С этим словами святой Аббон подхватил подол и довольно резво для старца пробежался по кругу, а затем поспешил к дыре в стене. Забравшись туда, он помигал нимбом и погрозил братьям кулаком, окончательно убедив их в значительности происходящего.

Так вдохновенно братья Руси не работали еще никогда. Ровно отесанные камни ложились на удивление ровно, а раствор не растекался, как обычно. Лучась глупыми улыбками, Фабрис и Оскар быстро и аккуратно заделывали дыру, покуда свет нимба не потух, а музыка, издав последние аккорды, не убралась к своим хозяевам на небеса.

Встав около стены на колени, рабочие несколько раз перекрестились, а затем, вскочив на ноги, пустились из храма наутек. Больше их на острове никто не видел.

Дождавшись, когда последний камень встал на место, Дмитрий снял с капюшона фонарики и, положив их на пол, уселся на тюк с сеном, который по рассеянности забыл кто-то из дневной смены. Он вытащил из сумки маску и, надев её на лицо, открутил маленький вентиль на одном из баллонов. Хлынувший по трубкам кислород показался Прокопенко слаще самого лучшего и дорогого вина. Освоившись в замкнутом пространстве, лжесвятой снял с плеча сумку, извлек оттуда базу и принялся настраивать резкость камер.

Задумка сработала как нельзя лучше. Сначала Дмитрий сомневался в правильности перевода профессора, но, увидев, как французы, в припадке священного страха, бросились закладывать стену, только покачал головой. Еще несколько минут у авантюриста ушло на настройку оптики и прицеливание электроники, после чего он вытащил из сумки книжку и, нацепив фонарики на голову, с интересом углубился в чтение.

Сопровождавшие Мориса де Сюлли гильдийцы отлично знали свою работу, а сам епископ, стараясь доказать лояльность хозяину, не скупился на золото и привилегии. Сегодня черные плащи отработали мастерски. Доставив епископа на площадь, они мгновенно разогнали толпу и, выстроившись линией, смиренно ждали появления нанимателя. Распахнув дверцу экипажа, Морис поправил дорожный плащ и, выйдя на свежий воздух, придирчивым взглядом окинул строение. Проект был изумительный. Тонкий, стремящийся к небесам и в тоже время мрачный и торжественный, собор должен был вызывать у прихожан, по меньшей мере, трепет.

Удовлетворенно кивнув, де Сюлли махнул телохранителям и бодрой походкой направился внутрь собора, где его уже поджидал старший рабочей смены Жильбер, комкая шапку в руках.

– Ваше Преосвященство, – начал бригадир, едва сапог Мориса ступил под недостроенные своды, – все идет по плану. Строительство продвигается быстрыми темпами.

– А что со стеной? – де Сюлли брезгливо сморщился и указал на ту самую стенку, где до этого в ночи трудились оба брата Руси.

– Да вот подсобники мои, штукатуры… – побледнев, залепетал Жильбер. – Нигде найти их не могу. Но вы, Ваше Преосвященство, не извольте волноваться. Чистовые отделочные работы вот-вот начнутся, сильно опережая график.

– Ладно, – смилостивился парижский епископ. – Радуйся что у меня сегодня настроение хорошее, а теперь ступай. Я хочу помолиться в одиночестве, а вы, парни, – кивок в сторону замерших кожаных плащей, – выведите его вон.

Охранники, подхватив Жильбера под руки, вывели его из собора.

Крики, донесшиеся с улицы, заставили охрану насторожиться.

– Проверьте, – вяло кивнул де Сюлли, и пара кожаных плащей отправились разбираться, в чем дело. Минут через десять старший, отряхивая пыль с плаща, отрапортовал о падении камня и нерадивых такелажниках.

– Лопнул канат, Ваше Преосвященство, – пояснил он. – Попался бракованный. Никто не пострадал.

– Ну и слава Богу, – епископ перекрестился и прислушался к звукам, доносившимся с площади. Цокот копыт и низкий грубый окрик германцев оповестил его о прибытии короля Фридриха, второго члена священного сговора.

«Этот чертов упрямец наверняка полезет в бутылку», подумал Морис, наблюдая как в центральный портал, гремя доспехами и оружием, торжественно входят закованные в броню германские кавалеристы.

Отложив книгу, Дмитрий схватил лежавшую на полу базу и впился взглядом в маленький, светящийся в темноте экранчик. Гремя доспехами и сверкая обнаженными клинками, гвардейцы германца вот-вот должны были сцепиться с гильдийцами француза. Драке, разумеется, состояться было не суждено. Морис в очередной раз встал между спорщиками и толкнул краткую, но убедительную речь, после чего волнение угасло в зародыше.

Наконец на пороге появился третий и последний участник таинства. Зло сверкнув глазами, он желчным взглядом окинул стоящего в отдалении рыжебородого и в окружении монахов проследовал на середину зала. В руках он держал свиток, тот самый, за которым Алексей и Дмитрий охотились уже несколько дней, потратив уйму денег, нервов и сил. Свиток был совсем рядом, стоило только протянуть руку, но приходилось сидеть тише мыши и смотреть на жидкокристаллический монитор базы, прилежно фиксирующей все показания камер, закрепленных по стенам.

Некоторое время заговорщики оживленно совещались. Фридрих хмурился и цедил сквозь зубы. Папа Александр резко отвечал на выпады оппонента, а епископ, встав между спорщиками, старался их обоих в чем-то убедить. Наконец уговоры Мориса возымели действие, и окруженные тремя кольцами стражи великие мира сего начали решать, где же будет тайник.

Спор разгорелся с новой силой. Фридрих, брызгая слюной, пытался доказать обоим остолопам, что каменная плита под ногами самый лучший из всех возможных вариантов. Итальянец и француз были против и указывали германцу на одну из пустующих ниш в стене.

Наконец и эти разногласия были преодолены, и, развернувшись вполоборота, Папа принялся запихивать свиток в недостроенную стену, прямо напротив замурованного Дмитрия. Тот, сглатывая набежавшую слюну, как завороженный смотрел на картинку приходящую с камер и не мог поверить собственной удаче. Вот он, золотой ключик от каморки Папы Карло! Осталось только прийти и наложить лапу на сокровища. Плевать на расстояния, плевать на общественное мнение. Плевать даже на запрет въезда в страну, который можно было с легкостью решить, проникнув во Францию по поддельным документам.

Дмитрий вдруг замер и прислушался к своим ощущениям. Сердце гулко застучало в груди. Холодный липкий пот застилал глаза, а растерянный взгляд не мог сосредоточиться на чем-то определенном, блуждая по каменной кладке. Прокопенко сорвал с себя сутану и, перекинув таблетку баллона на грудь, с недоумением уставился на датчик кислорода. Баллоны были практически пусты. То ли подвел продавец, то ли оборудование, а может, сам хронотурист неправильно подсоединил трубки и все то время, пока он сидел в заточении за толстой каменной стеной, драгоценный кислород выходил наружу.

Сорвав с себя маску, брюнет попытался вздохнуть, но возникший в горле комок помешал ему, вызвал резкую боль в груди и сильное головокружение. Французские штукатуры, в данный момент, наверное, пересчитывающие денежки в лодке, сработали на славу. Напрочь забитые щели между камнями не пропускали воздух, и временное убежище Дмитрия превратилось в смертельную ловушку. Он судорожно вздернул руку с часами к глазам, оставалось еще сорок минут, сорок долгих мучительных мгновений, которые ему предстояло провести в заточении.

Можно, конечно, было дождаться, когда троица вместе с охраной выйдет из храма, и выбить один из кирпичей, но ни епископ, ни Папа с германцем уходить не спешили. Собравшись в круг, они о чем-то ожесточенно спорили. Де Сюлли жестикулировал, объясняя своим собеседникам что-то, по его мнению, очевидное. Король хмурился, иногда перебивая говорившего и вставляя резкие замечания. Языка Прокопенко не понимал, но по тону беседовавших мог догадаться, что с доводами Мориса Фридрих почему-то не согласен. Стоящий в кругу Папа наблюдал за спором, чуть прикрыв глаза и сложив руки на груди. Казалось, сто семидесятый наследник Престола Святого Петра мирно дремлет, уйдя мыслями в астрал, или в то место, куда уходят религиозные деятели, когда им наплевать на доводы собеседника.