- Дайте чего-нибудь от ожогов! - Фома щучкой нырнул между прилавком и открывшей было рот покупательницей. - Там человек умирает!

В очереди возникать не стали: никто не хотел, чтобы умирали по его вине.

- Перекись давать? И бинты? - уточнил фармацевт, начиная заметно нервничать: нечасто к нему в аптеку врывались подобные посетители - в помещение доносился шум с улицы, и становилось понятно, что помощь нужна действительно срочно.

 - И бинты, и вату, и чего-нибудь еще, - залпом выкрикнул Фома, доставая тонкую пачку аккуратно сложенных купюр.

Очень быстро перед ним выросла горка медицинской помощи.

- Так, спрей самый лучший, перекись, перевязка, обезболивающее, - быстро перечислил аптекарь. Сумма получилась такая, что, отсчитав деньги, Фома уменьшил на треть свою заначку.

Когда он снова появился на улице, Владимир уже докурил сигарету и развлекал себя тем, что размазывал крупицы пепла носком ботинка по асфальту, ботинка добротного, правда, не нового, к тому же на пару размеров больше необходимого, но зато целого.

 - Надо где-то рану обработать, - Фома привычно нахмурился: прямо здесь, на улице, подобные манипуляции казались ему чем-то недопустимым.

- Надо, - утвердительно кивнул Владимир, болезненно морщась - ожоги, хоть и не сильные, начинали доставлять массу неудобств. - Кстати, забыл уточнить, я - бомж.

 - Понял уже, - Фома поправил на плече лямку рюкзака, она начинала больно впиваться в кожу. - Я теперь тоже...

- Ну, тогда пошли, - прокряхтел Владимир, приподнимаясь с клумбы.

 - Куда? - насторожился Фома.

Владимир, уже сделав несколько шагов в неизвестном направлении, оглянулся и поманил рукой:

 - В люк, под люк, в коллектор, короче. Надо же тебе где-то переночевать, - и, видя нерешительность своего собеседника, он добавил, - да ты не бойся, народ у нас смирный. Ночь перекантуешься, а утром уже дела порешаешь. Так что? Идешь? На улице стремно оставаться. Ты что, не местный? Тут у нас какой-то маньяк завелся, бродяг убивает, что кутят беспомощных. Опасно стало.

Фома еле слышно скрипнул зубами, решительно выдохнул: «Эх, была не была!», - и двинулся вслед за Владимиром.

Уже почти полностью стемнело, когда Владимир наконец-то вывел своего спутника из лабиринта старых пятиэтажек. На самой окраине, посреди большого пустыря, находилось то самое место, где Фоме предстояло провести свою первую ночь в новом статусе. Владимир с натуженным сопеньем начал приподнимать крышку люка, рискуя уронить ее себе на ноги - Фома вовремя подхватил тяжелый круг.

- Спускайся аккуратно, - предупредил Владимир, поставив ногу на первую ступеньку, - и дверь закрой, чтобы не дуло.

 - Хорошо, - отозвался Фома, набирая в грудь побольше воздуха, словно готовясь к погружению в стоячее болото.

Аккуратно, не торопясь, шаг за шагом он спускался все глубже и глубже. Там, внизу, на удивление, его встретила отнюдь не беспросветная темнота. Фома спрыгнул на пол и, пригнувшись, прошел под низким сводом толстых труб, обитых теплоизоляцией, начиная понимать, откуда в этом помещении свет - в металлических мисках стояли разнокалиберные свечи, а на одной из труб в углублении из растерзанной стекловаты грелось какое-то варево, распространяя по всей, так сказать, комнате резкий и неприятный запах несвежей тушенки.

Женщина в красном спортивном костюме неспешно помешивала ту самую еду, а вдоль стен, на цветных матрасах расположились остальные жители этого подземелья: трое мужчин, разительно отличавшихся друг от друга. Один из них, абсолютно лысый с татуированными руками, усердно грыз ноготь. Другой, крупный, с широким открытым лицом классического пролетария прошлого века, что-то мастерил, ковыряясь отверткой в разобранном приборе, похожем на радиоприемник. А третий, в объемной вязаной шапочке красно-желто-зеленой расцветки и очках в золоченой оправе вальяжно развалился на своем лежаке, лениво перебирая струны гитары.

- Во! Князь нарисовался! Наконец-то! - воскликнул мужчина в наколках и весь напрягся, увидав Фому, появившегося вслед за Владимиром.

Остальные обитатели подземной ночлежки тоже насторожились: женщина уперла руки в бока, деловитый мастер покрепче сжал отвертку, а человек в шапочке уселся на матрасе, обняв свою гитару, с любопытством взирая на нежданного гостя при этом.

 - Вечер в хату! - с неподдельной радостью воскликнул Владимир, доставая из кармана жменю смятых банкнот и торжественно высыпая ее на обшарпанный стол, колченогий, очевидно, сколоченный из того, что было, прямо на месте. - У нас сегодня гость! Знакомьтесь! Это Фома!

Фома наконец-то решился выйти поближе к свету, проще говоря, на всеобщее обозрение.

 - Харе Кришна, - он несмело приподнял кепку, а потом снова водрузил ее на макушку.

 - И вам не хворать, - отозвался тот, что в наколках, сплевывая наконец-то отгрызенный кусок ногтя на пол.

 - Торжественно приветствуем! - театрально провозгласил музыкант в шапочке и сыграл ломаное арпеджио.

- Влад! Что случилось? - женщина заметила обожженную спину Владимира и начала поспешно стягивать с него куртку и все, что было под ней.

 - Малолетки подпалили, а Фома, вот, вовремя подоспел, ай, аккуратней! - он повел локтями, помогая ей.

- Нате вам лекарства, - Фома протянул женщине пакет из аптеки. - Сначала перекисью, потом спреем попшикать, и пусть таблетку выпьет, - добавил он напоследок.

Женщина по-хозяйски усадила Владимира на маленький стульчик, очевидно, вынесенный из детского сада, и принялась обрабатывать ожоги, а сам Князь, предложив Фоме опуститься на небольшую скамейку, обвел взглядом свои угодья и начал знакомство:

 - Фома только что с армейки, сегодня дембельнулся, а жить оказалось негде.

 - Бывает, - отозвался работяга с отверткой, снова приступая к своему занятию.

 - Здесь наше царство! - Владимир сделал такой жест, словно сказку рассказывал, - это вот, - он кивнул в сторону женщины, - Маша, а иначе царевна Несмеяна.

Фома только теперь заметил, что левая сторона лица женщины немного перекошена, из-за чего угол рта оттягивался книзу.

 - У нее воспаление этого, как его, тройчатого, нет, тройничатого, блин, - Владимир шикнул от легкого подзатыльника, отведенного крепкой рукой своей благодетельницы.

 - Тройничного нерва, - подсказала она, протирая края раны.

Фома неуютно поежился, положив свой тощий рюкзак на колени. Он стянул наконец-таки с головы кепку и начал крутить ее в руках, то и дело поглядывая то на козырек, то на обитателей коллектора.

- Да что ты как неродной! - весело воскликнул Владимир, - здесь все свои и со своей судьбой. Вот Маруха, - он снова кивнул в сторону Марии, - приехала к нам в город в бригаду штукатуров. Поработала эта бригада с месяц, их группу кинули, не заплатили, а домой, на село, уже не вернулась. Стыдно было ни с чем приезжать.

 - Да чего уж там, - Мария махнула рукой, - в моей деревне работы не было вообще, тут хотя бы что-то, а потом скатилась...

Фома так и не понял, сколько ей на самом деле лет, то ли сорок, то ли пятьдесят. Ее лицо было настолько отекшим и пропитым, что возраст уже не имел никаких четких рамок. Под глазами нависли тяжелые мешки. Волосы, очевидно густые и богатые в прошлом, закрутились на затылке жиденькой куксой. Однако короткие ногти были накрашены ярким лаком, то ли фиолетовым, то ли лиловым - Фома не разобрал - Мария даже здесь, под землей, хотела выглядеть по возможности красиво.

 - Это Шурик, - Владимир указал на мужчину в наколках. - Год назад из зоны вышел, а хаты-то и нет! Хату-то государство оттяпало!

 - Туды его в качель! - Шурик громко выругался и нервно почесал тощую шею. Он вообще весь был тощий, длинный, с нескладными, непропорциональными руками, и в этой страшной сказке наверняка играл роль Кощея Бессмертного.

- Это Захар, - Владимир кивнул в сторону прилежного работника.

 - И здрасьте, - мигом отозвался тот, учтиво кивнув, а потом снова принимаясь за свой труд.