— Ты забыл горючее, Антон. Где его разместишь?

— Горючее — в крыльях. Оно не займет много места. Мы используем концентрат уплотненного бензина, последнюю новость нашего Нефтяного института. При сохранении тех же теплотворных действий он занимает значительно меньший объем.

— Остроумно. Однако тяжесть-то остается. Лететь, конечно, нетрудно, трудно поднять в воздух этакую громаду.

Лебедев в радостном оживлении похлопал в ладоши:

— А мы товарища Циолковского вспомним!..

Гуров изумился:

— Реактивный двигатель?

— Он самый. Скомбинировали в самом лучшем виде.

— Втроем полетим?

— Ясное дело: я, ты да автопилот.

Гуров посмеялся. Лебедев неожиданно стал серьезным. Открыл ящик письменного стола:

— Я вчера порылся в моем личном архиве и наткнулся на некоторые интересные детали. Лет десять собираю я газетные вырезки: все, что относится к авиации. Каждую вырезку наклеивал на картон и систематизировал. Получилась недурная авиакартотека. Посмотри…

Гуров перелистал вырезки, наклеенные на синие картонные карточки.

— Это у тебя, Антон, вроде каталога.

— Прочти заглавие.

На ящике красовалась наклейка:

Гуров начал читать:

Помню, — заметил Гуров. — Старый рекорд, средняя скорость сто сорок шесть километров в час… Посмотрим дальше… «Американцы Броок и Шли проектировали перелет из Японии в Сан-Франциско. 11 сентября 1934 года вылетели из Токио. Вынужденная посадка в Ошуре. Отказались от перелета…»

— Почему они отказались? — промолвил Лебедев, — Читай.

Гуров хмурился все больше и больше, читая картотеку. Закончив, откинулся к спинке кресла в волнении:

— Ты как это расцениваешь, Антон?

Лебедев зорко впился взглядом в географическую карту:

— Я недавно прикинул примерные маршруты и расстояния самолетов, потерпевших аварии к югу от экватора. Может быть, случайное совпадение, но почему-то все аварии происходили в одном определенном месте. Я доложил председателю комитета. Будем с тобой иметь это в виду…

Обвел желтым карандашом на карте место в середине Тихого океана кружочком. На полях написал:

«Гиблые места».

Тонколицый молодой человек вбежал не постучавшись:

— Я — Башметов.

Из-за реторт выглянули два проницательных глаза Лики:

— Весьма приятно. А мы — ботаническая группа.

Башметов сел верхом на первую попавшуюся табуретку, широко захватил ртом воздух, будто зевнул:

— Ф-у-у, устал бежавши!.. А ведь смешно, право. Работаем рядом, напротив друг друга, и никакого научного контакта… Гм! Стимуляция!

Он внимательно посмотрел на Лику и спросил отрывисто:

— Этиленом?

— В смеси с углекислотой.

— Скорость роста?

— В три раза.

Башметов спрыгнул с табуретки:

— Фу-у!.. Остальное понятно. У меня — в девять раз. Покажите вашу установочку… Кустарничаете?

Водя ответил неожиданно тонким голосом:

— Учимся.

Лика решила забрать переговоры в свои руки. Кивнула Башметову:

— Нас заинтересовал вопрос, как вызывать ускоренное прорастание семян. Мы списались с Сокольнической агро-биостанцией юных натуралистов, и они прислали описание постановки опыта.

Завязалась беседа. Солнце успело подняться и уйти в сторону. «Зайчики» на стене элеватора потухли. Башметов, размахивая руками, продолжал рассказывать:

— Как ускорить прорастание семян? Как ускорить рост растения? Лет триста назад придумывали всяческие рецепты. Перед посевом вымачивали семена в растворах соли, селитры, в навозной жиже. Применяли в целях стимуляции целый ряд химических и физических воздействий: холод, тепло, сухой воздух, электроток, лучи рентгена, впрыскивали под кору растений алкоголь, различные химические вещества, даже вытяжки из щитовидной железы животных. И вот, неожиданно обратили внимание на совершенно не замеченное раньше явление: в Калифорнии и Испании для борьбы с гусеницами давно пользовались окуриванием апельсинных садов синильной кислотой. И вот заметили, что после таких окуриваний почки на деревьях стали распускаться раньше срока… В тысяча девятьсот двадцать четвертом году там сделали опыт: окурили цианистым водородом бузину и нераспустившиеся ландыши. Они расцвели после окуривания в течение часа. Опыты были проверены в оранжереях барселонского ботаника Поэрто. При окуривании быстро прорастали лилии и зацветали ветки орехового дерева… А как вы подошли к вопросу?

Лика постаралась ответить поученее:

— Синильный газ у нас отпал из-за его ядовитости. Мы взяли этилен и углекислоту. Про опыты с выкачиванием мы знали. Вы не сказали про опыты в лаборатории Ленинской академии, где получили ускорение роста овса под действием рентгеновских лучей.

— Я принимал участие в этих опытах, — приосанился Башметов. — Два сеанса рентгенизации, и овес выгонялся в трубку на четырнадцать суток раньше. На Петергофской станции мы проделали воздушное удобрение.

Семен тоже решил вмешаться в разговор:

— Мы знали, что прибавление углекислоты к воздуху стимулировало всхожесть на пятьдесят процентов. Наверное, и вы знаете, что у Гарвея в Миннесоте прибавка к воздуху этилена заставляла зеленый банан созревать в два дня.

— Браво, юные ботаники! — весело вскричал Башметов. — Как вы применили свои знания к делу?

Лика важно подвела Башметова к подоконнику:

— Мы брали семена различных растений, вымачивали и сажали в банки. Когда наши «крошки» прорастали, мы ставили их под стеклянные ящики. Прилаживали простейший тимирязевский приборчик За верхушку растущего растения зацепляется — вы знаете? — шелковинкой рычажок. На другом конце рычажка — зеркальце. Растение растет вверх, конец рычажка с зеркальцем опускается…

— Опускается и «зайчик», — решился подсказать Водя.

— Пока «зайчик» не попал мне прямо в глаза, когда я сидел за столом, — вставил Башметов. — Ведь каждый миллиметр роста, отражаясь «зайчиком» на стене, превращается в метр и больше…

— Согласно теореме о треугольниках, — обрадовался Водя возможности показать, что и он кое-что понимает. — Я это на чертеже изобразил. Вот.

Башметов посмотрел ящики и трубки:

— Вы нагнетали смесь газов в эти ящики?

Лика высунулась в окно, закричала:

— Аэроплан летит!

Все четверо залюбовались, как в безоблачном небе легко и красиво мчалась металлическая птица.

— Как высоко! Но что это?

Водя взвизгнул и кубарем раньше всех выкатился из лаборатории. Аэроплан стремительно опускался.

Шэн сидела в кабинете спецлаборатории академического отдела селекции и быстрым мелким почерком писала статью.

Дверь из коридора осторожно приоткрылась, и Лебедев шагнул в кабинет:

— Татьяна Иосифовна! Не помешаю вам?

Шэн обернулась:

— Антон Григорьевич? Входите.

— Хочу посмотреть, в какой обстановке работают наши советские ученые.

Лебедев подошел к столу, огляделся:

— Как тут радостно и просторно… Это и есть «святилище науки»?

— Мой кабинет. Со вчерашнего дня я получила повышение. Старшая ассистентка. Рядом, за этой дверью, моя личная лаборатория. Дверь прямо — в аудиторию, где я читаю лекции для практикантов.