Вялой ослабевшей рукой Дмитрий принялся шарить по полу, в поисках чего-нибудь железного, но пальцы натыкались то на забытую рабочими тряпку, то на осколок камня, то на горсть пыли, перемешанную с мелом. Хронотурист начал обыскивать свои карманы, и о чудо, удача ему улыбнулась. Через несколько секунд он держал в руках длинный ригельный ключ. Прислонившись лбом к холодной стене, Дмитрий постарался унять сердцебиение и, вытерев рукавом пот со лба, с силой провел ключом по серой полоске скрепляющего камни раствора.

Действовать требовалось крайне осторожно, не привлекая к себе внимание заговорщиков. Миллиметр за миллиметром он пробивал узкий лаз наружу. Крошки загустевшей смеси сыпались прямо на колени. Еще немного, еще самую малость, и брешь в несокрушимой и монолитной кладке будет пробита, и спасительная струя свежего воздуха проникнет в маленькую каменную тюрьму. Но тут свет в глазах Дмитрия померк, и удушье сдавили горло.

Из последних сил он надавил на ключ и потерял сознание.

Братья Руси мчались по тихой утренней улочке в направлении, указанном святым старцем. Они стучали каблуками по мостовой, перепрыгивали лужи и едва не падали на скользкой грязи, принесенной сюда колесами телег. Вот уже показалась узкая полоса берега, а там и пристань, и дощатый пирс на толстых деревянных сваях, облепленных тиной и заросших жухлым камышом.

Первым берега достиг Оскар. Запрыгнув в лодку, он запустил руку под скамью и вытащил на свет пузатый кожаный мешок.

– Развязывай, – торопил Фабрис брата.

– Сейчас, погоди. – Трясущимися от волнения руками Оскар с трудом совладал с тонким кожаным шнуром и, растянув пальцами горловину, с ликованием уставился на сверкнувшие в первых лучах восходящего солнца монеты.

– Не соврал святой горбун. – Фабрис сел рядом с братом и, потянув на себя кошель, взвесил его на ладони. – Сколько здесь, как думаешь?

– Может, сто ливров, может, двести. – Разложив драгоценные кругляши на лавке, братья Руси принялись пересчитывать деньги.

Столбики монет возвышались на гладкой деревянной поверхности. В каждом столбике – ровно десять монет, и таких вот милых башенок было порядка пятнадцати, а дно кошелька так и не показывалось.

Со слезами на глазах Оскар встал на колени и, обратив взгляд к небу, принялся неистово креститься.

– Господи, – бормотал он, – спасибо тебе за милость твою. Спасибо, что наставил на путь истинный. Деньги, что ты нам так великодушно преподнес, употребим с братом во благо, но уже не в Париже. За это будь спокоен.

– Двести семьдесят пять, – закончил счет менее набожный Фабрис и принялся сгребать монеты обратно в кошель. – Ну, что будем делать, брат?

– Уж точно не возвращаться. – Оскар вытер выступившие на глазах слезы и, оглянувшись, принялся отвязывать лодку. – Сейчас доплывем до того берега, соберем вещи и в путь. Такие парни, как мы, да еще при деньгах, пригодятся в любом месте.

– И то правда. – Дождавшись, пока брат отвяжет лодку, Фабрис уселся на весла и несколькими мощными гребками вывел лодку на середину реки. – С другой стороны, а зачем нам домой? Все равно нас никто не ждет. Может, сразу прямиком до Мильена? Пожитки приобретем новые, а харч… так на реке разве ленивый прокорм не найдет. Да и в самом городишке народ живет зажиточный, деловой. Откроем меняльную лавку и заживем припеваючи.

– Не скажи, брат, – стуча зубами от утренней прохлады, отмахнулся Оскар. – На деньгах сидеть дело не из легких. Давай лучше в рост отдадим и будем жить на проценты.

– Еще можно гостиницу открыть, – предложил Фабрис. – Доберемся до Буш Дю Рон, а там и до Марселя недалеко. Город этот, я тебе доложу, самый лучший вариант для постоялого двора.

– Ну да, – кивнул Оскар, глядя, как остров Сите скрывается за поворотом. – Доберемся до Марселя, а там посмотрим, что к чему. Теперь, братишка, для нас все дороги открыты.

Без сознания Дмитрий пролежал примерно двадцать минут. За это время высокопоставленная троица, прихватив с собой кавалеристов, гильдийцев и боевых монахов, убралась восвояси.

Открыв глаза, Прокопенко с изумлением уставился на узкую полоску света, пробивающуюся в том месте, где ригельный ключ, насквозь пробив раствор, вышел наружу и окончательно застрял между двух камней. Последним невероятным усилием теряющий сознание хронотурист выбил последние куски почти уже затвердевшей смеси, и свежий воздух проник в замкнутую келью, спасая Дмитрия от неминуемой смерти.

Злой и расстроенный, он уселся на корточки и уставился на циферблат часов. До окончания действия капсулы оставалось десять минут. Можно было попробовать совершить один сумасшедший поступок, последствия которого было сложно предугадать. Пока еще свежая, до конца не схватившаяся кладка вполне могла поддаться сильным ударам и, обрушившись, дать проход в помещение собора, после чего осталось бы только просто пройти к тайнику и, изъяв из него пергамент, исчезнуть из этого времени.

Решив, что дело стоящее, хронотурист принялся монотонно и размеренно наносить ногой удары. Наконец несколько кирпичей поддались и вывалились наружу. В стене образовалось небольшое оконце. Дальше дело пошло веселее. Выдергивая кирпичи по одному, Дмитрий отбрасывал их в сторону. Проход, отделявший его от долгожданной свободы, ширился, и спустя несколько минут он выбрался на пыльный пол будущего собора.

Подойдя к стене, у которой совсем недавно стояли заговорщики, Дмитрий застыл в замешательстве. Поверхность кладки была абсолютно ровной.

Какое-то время он стоял в нерешительности, тупо уставившись на возникшую перед ним преграду и пытаясь понять, что же произошло. Де Сюлли с товарищами исполнил задумку мастерски, не оставив даже намека на то, куда делся злосчастный документ. Можно, конечно, было повнимательнее посмотреть запись, но там были видны только спины троицы, закрывавшие большую часть стены.

Вдруг острая боль пронзила плечо хронотуриста. Очнувшись от оцепенения, он обернулся и увидел торчащую из плеча рукоять. Владелец оружия, невысокий сухой человек в черном кожаном плаще, с интересом смотрел на дело своих рук.

– Какого черта? – Дмитрий пошатнулся и, схватившись за стену, скривился от боли. Увидев, что неудовлетворенный своей работой гильдиец тянется к поясу за вторым ножом, он упал на колени и, схватив здоровой рукой горсть песка, бросил ему в глаза.

Далее события вновь начали развиваться не по запланированному сценарию. Не дожидаясь, когда противник вновь обретет способность видеть, Прокопенко подхватил упавшую на пол сумку и со всех ног бросился к выходу. Пролетев через центральный портал, он выскочил на улицу и замешкался на секунду, пытаясь определить маршрут отступления.

В сторону набережной Окс Флёр бежать было бессмысленно. Оттуда к стройплощадке навстречу хронотуристу спешили коллеги метателя ножей. Единственным возможным направлением бегства был бульвар Поле, то есть в сторону разгрузочных пирсов Вер Неф.

Нож, торчавший в плече, сильно мешал бегу. Для удобства даже пришлось прижать руку к груди, но топот ног за спиной и надсадный ор гильдейских глоток, заставляя забыть обо всем, неумолимо гнал вперед. Бросившись по оживленному, запруженному телегами и рабочими бульвару, Дмитрий бежал, не разбирая дороги. На одном из перекрестков он чуть было не попал под лошадь, но увернулся, сделав невероятный кульбит, и вместо того чтобы получить копытом в грудь, врезался в тележку с брюквой, чем вызвал взрыв негодования торговца и его пожилой супруги, мирно толкавших тележку в сторону рынка.

Попытавшись выдернуть из плеча кусок стали, Дмитрий на минуту отвлекся и, перескакивая через корзины с птицей, сбил идущего навстречу почтенного парижанина в дорогом платье, а после взял на таран спешащего на площадь рабочего, тот упал, и инструменты из его мешка высыпались на мостовую. Сумасшедший бег продолжался недолго, хронотурист вышел к финишной черте – проскочив мимо двух телег, увозивших с плотов у берега корзины с провизией, Прокопенко выбежал на пирс и, оттолкнув в сторону вставшего на его пути монаха, вновь бросился вперед.