Во-вторых, существует довод, приводимый мною в частях II и III: рождение несет вред. Если мои доводы убедительны и верны, тогда человек, считающий, что рождение принесло ему счастье, глубоко заблуждается, соответственно, его склонность в пользу жизни основана на ошибочных суждениях. Было бы глупо ссылаться на Золотое (или кантианское) правило, основываясь на неверном предположении. Почему мы должны, опираясь на него, решать, как поступать с другими? Допустим, существует распространенная склонность к курению, т.к. вред курения неизвестен людям. Воспользовавшись правилом профессора Хейра, люди, любящие курить, могут сказать: «Я рад, что меня побудили к курению, значит, я сам буду побуждать к этому других!». Конечно нам, знающим о вреде курения, такая мысль кажется дикой. Но если склонность подкрепляется неверными догадками, она не может быть достоверной, а потому будет еще более дикой.

Аналогично, тот факт, что многие люди рады своему появлению на свет, не является достаточной причиной для привлечения новых людей в эту жизнь. Тем более что склонность к рождению возникает на почве ошибочного мнения, что появление на свет благостно влияет на человека.

То, что предпочтение в пользу рождения является ошибочным, подкреплено еще одним доводом. Было упомянуто, что первое допущение, сформулированное им как логическое продолжение золотого правил – не верно. Одно дело – испытывать радость относительно какого-либо свершившегося действия, и совершенно другое – считать, что человек был обязан так поступить. Не все, что нам нравится, должно совершаться. И мы можем желать, чтобы с нами поступали каким-либо образом, но другие совершенно не обязаны так поступать.²⁹ Это верно даже в том случае, когда суждения человека верны. Если же они искажены – тем более.

Если рождение действительно несет вред, и если на ранних стадиях внутриутробного развития человек еще не появился на свет в этическом смысле, он бы хотел, чтобы его появлению на свет воспрепятствовали. И, согласно золотому правилу, необходимо, чтобы так поступали и с другими.

Будущее, похожее на наше.

Аргумент Дона Маркиса³⁰ против абортов начинается с предположения, что недопустимо убивать нас – взрослых людей (или, по крайней мере, тех, чьи жизни стоят продолжения, кто не уличен в нарушениях, оправдывающих убийство).

Лучше всего объясняет эту точку зрения, по словам Дона Маркиса, тот факт, что если человек не появится на свет, он будет лишен ценности своего будущего. Будучи убитым, человек лишается будущего удовольствия, лишается возможности преследовать цели и исполнять планы. Многие эмбрионы имеют такое же ценное будущее, как и мы. Следовательно, говорит профессор Маркис, убивать эмбрионы так же плохо, как убивать нас.

Профессор замечает, что этот аргумент имеет множество достоинств. Во-первых, он предотвращает проблему видового неравенства. Т.е. не утверждается, что жизнь человеческого плода ценна только лишь потому, что это человек. Если животные имеют ценное будущее, убивать их будет тоже неправильно. Кроме того, убийство не всегда неприемлемо: например, если качество будущей жизни настолько низкое, что будущее не имеет ценности. Во-вторых, аргумент Дона Маркиса позволяет избежать проблем, вытекающих из мнения, что недопустимо убивать «личностей» – разумных существ, обладающих самосознанием. Согласно аргументу профессора Маркиса, а не согласно личностному критерию, убийство младенцев и детей так же плохо, как и убийство взрослых. В-третьих, в этом аргументе не говорится, что плохо убивать потенциальных людей, т.к. иначе не объясняется, почему потенциальные люди имеют те же права, что и существующие. Аргумент основывается на настоящих качествах плода, а не на потенциальных.

Профессор Маркис рассматривает (и отвергает) два альтернативных взгляда на выдвинутый им аргумент. Первый альтернативный взгляд рассматривает наши желания: убивать людей плохо, т.к. при этом нарушается их желание продолжать жить. Однако этот взгляд не объясняет, говорит профессор Маркис, почему плохо убивать депрессивных людей, спящих, коматозных больных, в данный момент не имеющих или потерявших желание жить. И хотя некоторые придерживаются такого взгляда (в видоизмененной форме, разрешающей аборт),³¹ я предлагаю встать на защиту фактора, называемого Доном Маркисом «проблемой прерывания». По этой проблеме убийство недопустимо в том случае, если прерывается ценный опыт, активность, планы и цели. До самых поздних сроков внутриутробного развития, у плодов отсутствует опыт, а тем более, планы и активность (в любом релевантном смысле).³² Значит, согласно проблеме прерывания до наступления сознания аборт возможен.

Профессор Маркис говорит, что прерывание опыта само по себе не может быть неправильным. Если в будущем человека ждут страдания, прерывания опыта может оказаться даже желанным. Соответственно, имеет значение ценность опыта, который может быть прерван. Более того, только что прошедший опыт значения не имеет. По словам профессора, не важно, страдал ли человек в прошлом, был ли в коме, или наслаждался жизнью. Имеет значение только будущее. Таким образом, отношение профессора Хейра к тем случаям, когда человек не рад своему рождению, не годится.

Правда, такой вывод слишком поспешен. Ценность будущей жизни является важным, но не единственным фактором. А именно, говорится, что лишь существа с моральными интересами могут иметь интерес к ценному будущему. Т.е. недопустимо убивать лишь тех существ, которые имеют моральные интересы. Иными словами, для того, чтобы признать убийство неприемлемым, будущее должно быть ценным, и это должно быть будущее существ с этическими интересами.

Дон Маркис может ответить, что каждое существо, чье будущее похоже на наше, в силу достоинства этого будущего, имеет этически значимый интерес – интерес наслаждаться этим будущим. Непонятно, почему профессор Маркис считает, что относительно неразвитый плод в данный момент имеет этот интерес. Кажется, ответ заключается в том, что в этот момент мы можем однозначно признать, что это существо в дальнейшем будет наслаждаться своим будущим. Из слов автора аргумента становится понятно, почему контрацепция не подвергается критике. Контрацепция предотвращает приятное будущее, но в этом случае невозможно определить субъект лишения будущего. Профессор Маркис выделяет четыре субъекта вреда: 1) тот или иной сперматозоид, 2) та или иная яйцеклетка, 3) сперматозоид и яйцеклетка в отдельности, 4) сперматозоид и яйцеклетка вместе. Если субъектом вреда определить один сперматозоид, этот выбор будет произвольным (т.к. равно можно определить субъектом и отдельную яйцеклетку). Так же и наоборот. Сперматозоид и неоплодотворенная яйцеклетка также не могут быть субъектом вреда, т.к. в этом случае в перспективе будет слишком много вариантов будущего: будущее сперматозоида, будущее яйцеклетки, будущее человека, развившегося из этих двух клеток. Наконец, и яйцеклетка, оплодотворенная сперматозоидом, не может быть субъектом вреда. В действительности не существует комбинации яйцеклетки и сперматозоида. Если такая комбинация возможна только в перспективе, мы не можем знать, какая, из множества возможных, это будет за комбинация. Следовательно, субъекта вреда от применения контрацепции не существует.

Я не считаю, что вопрос этичности аборта или контрацепции, в отличие от вопроса появления на свет в биологическом смысле, зависит от личности существа. Дон Маркис явно не согласен со мной, однако от этого его взгляды приобретают странный смысл. Чтобы это понять, представьте, если бы природа человеческой репродукции была несколько иной. Например, если бы одна из гамет несла ДНК, а вторая была источником питания или катализатором деления для первой гаметы. Иными словами, если бы сперматозоид содержал весь генетический материал, а яйцеклетка требовалась только для питания,³³ такие отношения можно сравнить с отношениями зиготы и матки. Если бы дела обстояли так, отдельный сперматозоид мог бы являться жертвой контрацепции. Т.е. в рамках аргумента профессора Маркиса, многое зависит от того, является сперматозоид гаплоидным или диплоидным.