— У нас ничего подходящего нет.

— Ничего?

— В этой части штата Нью-Джерси мало наших соотечественников, господин. Кубинцы, вьетнамцы и местные черные истощили гостеприимство здешних мест. Потерявшие родину вынуждены искать более дружелюбные районы. И к тому же влажный климат не для нас.

— Раз у вас нет для меня пристанища, я выберу другую цель.

Махмед вытащил записную книжку из внутреннего кармана пиджака. Он хлопнул ею о складной стол и раскрыл.

— Мы оценили термоядерную электростанцию в Мэйс-Лэндинг, стоящую на реке в пятидесяти километрах от побережья. Она снабжает энергией Межприливный сектор Босуошского коридора. Стоимость сооружения составляет девять миллиардов долларов. С учетом стоимости возмещения энергии в два раза больше.

Хасан подергал губу — дурная привычка, но помогает думать.

— А какова тактическая обстановка?

— Доступ несложен. Станция полуавтоматическая, так что операторы не остаются там круглосуточно. Как в американских конторах — днем толчея, вечером все расходятся по домам.

— Ближайшие военные соединения?

— Ничего серьезного в пределах шестидесяти километров — и все дороги грунтовые. Есть пост в Форт-Диксе, к северу отсюда. Прежде там был большой тренировочный лагерь, но теперь в основном это компьютерный и координационный центр. К нему также относится заброшенная база военно-воздушных сил. В двадцати километрах на восток отсюда находится военно-морская база Лейкхарст. Реально в этом районе действует лишь гражданская гвардия Нью-Джерси.

— Люблю гражданских солдат, — улыбнулся Хасан.

— Более того, поскольку атомная станция находится в окружении кустарниковых зарослей, ее легко удерживать после захвата. Мы можем обеспечить прикрытие — на суше, по реке и ее притокам, и с воздуха — двумя группами людей с ракетами и бригадой саперов.

— Хорошо. Вы не разочаровали меня, Махмед.

— Благодарю, господин Хасан.

— Готовьте своих людей.

— И как скоро мы…

— Я сообщу вам день и час. До тех пор ничего не предпринимайте.

— Конечно, господин.

Саладин слегка подвигал коленями, незаметно для людей, стоящих перед ним, — замаскировав это движение тем, что вроде бы потянулся за чашей с шербетом, — и почувствовал, что его ягодицы разместились глубже в подушках. Военный лагерь в пустыне был максимально благоустроен с помощью тентов, опахал и подушек, набитых конским волосом. Но местный грунт оставался твердым и холодным и никак не напоминал гладкие полы в Каире, выложенные белым камнем с берегов вечной реки.

И теперь эти шейхи Сабастии и Рас эль-Айна с их женской болтовней…

Саладин пришел в эту страну со своими египетскими войсками, чтобы изгнать франкских захватчиков во имя Мухаммеда — и чтобы добыть себе славу. Он пришел не для того, чтобы принимать близко к сердцу глупое тщеславие богатых купцов и старейшин племен, которые хотели преломить хлеб с неверными, а потом обиделись на их манеры.

— А что этот норманн сказал потом? — со вздохом спросил Саладин.

— Он сравнил Пророка с распутником!

— Он запятнал святое имя Хадиджи!

— И это нечестивое оскорбление не могло быть придумано вами из-за вашего незнания французского языка?

— Оскорбление было сделано умышленно, господин.

— И что же он сказал?

— Он предложил возглавить поход на Медину и разорить могилу Пророка.

— Он выпил слишком много вина, — предположил Саладин.

— Он был трезв, господин.

— Он смеялся над нами, господин.

— Другие тоже смеялись вместе с ним, господин. Саладин схватил свою бороду двумя пальцами и сделал им знак помолчать. Действительно ли франки имеют достаточно сил, чтобы выполнить эту нелепую затею? Ограбить караван, осадить город — да, для этого у них достаточно людей, если считать и их полукровок. С другой стороны, франки сидят в своих окруженных стенами городах и каменных замках. Они передвигаются между ними в полном вооружении, с авангардом, защищенными флангами и арьергардом, — и все же принимают причастие и молятся Богу, перед тем как покинуть замок. Армия Саладина многого достигла в этой стране.

Рейнальд де Шатильон расхвастался, разогретый вином. Такой поход невозможен. Эти шейхи по своей глупости всерьез восприняли слова Рейнальда. Мудрый человек пропустит это мимо ушей.

С другой стороны, оскорбление было нанесено на публичной церемонии, на коронации их короля в этой стране. Это обстоятельство придает всему дипломатическую основу. Он может даже потребовать, чтобы весь ислам принял в этом участие. Никакой другой защитник веры в этой заброшенной стране, поделенной между аббасидами из Багдада, сельджуками из Турции и айюбитами из Египта, не имел такого положения, как он. Если Саладин примет оскорбление всерьез, весь ислам должен будет ответить.

Со всем исламом за спиной, объединенным в священной войне против христиан, он может достичь той победы, о которой так долго мечтал. И христиане, в лице Рейнальда де Шатильона, дали ему повод. То, что не могли сделать девяносто лет вооруженного конфликта и резни, сделали необдуманные слова пьяного человека.

— Ваша честность убеждает меня, — наконец сказал Саладин. — Это оскорбление Пророка и его благоверной жены зашло слишком далеко. Оно должно быть наказано огнем и мечом.

— Да, господин, — хором ответили они.

— Весной, во время их праздника смерти и воскресения Пророка Иисуса ибн Иосифа, весь ислам поднимется на священную войну против Рейнальда де Шатильона, а значит, и против всех христиан. Мы должны изгнать их из этой страны за то, что они участвовали в оскорблении.

— Благодарим тебя, господин.

Он повернулся к визирю, который ожидал у входа:

— Мустафа, поищи законников. Пусть выслушают объяснения этих двоих и напишут декрет о джихаде против Рейнальда де Шатильона, который сам провозгласил себя принцем Антиохии. Это должен быть приказ всем правоверным об изгнании его из этой страны. Те христиане, которые замешаны в этом, также преследуются, несмотря на прежние обещания и права гостей.

— Да, господин.

— Весь базар гудит новостями, господин.

Томас Амнет удивленно приподнял брови, но ничего не сказал. Его руки были заняты приготовлением смеси.

Одной рукой он растирал пестиком содержимое чаши, другой поворачивал ступку на четверть оборота с каждым оборотом пестика. И при каждом сороковом обороте добавлял по порядку: щепотку селитры, на ногте большого пальца толченой коры хинного дерева и простой перец.

— Говорят, это будет война до смерти. Саладин созывает силы всех правоверных. Не только своих собственных египетских мамелюков, но и королевскую кавалерию Аравии, которая сражается так же, как вы, франки.

— Ты сам наполовину франк, Лео.

— Как мы, франки. И он призывает турок-сельджуков и аббасидов прислать свои войска.

— Да. Это серьезная угроза.

— Он собирается изгнать всех франков — всех нас — из Святой Земли за оскорбления, которое нанес Рейнальд де Шатильон костям Пророка.

— А как насчет ассасинов? Они тоже в этом участвуют?

Лео скорчил презрительную рожу:

— Ну что вы, господин Томас! Они же не воины. Нет. Они просто секта.

— И поэтому не столь благородны, чтобы участвовать в сражениях?

— Вы не сможете с ними сражаться, господин. Вот и все. Они дерутся не по правилам, ножами и удавками.

— Крадучись, в темноте, так?

— Да, господин.

— Они не подходят для прямой кавалерийской атаки. — Амнет снова принялся за свое дело.

Мальчик посмотрел на него с подозрением:

— Вы надо мной смеетесь?

— Даже и не думал об этом, Лео. Что еще говорят на базаре?