Тренер, стараясь себя не выдать, с презрением и настоящей иронией относился к своим ученикам, в основном детишкам пресловутых новых русских, которым ничего не стоило, в оголтелой погоне за мировой славой потомства, выкладывать немалые долларовые суммы за занятия танцами. Степан хорошо помнил, как его отец, подполковник милиции, с трудом скопивший за всю свою жизнь на подержанную "Волгу", тотчас продал ее, увидев, что платить за танцы сына нечем. И потом понемногу "отщипывал" от этих денег, предназначенных исключительно для спортивно-танцевальных тренировок Степана.

Мать часто недобро, грубо упрекала тихого, бессловесного отца за неумение жить, прилично зарабатывать и нормально содержать семью.

— Бандитье ловить за такие деньги могут только дураки! — постоянно заявляла мать. — Это чтоб тебя же за копейки и пристрелили в темном переулке! Еще и детей перережут вдобавок!

Отец вздыхал и отмалчивался. Безответному подполковнику милиции почему-то очень хотелось видеть сына гениальным танцором, которому не найдется равных в мире. У каждого свои собственные мечты, иногда странные и порой кажущиеся родным нелепыми и дикими.

— Ты, сынок, не обращай на мамины крики внимания, — говорил Степану отец. — Она нервная, жизнь прожила непростую, почти нищую. Да еще моя работа без выходных и праздников…

Глядя на родителей, Степан в детстве поклялся самому себе, что либо сможет зарабатывать кучи денег для своей будущей семьи, либо никогда не женится. Ему удалось выполнить оба поставленных условия.

…Степан растил Андрюшу бережно, заботливо, как родное дитя. Это было его второе "я", его продуманный фон, его неизменная тень… Экран, на котором вновь оживет бессмертный Юрасов. Ученик должен безупречно повторить тренера, ярко отразить его блеск, его славу, его успех, но ни в коем случае не затмить. Мальчик обязан идти однажды проторенным, опробованным, испытанным Юрасовым путем — и никаких своих, неожиданных и непонятных дорог.

Поэтому, говоря всем вокруг о самобытности и своеобразии таланта Андрея, Степан попросту лицемерил: он отлично видел и сознавал, что ни о какой оригинальности вопрос не стоит. Юрасов создал и воспитал Андрея — и Андрюша станет продолжателем Степана на Земле, его конкретной, четкой копией. И ничего больше. Сказать все это Андрею? Да упаси Боже! Но ответ на заданный вопрос у Степана давно уже готов.

— Видишь ли, Андрюша, я — одинокий человек… Ни жены, ни детей… Всегда мечтал о сыне. А единственный недостаток, который проходит, — это молодость.

Банальный и вполне логичный ответ. Не придерешься. Отличная полуправда, всегда подходящая для объяснений и оправданий. А ему есть в чем оправдываться.

Степан хорошо помнил, как однажды смертельно испугался, увидев, что тринадцатилетний Андрюша влюбился — а он все делал достаточно серьезно и глубоко — в Аллочку Чеботареву. В знаменитую Аллочку, известную всему миру сначала своими танцами, а потом спортивной школой, с которой осмелился спорить один лишь Юрасов.

Андрей смотрел на Аллу чумным взором, маленький мальчик в мире больших людей, а она его абсолютно не различала среди сверстников-танцоров близорукими, ласковыми глазами. А ужаснулся Степан потому, что чересчур точно, почти буквально Андрей повторил на этот раз тренера и отца: получился безусловный ксерокс, на удивление чистый и правильный, на редкость идеальный. Когда-то давно Юрасов тоже белел в присутствии необыкновенной Аллы и выступил ныне в роли ваятеля-творца, дерзнувшего слепить свое "я", повторить свой образ, создать собственный характер. И перепугавшегося от того, что натворил. Нельзя объять необъятное…

Да, ему было по-настоящему страшно, когда он смотрел на Андрея и видел перед собой себя самого в юности. "За прошлое пла`чу…"

Что будет дальше, Юрасов думать не осмеливался, — будущее его пугало и тревожило точно так же, как Андрюшу.

— Я бы хотел знать еще кое-что, — продолжал с пристрастием допрашивать Андрей. — Вы взяли меня… Просто так… Учили, растили. Но там были деньги… Я помню сберегательную книжку… И квартиру, где мы с мамой жили… Плохую, конечно, всегда сырую, маленькую, на первом этаже. Но все-таки это моя квартира.

Степан снова внимательно посмотрел на Андрея и усмехнулся. Он почему-то долго не верил в реальность подобных вопросов. Ему казалось — Андрей на них неспособен. Но Манечка давно подсказала брату оформить все документы, чтобы Андрей в случае конфликта почувствовал себя обезоруженным. Сестра была опытнее и старше. Мудрая черепаха Тортила… Вовсе не склонная идеализировать Андрюшу и всех остальных.

— Квартира несколько лет назад отремонтирована и оформлена на твое имя, — сказал Степан. — Ты можешь переехать туда, как только захочешь. Мебель там тоже новая. А книжка вот…

И Степан вынул из "стенки" и положил перед несколько ошеломленным и смущенным Андреем сберкнижку на его имя.

— Из твоих денег я не взял ни копейки, — продолжил Степан. — Хотя, наверное, мог: на мебель, на евроремонт… Но до режима жесточайшей экономии мне пока довольно далеко. Ты начинаешь мелочиться, Андрей. Это дурно и совсем не радует.

Андрей помолчал, но пришел в себя достаточно быстро: чувство стыда и некоторого раскаяния легко испарилось. В конце концов, каждый должен уметь постоять за себя. Всего-навсего…

— Зачем вы выгнали Тимофея? — спросил Андрей. — Он, конечно, жуткий раздолбай, я понимаю, но такого танцора больше не найти! Нерационально и несправедливо!

— Его никто не выгонял! — спокойно ответил Степан. — Тимофей ушел сам. Он взрослый и может самостоятельно решать основные жизненные вопросы. Плохо, что вы с ним пока ищете на них однозначные ответы. Жизнь вообще скупа на них, на однозначные. И воспитывать его и тебя я пытался совершенно напрасно, поскольку хорошими людьми просто рождаются. Или — или. Хотя мне, надо признаться, не слишком нравится ваша дружба. Я ее не очень понимаю. У Тимофея дурные наклонности. И я не удивлюсь, если услышу о нем самое плохое.

Андрей выслушал все молча, но невнимательно, краем уха. Он впервые подумал, что тренер врет, глупо философствует, пытаясь оправдаться перед ним и предстать в ином свете и выгодном ракурсе. Пришло время переоценки ценностей и падения прежних кумиров. Пробил иной час. Отнюдь не звездный. Всего ничего…

— А мама? — неожиданно выпалил Андрей. — Откуда вы знаете маму?

Юрасов смутился и опустил глаза. Ага, вот оно что! Добрались до сути! Они были в близких отношениях… Собственно, Андрей так и предполагал. А что еще можно подумать?

— Видишь ли, Андрюша, — тихо сказал Степан Николаевич, — мне не хотелось бы говорить на эту тему… Дело в том, что я до сих пор не могу вспомнить, как ни пытаюсь, как и откуда попал в ее записную книжку мой телефон. Мы не были знакомы. Я не помню твою мать… И ваша фамилия мне ничего не говорит. Наверное, твой брат когда-то подвозил меня, и я дал ему свой телефон… Или кто-то хотел устроить ко мне в школу ребенка… Ей-богу, не знаю…

Андрей изумленно смотрел на Юрасова. Разве так бывает, Экспромт? Позже именно этот вопрос задаст ему Лиза. И он ответит:

— И не такое бывает…

— Мне не стоило начинать никчемные расспросы… — потерянно пробормотал Андрей. — Чего было лезть… Инициатива наказуема… Баш на баш…

— Стоило, — отозвался Степан Николаевич. — И стоило сделать это значительно раньше. Но для тебя время идет неторопливо. Вероятно, к лучшему.

…После этого разговора Андрей надолго ушел в себя и никак не мог оттуда выбраться. Тренировки шли на автопилоте. Зойка напрасно строила глазки, взбивала челку и приставала с нежностями. Все ее усилия пропадали втуне.

Тимофей позвонил ему через две недели: он осваивал и завоевывал новое пространство, а потому мыслью по древу не растекался.

— Я тут, дружбан, слегка зашился! От балды мухлевал разные делишки, — сообщил Тимоша приятелю. — Какие у тебя фигушечки?

— Какие всегда! — буркнул Андрей. — Пляски на паркете… А у тебя?