Негодование вспыхнуло в Лебедеве:

— Я знаю ваши доказательства. Вы пробовали доказать свое могущество в Испании, где ваши доказательства были не раз биты; в Китае, откуда вас выгнали в шею. Ваши доказательства отвратительны, как тот вонючий газ, которым вы пытались ослепить меня и моих друзей…

Он встал с тахты, выпрямился, как судья, допрашивающий подсудимого:

— Зачем вы тогда пробрались к нам?

Левый глаз Урландо принял выражение откровенности:

— Меня интересовало, что скрывается под названием «земледельческая машина «Урожай».

Лебедев произнес веско и просто:

— Вы могли запросить меня письменно. И я бы удовлетворил ваше любопытство.

Урландо радостно улыбнулся:

— Вот и прекрасно! Я всегда полагал, что вы рассудительны и отзывчивы.

Но у Лебедева чуть заметно искрились усмешкой умные глаза:

— Вы меня плохо поняли. Я бы опубликовал ваш запрос в советских газетах, и любой наш пионер ответил бы вам (любил Лебедев поиздеваться над врагом, даже один-на-один)… что многомиллиардный урожай в стране победившего социализма — это наша непобедимая сила, а ваша смерть…

Урландо усмехнулся:

— Я доставлю вам возможность увидеть, что непобедим — я. Не будем раздражать себя теоретическими спорами. У меня сегодня хорошее настроение, честное слово.

— В таком случае, — произнес Лебедев, смотря прямо в упор на Урландо, — я готов полюбоваться вашими лабораторными и техническими новинками.

— Ну, так-то лучше, — выговорил Урландо. — Вы увидите больше, чем ожидаете. Вам придется несколько времени подождать. В этой комнате всё к вашим услугам. Вы любознательны, и я не хочу, чтобы вы скучали в вынужденном бездействии. Вот здесь… — Урландо быстро подошел к одной из портьер и распахнул дверь, — здесь моя личная библиотека. Читайте. Если захотите кушать, то позвоните вот здесь…

— Я хочу, чтобы мой товарищ жил здесь со мной, — потребовал Лебедев.

— Это невозможно.

Урландо отрицательно покачал головой и еще раз повторил:

— Невозможно. Ваш штурман будет находиться в условиях, ничуть не хуже ваших.

Лампа медленно начала гаснуть.

В чертежной мастерской завода особого назначения Башметов работал под руководством Груздева так старательно, что инженер даже пожаловался на него Бутягину:

— Дали вы мне какого-то отшельника, а не научного работника. Сидит на заводе с утра до ночи, пишет, переписывает, вычисляет. Голованову за ним не угнаться… Что Башметову ни прикажи — через два часа готово. Феномен, а не человек.

Бутягин довольно улыбнулся:

— А я что говорил вам? Золотой парень.

— Выше всяческих похвал. Селекционер, химик, механик, на всех инструментах играет, вплоть до гавайской гитары, поет тенором не без приятности, фотографические портреты в натуральную величину мастерит. Словом, ваш Башметов…

— Теперь он — ваш, — отпарировал Бутягин. — А как он справляется с основной работой?

— Всегда на одну только отметку: «отлично». — И Груздев похвалился: — Хороши у меня помощники, что и говорить, — Голованов и Башметов. Иван Васильевич будет поталантливее, а Башметов усидчивостью берет, старательностью.

Чертежная мастерская была расположена рядом с кабинетом Груздева. Особая комната была отведена для работ Голованова и Башметова. Башметов работал за столом у широкого окна, выходившего на просторную поляну. По краю поляны стояли обширные ангары, где хранились опытные экземпляры новых моделей самолетов — продукция завода. В дни, назначенные для испытаний новых самолетов, двери ангаров раздвигались, оттуда рабочие выводили нужную модель. Несколько механиков и техников выверяли мотор. Потом на пилотское место усаживался летчик-испытатель и давал газ. Самолет бежал по тугому газону поляны, взлетал, стрелой уносился вверх…

Голованов работал в другом конце мастерской. У него была привычка, прежде чем начать работать, обдумывать, склонившись над чертежом, задания Груздева, не поднимая головы минут по пятнадцать. Ему было слышно, как скрипел пером у окна Башметов, как двигал стулом. Если Башметов, в порыве увлечения своей работой, начинал слегка мурлыкать себе под нос, выводя затейливые мелодии, то Голованов затыкал пальцами уши и забывал обо всем на свете, кроме линий и цифр чертежа.

В это ясное утро Голованов сплел над переработанной схемой энергоприемника. Башметов в это время занимался вычислением скорости распада молекул различных соединений фосфора. Груздева в этот день не было: он уехал на очередной доклад к наркому.

Через пять минут после ухода Груздева Башметов неожиданно замурлыкал на всю мастерскую:

А тут еще через открытую форточку снаружи донеслось фырканье двух моторов с поляны. Там пробовали новую модель «Летающее крыло». Поэтому Голованов яростно заткнул себе уши пальцами.

Мурлыканья уже не было слышно. Зато теперь привязалась к Голованову неожиданно появившаяся муха. Вероятно, это была первая весенняя муха, потому что обладала она исключительным нахальством и ловкостью. Сначала села на стриженную ежиком голову Голованова и резво забегала по ней, неприятно щекоча. Не вынимая пальцев из ушей, Голованов дернул головой. Муха взлетела и села ему на бровь. Голованов стал вертеть головой, все еще не вынимая пальцев из ушей, так как рисковал услышать мурлыканье Башметова, что было хуже мухи. Но проклятая муха сналету уселась на самый кончик головановского носа и, кажется, успокоилась. Голованов скосил глаза. Увидал, как муха смирно сидела на четырех задних лапках, а двумя передними быстро умывалась, словно кошка. Зеленые выпуклые глаза ее ехидно поблескивали…

«Вот я тебя сейчас!..» весело подумал Голованов. Так, не сводя скошенных глаз с мухи, осторожно, чтобы ее не спугнуть, он начал вынимать пальцы из ушей. Никакого мурлыканья не было слышно. Только как будто тихонько и ритмично тикал будильник, которого и в помине никогда здесь не было, — это твердо знал Голованов. Он скосил глаза. Мухе, вероятно, показалось, что сидела она на громадной горе, а не на человеческом носу, и что вдруг по сторонам этой горы заворочались два больших разноцветных шара. Она не знала, что это были человеческие глаза. Во всяком случае, муха испугалась, завертела крылышками и прямиком вылетела через форточку.

Голованов инстинктивно, будто охотник за ускользнувшей дичью, посмотрел вслед мухе и чрезвычайно изумился: муха пролетела над человеческой головой. Голова принадлежала Башметову. Да, Башметов стоял неподвижно, как изваяние, спиной к Голованову, опершись левым плечом о подоконник. Видно было только, что двигался его правый локоть. Смотрел Башметов в окно, надо предполагать, более чем пристально. Но Голованов думал только об обидевшей его мухе и торжествующе закричал ей вслед:

— Убью гада!

Вдруг Башметов поднял руки кверху и прыгнул к Голованову:

— Иван Васильевич, вы с ума сошли…

Но тот морщился и держался за кончик носа:

— Проклятая цокотуха… Ужалила… Чтоб ей пусто было!

Лицо Башметова набухло раздражением:

— Какая муха? У вас, наверное, прилив крови к мозгу. Тут и мух-то нет ни одной. Как вы меня испугали! Разве так можно? Какой-то бешеный.

Голованов покраснел:

— А вы чего колдуете у окна?

Башметов поджал губы:

— У меня голова закружилась. Я хотел открыть окно, у нас такая духота…

Он жадно выпил воды из стакана и молча склонился над чертежом.

Когда минут через десять Голованов поднял голову, то увидал, что Башметов стоит у стола и раскладывает на нем какие-то кусочки бумаги. Он не мурлыкал, хотя и был необычайно сосредоточен. Внезапно он повернул голову. Глаза их встретились.

— Что вы подсматриваете за мной? — необычно злым тоном быстро прошипел Башметов.

Но, может быть, это только показалось Голованову, потому что сейчас же Башметов дружелюбно кивнул головой, как бы приглашая к себе.