при какой погоде. Андрей был с ней совершенно согласен. Более того, в нем впервые пробудился протест: надоело бояться! Почему он должен подчиняться и слушаться, почему обязан выполнять все распоряжения и указания Степана не только на паркете, но и дома? Молчание ягнят… И потом, он, Андрей, по сей день не знает и не понимает ни черта в своей биографии, не разбирается ни в своем прошлом, ни, тем более, в будущем… А хотелось бы. Даже очень.

И Андрей вышел из комнаты, оставив Зойку в тяжкой растерянности, и толкнул дверь к Степану Николаевичу. Юрасов спокойно стоял возле "стенки", выбирая чтение. Он любил вечером, если оставалось время, листнуть старый роман. Какого-нибудь Гончарова, например. К книгам Степана приучила сестра, тихо и скромно проработавшая всю жизнь в районной библиотеке возле дома.

Андрей никогда эти странных вкусов и пристрастий не понимал. И тренер совершенно напрасно, впустую долго пытался заинтересовать сына чтением. Ничего не получилось. "Кто-то ошибся: ты или я…" Андрея по-прежнему привлекали только музыкальные группы. Но на диски и кассеты для сына Юрасов никогда денег не жалел. Тоже не самое плохое увлечение. Каждому свое…

— Ты что, Андрюша? — спросил Степан Николаевич, словно ничего не случилось. — Тебе что-то нужно? Вообще уже поздновато, пора ложиться, завтра рано вставать.

— Я хотел бы поговорить. По-крупному, — сказал Андрей. — Давно хотел, но надумал сегодня… Больной разговор…

Юрасов внимательно посмотрел Андрею в глаза: иногда тренер злоупотреблял своей привычкой и манерой испытывать собеседников взглядом. Своеобразный тест-проверка: Степан отлично знал, что в глаза не смотрят лишь негодяи и сумасшедшие.

Андрей взгляд выдержал, хотя начал возмущаться все больше и больше. "Нет, ребята, все не так, все не так, как надо…" Чересчур застращал и застрожал тренер всех в последнее время, не раздышаться никак! Сплошное бесправие и беззаконие! Может, пора восставать? Устроить бунт на корабле… И вождь сформировался готовенький: пофигист Тимофей Семушкин, которому нечего терять, кроме своих цепей. Но Андрею есть что терять. Поэтому он сейчас осторожно, исподволь пробует нащупать пути решения. И стоит в обороне. Всего-навсего…

— Видимо, не поговорить, а спросить, — поправил его Степан Николаевич. — Спрашивай, о чем хочешь, у тебя крайне редко возникает такое желание. Я даже иногда удивляюсь, глядя на тебя. Ты очень нелюбопытен.

— Я, наверное, копил вопросы на черный день. Складывал, — пояснил Андрей. — Теперь вот набралась куча… Хотя, в общем и целом, не так уж много… Скажите мне, Степан Николаевич, зачем я вам нужен?

Юрасов прекрасно понимал: данная тема рано или поздно обязательно возникнет, и ее придется обсуждать. Семьи у Степана не получилось, от почти прожитой жизни осталась самая малость: любимая старшая сестра Манечка, тоже одинокая, да танцы. На остальное у него просто не хватило времени: танцы навсегда заслонили окружающее и заполнили будни и праздники.

Когда-то Степан мечтал о сыне, шутил, что вот, дескать, родится и вырастет, и пойдут они с ним вместе по бабам. Сын так и не родился, к женщинам Степан относился трепетно и нежно, бравировал исключительно на словах и страшно боялся уходить из этого мира, не оставив себе замены. Боялся и не хотел. "Мне нужно уйти, улыбаясь…"

Он давно уверовал, что именно ему нельзя ничего не оставить после себя: Степан не имеет никакого морального права спокойно умереть, поскольку мир без Юрасова невозможен. С его уходом жизнь потеряет так много, что перестанет даже называться жизнью.

Но лучший и любимый ученик, белокожий, ловкий Тимоша, в смысле замены тренера не устраивал, не радовал моральными качествами, сомнительными духовными ценностями и проснувшимися на алой заре физиологическими наклонностями. Порочное дитя. Не успеешь оглянуться, уже обнимается с новой девкой. Да еще слава Богу, что с девкой! Вокруг влюбленных друг в друга юношей невпроворот. Степан этих страстей и вовсе не одобрял и не понимал. Хотя уж лучше кого-то по-своему любить, чем по стандарту ненавидеть.

Из молодых да ранних, Тимофей проворно высказался весь, до конца, слишком быстро разболтался, показал всем, на что способен — и остановился на финише. Он не годился на длинные дистанции. Каждый в жизни может быть только либо стайером, либо спринтером. Степан искал такого, который в состоянии спокойно, целенаправленно и размеренно, всегда бежать вперед, до конца. Именно тогда случайно появился Андрей… Пластичный и музыкальный, с абсолютным слухом.

Юрасов взял мальчика не просто для того, чтобы скрасить ежевечернее одиночество. Нужен был именно сирота.