— Придержи язык, — рыкнул Лай. Тело юноши напряглось, в любую секунду готовое к прыжку. Кота крепко сжала руки Лая, призывая выждать. Ноздри ее подрагивали. Что-то было не так. Локки ведет себя излишне нагло. Особенно, если учесть, что тот знает о событиях ночи. А, значит, должен опасаться противника, превосходящего его по силе.

— Ой-ой! — Мальчишка театрально заломил руки, словно защищаясь, и расхохотался. Успокоившись, язвительно спросил: — А то что? Напустишь на меня своего сторожевого пса? — Лай опять дернулся, но девушка снова удержала его. Сама же нахмурилась, раздосадованная: локки знает о том, что Лай просил помощи у стаи. Значит, для него не будет неожиданности, что она — воин. Это осложняло дело. — Или ты решил, что справишься сам? — Мальчик приложил палец к маске в том месте, где должны быть губы, и шепотом продолжил: — Я открою тебе один секрет. Ничегошеньки у тебя не получится!

— Думаешь? — с угрозой в голосе, спросил Лай. — Почем ты так уверен?

— Все просто, — мальчишка пожал плечами. — Ты нарушил одно из главных правил… Догадаешься, какое?

— Пил зелье хорко, — уже не так уверено ответил Лай.

— Какие чудные настойки готовят степные племена, — мечтательно протянул локки. В пальцах сверкнула маленькая склянка. — Такие умельцы! Так и тянет чего-нибудь добавить для завершенности…

— Ты был прав, — прошептала Кота, руки ее дрожали, — ночью действовал не совсем ты! Я же слышала об этом. Но подумала, что это одна из тысяч глупых сказок о темных колдунах. Они проникают в сознание других и вытворяют все, что хотят. Такой силой обладал только пропавший Локк! Это все отрава. Но тогда это означает…

— Что друг твой совсем без сил, — притворно вздохнул мальчишка. — Ночью он совершал такие великие чудеса, что растратил себя. Пуф! — Взмах рукой, взметнувшийся плащ. — Он пуст и беспомощен, как простолюдин. Правда, здорово придумано? Мое изобретение!

Кота ощутила, как ненависть захлестывает душу черной волной. Губа приподнялась, по развалинам прокатился рык. Она осторожно отстранилась от Лая и тут же бросилась на обидчика, желая перегрызть ему глотку. Напиться крови малолетнего нахала. Время привычно растянулось, звуки приглушились, скалы обратились в сплошное серое пятно. В какое-то мгновение в поле зрения мелькнуло что-то маленькое и блестящее.

Краткий миг, и она сорвет маску, легким движением сломает шею юнца… Кота сбила мага с ног, рванула черную ткань. Треск разрываемых нитей, белая кожа беззащитной шеи. Локки не успеет произнести и слова из заклинания, как она вонзит в него зубы…

— Ой! — Голос локки звучал на удивление спокойно, так, точно он и не стоял на краю гибели. — А что это с мальчиком?..

Притворная забота в его голосе вонзилась в сердце, как стрела хорко. Лай в смертельной опасности! Кота вздрогнула и оглянулась. Лай, схватившийся за горло. Лай, опускающийся по неровной стене уцелевшей скалы. В шее, между пальцами, торчала сверкающая трубка, из которой медленно выходил белесый туман.

— Слуга Мороса, — прошептал бледный Лай, наблюдая за серебристо-белым облачком. Потом закатил глаза и рухнул, как подкошенный.

— Нет! — взвизгнула Кота.

Руки, сжимающие тщедушное тельце локки, разжались. Так и не причинив злодею вреда, девушка метнулась обратно, кляня себя за глупость и несдержанность. Протянула руку, чтобы выдернуть трубку…

Лай дернулся и попытался приподняться, отчаянно стараясь что-то сказать девушке. Но та коснулась серебристого облачка… и увязла в нем. Судорожно отдернула руку, но серебристые нити уже крепко держали запястье, быстро опутывая плечи.

— Какое удобное заклятие, — хмыкнул локки, поднимаясь с земли. Тщательно отряхнувшись, подошел к скале. — Не правда ли? — Склонив голову чуть вбок, словно птица, он вопросительно посмотрел на Лая. Тот ответил яростным взглядом, но не смог и руки поднять. Молодой локки кивнул. Оглядел безмолвные руины. — Одна капелька — а сколько трупов!

Затем склонился над обездвиженным Лаем, протянул руку…

— Не трогай его, чудовище, — прошипела полузадушенная заклятием Кота. Она отчаянно боролась с серебристыми нитями, которые уже опутывали голову. Из-под маски снова раздался язвительный смешок.

— Я только чуть-чуть его потрогаю, — Маг вырвал трубку и поднялся, наблюдая за тем, как медленно закрываются глаза юноши. — Убивать его без надобности — и так не протянет долго.

Все еще не спуская глаз с Лая, локки отступил к кокону, в который превратилось белесое облачко, окончательно поглотив Коту. Положил на него руку и бросил себе под ноги маленький сверток.

Что такое тишина? Гулкая, кричащая настолько громко, что даже стук сердца, пойманной птицей бьющийся о виски, казался незаметным шорохом. Тишина, взрывающаяся перед глазами алым заревом заката, наполняющая вены могильным холодом, застревающая недосказанными словами в горле, терзающая воспоминания с рвением маньяка. Течение времени остановилось перед этой неприступной глыбой тишины. Казалось, прошла вечность и в то же время лишь краткий миг небытия. А затем мир взорвался от боли. Он кричал громом, извивался от унижения, как перекрытый ручей в поисках нового русла, плакал безудержным ливнем, сражая небо гримасами молний…

И при всем этом настоящее казалось благом, вторым шансом. Что угодно, лишь бы не тишина: мертвая, таинственная, увлекающая, беспощадная. Пусть боль — она приносит цвет. Пусть крик — он рождает мелодию. Слезы омывают душу от бесконечного страдания, в которое окунула с головой непостижимая тишина.

Глаза. Они видят… Но как-то странно. Словно мир вокруг изменился. Стал более объемным, осязаемым, наполненным. Как если бы раньше он смотрел на детский рисунок леса, а теперь вдруг очутился в самой чаще. Казалось, что он сейчас просто не выдержит и взорвется от обуревающих чувств. Запахи дразнили, звали, отталкивали… Танец ветра завораживал девственной соблазнительностью. Богатая россыпь звуков, точно древние сокровища, манили. Хотелось схватить каждый, рассмотреть, ощутить, покрутить в руках, попробовать на зуб.

Лай попробовал ощутить собственное тело. Что с ним? Жив ли он? Но для того, чтобы отвлечься от царившего внутри внешнего мира, недостаточно было зажмуриться. Хотелось зажать нос и закрыть уши. Но сделать это не удалось. Возможно, он до сих пор скован заклятием, а кажущаяся свобода — лишь плод умирающего воображения. Сосредоточился, вслушиваясь в ощущения. Покалывало шею, тянуло копчик. Но, в целом, самочувствие на удивление хорошее… Если учесть, что за последние несколько дней он уже дважды почти умер. Хотя, надо признать, что прежнее возвращение к жизни было куда как приятнее… и уж точно, было менее странным.

— Кота, — позвал он и сам испугался хриплого звука, который издало измученное гелием локки горло.

Открыл глаза и вздрогнул. Перед ним маячила донельзя довольная физиономия жреца племени хорко. Лай сглотнул и снова зажмурился. Этого не может быть! Они же все погибли. Он сам разрушил скалу, погребя под ней все племя. Точнее всех, кто остался в живых после набега лимби. Во всяком случае, по словам Коты. Он встрепенулся: вот именно! А если девушке все это приснилось? Вдруг все, что произошло — всего лишь бред… видения, навеянные доморощенной магией жреца?

Обрадованный, Лай снова распахнул веки и во все глаза уставился на мужчину, на лице которого восторг порой сменялся выражением крайнего благоговения.

— Лунный волк жив! — возвестил он Лаю. — Хвала богине Шактир!

— Хвала, — согласился Лай и замер. Кажется, он понимает слова туземца! Но как-то странно. Если вслушиваться, то слышит незнакомую речь. А если не задумываться, то понимает — что тот говорит. — А я точно жив? Только почему ты называешь меня волком?

Жрец захохотал и закрутился на месте, приплясывая и размахивая дырявым бубном. Лай осторожно приподнялся и осмотрелся. Радость оттого, что он жив, мгновенно сменилась горечью. Никакие это не видения. Все осталось так, как было в страшном сне. Скалы нет, руины погребли некогда круглую площадку с мордой зверя. Хотя нет, не так. Когда появился молодой локки, из-под завалов торчало только ухо волка, а теперь недалеко лежала голова целиком. И, если не считать отколовшихся зубов, была почти невредима.