Решив, что цель оправдывает средства, он проворно сбежал с пригорка на дощатый настил и, прогрохотав по неплотно подогнанным доскам пирса, принялся отвязывать ближайшую лодку. На удивление легко справившись с мудреным узлом, он услышал за спиной невнятную брань и, обернувшись, увидел, что к нему спешит невысокий толстый мужик с грязной бородой.

Решив не дожидаться хозяина, Прокопенко перемахнул через борт, мощным пинком ноги отогнал судно от берега и налег на весло. Раз-два, раз-два, раз-два. Когда владелец лодки выбежал на пирс, Дмитрий уже выходил на середину реки и, оторвав руку от весла, позволил себе издевательски помахать неповоротливому толстяку. Хозяин пускал пену изо рта и в гневе носился по берегу, ругая вора последними словами, а Дмитрий налегал на весло и вскоре потерял бедолагу из виду. Из-за поворота показался первый остров. Пропустив Сен-Флер по правому борту, Дмитрий несколькими сильными гребками загнал суденышко в камыши и, перевалившись за борт, по пояс в холодной грязной воде поспешил по направлению к суше. Набережная Окс-Флер встретила его чахлым леском, мелким колючим кустарником и прошлогодней листвой, в изобилии покрывающей землю мягким серым ковром.

Время поджимало. Нужно было торопиться, чтобы успеть к началу веселья.

Узкие парижские улочки были забиты народом. Едва разъезжавшиеся на перекрестках, груженые камнем телеги стопорили движение, создавая стихийные пробки. Продираясь сквозь шумную и пеструю толпу, Дмитрий отчаянно работал локтями.

Наконец, отделившись от общего потока, Прокопенко поднял воротник кожаной безрукавки, придал лицу выражение безразличия к происходящему и, прислонившись к стене, принялся осматривать место предстоящей операции. Алексей не соврал. Стены собора, практически достроенного, действительно изрядно возвышались над фундаментом. С крыш соседних зданий, даже имея в руках самый сильный бинокль, разглядеть хоть что-то внутри строения было невозможно.

Тут со стороны набережной послышалась звонкая дробь копыт, и на площадку ворвалась кавалькада кожаных плащей, пинками и затрещинами разгоняя зазевавшихся рабочих. Спешившись, плащи рассредоточились по всей территории, но уже через несколько секунд сомкнули плотное кольцо вокруг стоявшего без движения экипажа. Дверь его распахнулась, на землю ступил изящный, почти женский сапожок, а вслед за ним появился и сам Морис де Сюлли.

По всему было видно, что слуга господень пребывал в приподнятом настроении. Легкий румянец, полуулыбка в уголках губ и цепкий взгляд, и вот уже Морис плотнее запахивает полы плаща и уверенным шагом направляется к зияющему порталу собора.

Проводив епископа взглядом, Дмитрий стал перемещаться поближе к разгружаемым телегам, не сводя взгляда с копошившейся наверху бригады такелажников, тянувших на толстом пеньковом канате здоровенный черный камень. Что там, в итоге произошло, он толком не понял. Мгновение назад камень плавными толчками преодолевал силу земного притяжения, рабочие у лебедки переставляли колья в зубчатом механизме, и через мгновение камень рухнул на плиты у входа, оставив глубокую вмятину в мостовой и подняв тучи пыли.

Сейчас на пороге недостроенного собора должна появиться пара стражей в черном. Воспользовавшись всеобщим смятением и паникой, Дмитрий бросился к правым, недостроенным вратам. Ловко проскочив мимо спешащих к месту происшествия рабочих, перемахнув через бочки с раствором и проскочив в узкий проход между ящиками, он достиг стены.

Двое «плащей» выбежали на крыльцо и принялись озираться, стараясь определить причину беспорядков. Наемник помладше, скуластый, с длинным тонким шрамом, пересекающим правую щеку и уходящим куда-то под подбородок, поднял голову, ткнул напарника в бок и что-то быстро заговорил. Оба принялись орать что-то людям наверху, а те, как понял по тону разговора Прокопенко, начали оправдываться. Наконец молодой гильдиец поспешил наверх, ловко, будто цирковой артист, карабкаясь по строительным лесам. Его старший товарищ подбоченился, не спеша спустился по ступеням и направился к каменотесам, вновь крепившим камень на более прочный трос.

Выждав еще несколько секунд, Дмитрий бросился внутрь собора. Получилось. С первого раза получилось! Хватая ртом сырой холодный воздух, брюнет прижался лбом к камням, стараясь перевести дух. Ноги предательски дрожали, адреналин в крови буквально кипел, заставляя сердце биться так громко и яростно, что еще чуть-чуть, и оно выскочит из груди.

Для того чтобы привести мысли и организм в порядок, Дмитрий проделал комплекс дыхательных упражнений. Вдох, другой, третий. Сердце постепенно замедлило бешеный ритм и перестало колотиться в грудную клетку.

Увидев стоящее неподалеку ведро с раствором, Прокопенко засунул туда ладони и принялся пачкать свой костюм. Справившись с задачей, он подхватил ведро и, придав лицу озабоченное выражение, потащил тяжелую ношу вглубь храма.

Бряцание доспехов тяжелой кавалерии и цокот копыт, доносившийся снаружи, оповестил о том, что на площадку прибыл Фридрих Первый Барбаросса в окружении своей стражи.

Люди внутри здания встрепенулись, стоящий посреди зала епископ что-то прошептал одному из плащей, и тот бросился навстречу кавалеристам. Процессия на мгновение замерла, и вдруг рука в тяжелой латной перчатке врезалась в скулу гильдийца, отшвырнув его к стене. Лязг рвущейся из ножен стали раскатился под недостроенными сводами. Навстречу дерущимся шагнул де Сюлли, и о чудо, – конфликт затих сам собой. Епископ вышел в центр зала и, подняв вверх кулак, заговорил о чем-то горячо и страстно, и доводы его, видимо, были убедительны, так как буквально через минуту, ножи и стилеты вновь оказались в ножнах, а острые навершия пик снова смотрели в небо с заплечных перевязей своих хозяев.

Кидая злые взгляды на закованного в броню обидчика и держась за поврежденную скулу, гильдиец вернулся к своим коллегами. Под предводительством капитанов они принялись выставлять посты. Наблюдая за происходящим, Дмитрий присел в тени и сделал вид, что размешивает раствор в большой деревянной лохани. Легенда была хороша. Простой рабочий, занятый насущными делами, трудится, не отвлекаясь на происходящее вокруг.

Внезапно тяжелая латная перчатка легла ему на плечо.

Закованный в броню германец навис над ним. Положив руку на рукоять короткого пехотного меча, это же надо, они еще и в пешем строю ходят, он что-то резко и гортанно рявкнул и указал на выход. Обернувшись, Дмитрий с ужасом увидел, что все рабочие, трудившиеся над внутренней отделкой собора, под конвоем кавалеристов и плащей выдворяются вон. Лишь небольшая группа каменщиков, со страхом в глазах ютившаяся у недостроенного портика продолжала перекладывать каменные блоки, но и их вряд ли бы оставили внутри.

Повторив свое требование, германец мотнул головой в сторону выхода и, вздернув за шиворот нерасторопного туриста, для придания верного направления ткнул его в ребра древком. Острая боль пронзила бок Дмитрия. Слезы обиды хлынули из глаз.

Стоя в толпе рабочих, Дмитрий в бессильной ярости сжимал кулаки. Троица хранителей золота крестоносцев явно не желала видеть внутри собора никаких свидетелей.

Отделившись от основной группы, держась за ушибленный бок, Прокопенко похромал к тюкам соломы, лежащим у правой башни, сел и задрал рубашку, оценивая повреждения. Синяк должен был получиться замечательный, большой и неприятный. Чертов германец знал свое дело, хотя и ударил наверняка шутки ради, лишний раз тренируя руку.

Снова прозвучал стук копыт, и на площади появился третий член тайного сговора. Сопровождавшие его монахи тоже были на лошадях, однако выехали на открытое пространство не так помпезно, как их предшественники.

При виде закутанных в рясы верзил, рабочие бросились врассыпную, оставляя на каменной мостовой инструменты. Крытая невзрачная повозка подкатила на этот раз к самому входу. Из нее вышел Папа Александр Третий. Он щелкнул пальцами и скрылся с глаз, держа в руках небольшой продолговатый цилиндр.