Да и мать учила ее при любых обстоятельствах оставаться самой собой. Эмили никогда не завораживала красивая жизнь, но сейчас она страшилась, что общение со Стивеном выйдет за рамки оговоренных им же самим условий. И что тогда делать?

Больше всего в этой истории ее беспокоило главное действующее лицо — Стивен. Она до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что рядом с ним она сама не своя. При одном воспоминании о его поцелуях у нее учащался пульс. Такого с ней еще не бывало. Супружеская жизнь с Ричардом означала для нее прежде всего обоюдное уважение, дружбу и домашний уют, а Стивен заставил Эмили по-новому взглянуть на отношения между мужчиной и женщиной.

У Эмили было такое чувство, словно ее вынуждают передвигаться со сломанной ногой на костылях. Ей претили зависть и любопытство окружающих. Ведь она живой человек из плоти и крови, а не амеба! Она еще не оправилась после смерти Ричарда.

До сих пор, проходя мимо их любимого ресторанчика или глядя на картины и безделушки, купленные вместе с мужем для украшения семейного гнездышка, Эмили остро чувствовала свое одиночество. Только ревностное соблюдение раз и навсегда заведенного распорядка приносило ей относительный комфорт. Поэтому ее тяготило любое вмешательство в ее жизнь, не говоря уже о таком стихийном бедствии, как Стиви Стэффорд.

Эмили окончательно запуталась. С одной стороны, ее бесило то, что он с таким упорством втягивает ее в свою игру, не считаясь с ее чувствами, а с другой... А с другой стороны, когда он уговаривал ее согласиться, в его глазах было столько ласки и тепла! Неужели все это только игра?!

К концу смены Эмили удалось взять себя в руки, но страх так и не прошел. Стивен молнией ворвался в ее жизнь, и она боялась, что, когда он исчезнет, для нее снова померкнет свет. Сумеет ли она пережить и эту потерю?

Пришла Либби и помогла отнести подарки Стивена в машину. Эмили чувствовала себя подавленной и разбитой. Живот ныл от боли, и она снова и снова вытирала влажные ладони. Прохлада ночи подействовала на нее живительно. Свежий ветер приятно щекотал шею, луна струила загадочный свет... Эмили вдохнула полной грудью.

— Ну что, подруга? Ты согласишься или как? - спросила Либби, когда они уложили коробки в машину.

Эмили села за руль и, щелкнув ключом в замке зажигания, прислушалась к гулу мотора и лишь потом ответила:

— Либби, не хочу тебя обманывать, но я не знаю, как мне поступить. Честное слово! Завтра будет видно.

По дороге домой Эмили неотступно думала все о том же, но так ничего и не придумала. Похоже, предстоит бессонная ночь... А что будет завтра? Нет, так далеко она заглядывать не станет. Вот наступит завтра, тогда и разберется.

5

Эмили долго не могла уснуть. Снова и снова она перебирала в памяти события последних дней, силясь решить, продолжать ли стоять на своем или уступить.

Она ворочалась в кровати, прислушиваясь к негромкому бою часов в холле, гудению холодильника, журчанию воды в системе отопления... Скоро три года, как она одна. Три года, как в доме звенит пустота.

Свернувшись в комочек, Эмили плакала на огромной кровати. В углах спальни таились тени.

Ей пришло в голову, что в ту ночь вместе с Ричардом умерла и часть ее самой. А ведь Либби права! Пора принимать решение: жизнь продолжается и надо жить, надо рисковать, надо не бояться боли возможных потерь... Выплакав все слезы, она забылась тревожным сном.

Эмили разбудили звуки музыки. Сначала она решила, что ей это снится. Во сне она летала над скалами, ветер раздувал ей волосы, а рядом летела Либби, как обычно без умолку треща и помахивая ладонями — чтобы поскорее высох лак на ногтях.

Эмили приоткрыла глаза: занавески колыхал ветер, из приоткрытого окна доносился щебет птиц и звуки музыки. Она прислушалась: похоже на лютню. Лютню?! Она потрясла головой. Что за бред? Может, она все еще спит?

В этот момент с лужайки под окном раздался негромкий приятный баритон. Эмили вскочила и, подбежав к окну, распахнула занавеску. Картина, представшая ее взору, не могла не поразить воображения. Ноги у Эмили подкосились, и она судорожно вцепилась в подоконник.

Прямо под окном на лужайке, лениво жуя ее цветы, паслась белоснежная лошадь, украшенная плюмажем. А на ней восседал бард в рыцарских доспехах, бренча на лютне. Эмили наконец обрела дар речи.

— Стивен, какого черта вы тут делаете?

Он опустил лютню и отвесил поклон.

— О, миледи проснулась!

— Стивен, что это за комедия? — сердитым голосом осведомилась Эмили.

Он улыбнулся.

— А я-то надеялся, что, узрев меня в таком виде у себя под окнами, вы поймете все без слов!

— Что «все»?

— Миледи, рыцарь в сияющих доспехах у ваших ног. Хотите, спою вам еще одну серенаду?

— Нет уж, увольте!

На какое-то время он замолк. Проезжавший мимо автомобиль резко затормозил и остановился посередине улицы.

— А я думал, вам понравится. Хотите, вернусь при галстуке и исполню в сопровождении оркестра какой-нибудь хит?

— Не хочу.

— А чего же вы хотите?

— Я не прочь еще часика два поспать!

Эмили услышала хлопанье дверей. Этого ей только не хватало! Своими дурацкими серенадами Стивен перебудил соседей. А из машины, перегородившей улицу, вышла дама и подошла поближе. Стивен сделал вид, будто ее не заметил, но Эмили углядела у него на физиономии самодовольную ухмылку. Вот позер! Устроил бесплатное шоу для всей округи и проезжающих! Того и гляди, соберется толпа.

— Заходите в дом, поговорим, — с обреченным видом пригласила она.

— Ни за что! Сначала пообещайте, что согласитесь выйти со мной в свет.

Он явно испытывал ее терпение.

— Стивен, может, хватит? — с трудом сдерживаясь, произнесла она. — Вы уже и так перебудили всю округу. Заходите в дом!

Стивен спешился, привязал лошадь к перилам крыльца, и она тут же занялась хризантемами. Дама села в машину, но пока не трогалась, опасаясь пропустить что-нибудь интересное. Эмили впопыхах стянула ночную рубашку и, нацепив что попало, спустилась открыть дверь.

Войдя в дом, Стивен снял доспехи и шлем, оставшись в белой водолазке, голубых джинсах и высоких ботфортах. В таком виде он здорово смахивал на пирата. Судя по ухмылке, он был весьма доволен собой.

— Я так и знал, что вы не устоите! — заявил он. — Эмили, я сразу понял, что вы по натуре романтик.

— А вы шантажист!

Стивен пожал плечами и направился на кухню.

— Называйте как хотите. Готов поспорить, что через две недели вы измените свое мнение обо мне. Хочу напомнить, сегодня вечером мы с вами идем в театр. А перед спектаклем поужинаем в ресторане. Я позволил себе заказать столик на шесть часов. Что скажете?

— Вы слишком много себе позволяете.

Он сел за стол, а Эмили занялась кофе.

— Знаете, что мне в вас особенно нравится?

— Надо думать, мое безграничное терпение, — не оборачиваясь буркнула она.

— Верно, — согласился он, но в его голосе послышалась досада. — Особенно ваше безграничное терпение.

— А вы не можете отказать себе в удовольствии лишний раз покрасоваться! — с упреком заметила она.

Стивен промолчал. Эмили обернулась и увидела, что он с ухмылкой рассматривает ее наряд — джинсы и старый вязаный джемпер. Она невозмутимо улыбнулась и с вызовом заявила:

— Я не телезвезда и в столь ранний час не утруждаю своего костюмера.

Стивен расхохотался, а она поставила чашки с кофе на стол и спросила:

— Скажите, что это вам взбрело в голову с утра пораньше гарцевать на лошади в рыцарских доспехах?

Стивен улыбнулся и, покачиваясь на стуле, вытянул поудобнее ноги, устроив чашку с кофе у себя на животе.

— Патриция отвела меня в цех реквизита, и я не устоял. Так и приехал из театра верхом. Эмили, вы не представляете, как трудно читать дорожные знаки, сидя в седле!

Эмили против воли улыбнулась. Она представила себе реакцию Либби, когда расскажет ей об очередной выходке Стиви.