— О да, она кажется такой незначительной, и все же платье красит тебя несравненно больше, чем твой мужской костюм.

— Это не платье украсило меня, — сказала Эрта, — это Кристина.

— Да, есть у нее такой талант, — мысленно удалившись из комнаты, произнес Марк, — украшать все к чему она прикасается. Даже души.

— Вы очень похожи, — тихо заметила Эрта.

— Мы вместе уже долгое время. Оно потихоньку сплавляет наши границы.

— Так всегда происходит, когда люди находятся вместе долгое время?

— Думаю, нет. Думаю, для этого надо находиться очень близко друг к другу, все это долгое время.

— В одном доме?

— В одном чувстве.

Потом он спросил, возвращая свои мысли в комнату:

— А что насчет вас с Ульрихом?

— А что насчет нас?

— Он очень убедительно сказал мне, что не любит тебя. Но, у вас странные отношения. Раньше мой сын не пытался что-то утаить от меня. А теперь он изо всех сил старается избежать прямых объяснений на мои вопросы. Я не могу ему не верить, зная своего сына. Но мне грустно, что он так отдалился от меня. И я хочу понять причину такой его перемены. Предполагаю, что ею можешь быть ты.

— Ты хочешь знать, любит ли он меня?

— 'Ты любишь моего сына?

— Нет. Я его друг.

— Значит ты куртизанка?

— Можно и так сказать.

— Значит, и я могу попросить твоей дружбы, которой ты одаривала моего сына на конюшне?

— Я не знаю всех правил вашей страны, но думаю, твои вопросы выходят за грани приличий.

— Я задал их только потому, что ты тоже не стесняешься выходить за грани приличий. И мне нужен твой ответ. У меня есть право хозяина дома получить его.

— Извини, я личная куртизанка твоего сына. Он заплатил мне на две жизни вперед. И даже, если у тебя есть право получать такую дружбу у гостей, в моем случае это невозможно.

Эрту удивляли его вопросы, он, конечно, испытывал к ней некоторую долю вожделения, но по-настоящему он ее не хотел и не имел намерений заняться с ней сексом.

— Я тоже заплачу, — продолжал Марк.

— Нет. Он заплатил за то, чтобы я дарила такую дружбу только ему.

— Значит, ты теперь его рабыня?

— Нет.

— Телохранитель?

— О, нет! Скорее, это он меня охраняет.

— От чего?

— От всего.

— Я ничего не понимаю…

— Я сама не понимаю. Давай, когда он приедет сюда опять, мы спросим его об этом вместе?

Он понял, что содержательного разговора с ней не получится. И сказал:

— Наверное, он просто вырос.

И ушел, оставив ее в покое.

Неделя жизни в ее новом доме прошла для нее одним длинным приятным сном. И даже, не поддающаяся на миротворческие навыки Эрты, Минерва не омрачала душевного счастья убийцы. Рай думала Эрта, это может быть только рай. Я чувствую себя дома. Сначала Ульрих, человек-мир, рядом с которым было спокойно и безмятежно, потом то чудо, которое произошло между ними, теперь Кристина, настоящий эмпат и настоящая подруга. И этот дом, и озеро с лебедями, которых они с Кристиной кормили, и даже едкий Марк, испытывающий к ней странные настороженно-покровительственные чувства. Все они давали ей ощущение родины. Она не помнила такого чувства за собой в Содружестве. Она не знала как приятно это чувство. Даже в Содружестве, даже в Корпусе, она была более одинока, чем сейчас, одна Убийца во Вселенной. Или уже не одна? И не Убийца? Этот мир изменяет ее? И она наслаждалась изменением, домом, раем и счастьем. Но, она неосторожно забыла, каким изменчивым бывает рай этого мира. Однажды ночью она почувствовала его. Где-то очень далеко. Он боялся.

Его страх, настоящий страх. Она удивилась. Она думала, что он никогда ничего не боится. Но сейчас он боялся. Сейчас он боялся умереть. И боялся не потому, что умрет. А потому что если он умрет, то больше никогда не увидит ее. Он был слишком далеко, чтобы можно было понять, что с ним происходит конкретней. Он был слишком далеко, и его эмоции были недостаточно сильны за себя, чтобы она могла понять, что ему угрожает. И она решилась. Она решилась совершить преступление и против него. И она не знала, получится ли это у нее на таком большом расстоянии. Она все же проникла в него. Вся, целиком. И оказалась во тьме. В густой непроглядной тьме, где слепыми и немыми становились все. Кроме убийц. Существ было слишком много.

Сзади она почувствовала оборвавшийся вздох Ральфа, справа еще сражался Норман. Эрта ощущала безнадежность, отчаяние, панику в каждом движении безмолвной схватки обреченных рыцарей. С каждым их вздохом, с каждым незрячим уворотом и атакой, где-то молча гибли их товарищи, гибли очень быстро и понимали, что не в силах совершить невозможное. Они проиграли. И знали это, продолжая упорно сражаться, чтобы забрать с собой в небытие хотя бы еще одного чудовищного врага. Молча и упорно вместе с ними продолжали сражаться их гибнущие кони. И никто не знал, забрали ли они уже хотя бы кого-нибудь. Меч и мизекордия Ульриха порвали Существо, терзающее Нормана, потом еще одно Существо и еще. Попутно, она собирала и использовала оружие погибших. И понимала, что ей никого не спасти. Даже Нормана. Тело Ульриха не было модифицировано. И оно было повреждено, было много ранений. К тому же, Ульрих начал сопротивляться неожиданному вмешательству. Она почувствовала боль и оранжевую вспышку предупреждения модбезопасности. И разбудила его сознание, чтобы отсрочить блокировку, отграничив свое сознание и оставаясь в нем, продолжая контролировать его тело. Существа, почуявшие Убийцу начали сгущаться вокруг нее, устремляясь к ней со всех сторон, отовсюду.

Тело Эрты, стоящее в замке издало яростный нечеловеческий крик, слепо попятилось и уперлось в холодную стену комнаты, заскребло по ней ногтями, пытаясь найти опору. Его чудовищный крик несся по замку, моментально срывая сон с перепуганных суеверным ужасом обитателей. Она собирала с тела все реакции, все нервные импульсы, какие могла. Ее тело распласталось по стене, корчилось в судорогах страшного напряжения, выло, хрипело, шипело и ревело, отдавая ей все свои ресурсы до капли, но ничем не могло ей помочь, бессильно сползая по стене вниз. Она не могла дотянуться до всех еще живых людей. Они были слишком далеко. В двух днях пути. И умирали рядом с ней. Она не могла их спасти. Она могла спасти только Ульриха. И делать это надо было сейчас, быстро, пока не сработал блок активировавшейся модбезопасности. Бросив Нормана, бросив всех. Спрятав эмпатический фон Убийцы под сознанием Ульриха, которое каким-то невозможным чувством уловило, что ей грозит от нее самой, пыталось унять сопротивление и одновременно протестовало против нее. Его сознание разделилось, но, то, которое отторгало ее, подавляло бесконтрольную эмоциональную сторону. Пока у нее еще оставался в нем союзник, надо было бежать. И его память нельзя было отредактировать. Только он мог внятно объяснить другим людям, что здесь произошло. И даже, если бы не мог, и это было не нужно, она бы все равно не стала изменять его память. Она его слишком любила сейчас. Слишком, чтобы уничтожить хотя бы маленькую часть его души.

Она потеряет его навсегда. Или здесь и сейчас, или потом, когда он будет в безопасности. Она потеряет его в любом случае. Он никогда ей этого не простит. Но, она не хотела, чтобы его потерял этот мир. В котором будет жить она, даже если очень не долго. Она не хотела жить совсем без него ни секунды. Она сможет знать, что он есть, что он жив, дотрагиваться до него своим восприятием. И он никогда больше не захочет ее видеть, и она никогда не позволит себе встать на пути его взгляда. Он будет жить. Пусть даже без нее. Но на одной земле с ней. Когда он и Гром были далеко от страшного места и в полной безопасности, она немедленно покинула его тело. И она заблокировала с ним связь. Она не хотела слышать, как он ненавидит ее.

Холод стены, в которую все еще напряжено упирался ее затылок, привел ее в чувство. Она открыла глаза. Она сидела на полу, поджав под себя ноги. Вокруг стояли шокированные испуганные люди. Стояла объятая ужасом Кристина. Стоял пораженный Марк. Стояла торжествующая Минерва, всем своим видом говорящая: я вас предупреждала. Но, Эрте было все равно. Она покинет этот дом прямо сейчас. Уйдет уничтожить Существ. Сколько сможет. Которые второй раз пытались уничтожить ее мир. Ей казалось, что они преследовали ее. Именно ее, чтобы разрушать все, что ей дорого. Может это чье-то проклятье? Месть? Они духи мести? Убийца многим мог смертельно насолить, она никогда не вычислит в своей памяти наславшего их. Она попыталась подняться, но тело не слушалось ее. Оно было слабым и беспомощным. Первый раз в ее жизни. И она заплакала. Первый раз в ее жизни. Марк опустился возле нее на колени, просунул руки под ее тело, подхватывая его, поднялся, поднимая и ее, и понес по коридорам замка. Она прижалась к нему, ища спасения от сильной боли, которую сейчас испытывало ее существо. Боль тела ее не волновала. Больнее было ее душе.