Марк принес ее к ней комнату и сел вместе с ней на кровать. Некоторое время они сидели молча, и он мерно чуть покачивался, успокаивая ее. Она начала быстро возвращаться в привычную безразличную норму убийцы. Потом она спокойно и твердо сказала:

— Я сейчас уйду. Можно, я оставлю себе платье?

Он опустил свой взгляд на нее:

— Ты любишь моего сына?

Неожиданность этого вопроса ничуть не смутила ее:

— Наверное, люблю, — ответила она, не задумываясь.

— Зачем же ты уходишь?

— Наверное, потому что люблю.

— Это из-за твоего приступа? Думаю, его не испугает твоя болезнь. Я видел, что его ничего в тебе не пугает.

— Это не болезнь. Это я. И я его не пугаю. Я ему отвратительна.

— Почему ты так думаешь?

— Я не думаю, я знаю.

— Откуда?

— Я только что была в его чувствах.

— Чувствах?

— Да, своими чувствами, прямо внутри его чувств, я чувствовала все, что чувствует он. Я так умею.

И заговорила, предупреждая лишние вопросы:

— Я не ведьма. Ты тоже так умеешь, просто пока не можешь. Все люди умеют. Это сложно и нужна помощь врачей. Не таких как сейчас, более мудрых. Мудрость придет к ним только через много-много лет. И потом люди смогут то, что могу я. Все люди. Дети твоих детей тоже. Как я. Я могу быть их ребенком. Я человек. Такой же, как ты.

Он ей верил. Он не пытался ее понять. Он просто ей верил, потому что знал, что она любит его сына, и был уверен, что его сын любил ее, и знал, что его сын ненавидит ложь. Поэтому, он ей верил. Эта его странная вера давала ей сейчас необходимую поддержку для эмпатической регенерации и погружения модбезопасности в привычную спячку. И поэтому, она держалась за его ленту, как ребенок за руку родителя, боясь отпустить и потеряться. Он не знал, что между ними произошло, но если она сказала что между ними все кончено, значит так оно и было. Он думал о сыне, думал, что тот никогда больше не сможет быть ни с одной женщиной, и не будет. Он знал своего сына. И ему было тяжело. Но, он ничем не мог помочь ни ему, ни ей, ни себе. Он очень хотел, чтобы у его сына тоже был сын. Пусть даже незаконный. Он молча смотрел в окно, на пруд, где плавали черные лебеди. Старая пара. Которые ссорились на его глазах много-много раз, которые разлетались, долго не возвращались и все равно прилетали назад и все равно были вместе. Но, люди не птицы. Не птицы, — согласилась Эрта с его чувствами.

Глухой голос Марка нарушил тишину комнаты:

— Эрта, останься до его возвращения.

— Зачем? Ему это не доставит удовольствия.

— А ты любишь его только для того, чтобы доставлять ему удовольствия?

— А разве любовь означает не это?

— Нет. Любовь означает, что ты всегда можешь понять того, кого любишь. И не бояться его непонимания. Даже, если он и не поймет.

Эрта уверенно возразила:

— Я его и так понимаю. Я же знаю, что он чувствует ко мне.

— Нет. Знать, что он чувствует, не значит понимать его, — выразил ответное возражение Марк.

— Понять его ты сможешь, только если поговоришь с ним о его чувствах. Он ведь может сам их не понимать.

— Он не захочет говорить со мной.

— Даже если не захочет. Ты должна попытаться. Потому что любовь — это вера. В того, кого любишь. А ты хочешь от нее уйти.

— Хорошо. Я останусь, — устало согласилась Эрта, — но, я боюсь.

— Ты боишься? Ты не производишь впечатления того, что можешь чего-то бояться. Скорее производишь обратное впечатление, что надо бояться тебя.

— Я боюсь его ненависти.

— Ненависть не может убивать, чего ее бояться?

— Его ненависть может. Меня. Я же ее почувствую.

— У тебя есть твоя любовь. Ненависть не сможет убить ее.

— Ты так думаешь?

— Нет. Я предполагаю.

— Ты хочешь проверить, кто победит? Его ненависть или моя любовь?

— Нет. И его любовь тоже. В нем ведь она тоже была, до тех пор, пока в нем не появилась ненависть.

— Значит это эксперимент?

— Может быть. Но я всегда хотел это знать.

Потом Марк встал, положил ее на кровать и укрыл покрывалом.

— Постарайся отдохнуть, — попросил он.

Потом он ушел. Стараться ей было ни к чему. Она была убийцей. И могла отдыхать тогда, когда была возможность, и когда это было ей нужно. Через пару минут она уже спала.

Через пару дней утром в замок прибыло большое войсковое соединение. Судя по форменным отличиям, в его составе были войска нескольких армий. И они все прибывали и прибывали в течение этого дня. И Эрта была уверена, что будут прибывать и в последующие дни. Разместить всех в замке, конечно, не удалось, некоторых разместили в ближайших деревнях, и в городе, некоторые просто встали лагерем возле замка. Почти сразу после размещения, начиналась межполовая возня, зачатки новых ее отношений, и первые признаки готовящегося повального пьянства. Эрта практически не выходила из замка. Не выходила и Кристина. И Минерва. Сейчас она почти испытывала к Эрте какую-то симпатию. А еще, она всегда старалась находиться поблизости от нее. Как поняла Эрта, в надежде на ее защиту, если случится что-то из ряда вон выходящее. Она выбрала момент и подловила крадущуюся за ней Минерву, и объяснила ей:

— Тебе не обязательно ходить за мной хвостом по углам, если тебе этого не хочется, от безвыходности. Если на тебя нападут, просто кричи. Одного раза будет достаточно. Если не сможешь кричать вслух, кричи как сможешь. Я услышу. И я успею. Замок слишком мал, чтобы заставить меня промедлить. И тот, кто на тебя напал, больше уже никогда ни на кого не нападет.

Мина презрительно вздернула нос на такое заявление, но потом передумала и сказала:

— Спасибо. Я так и сделаю, если на меня нападут. Но, все же, если рядом будешь ты, то вероятность нападения намного снижается. Ты ведь знаешь, что иногда можешь выглядеть ужасно? И даже красивое платье не спасает тебя от этого впечатления.

— Знаю, — безразлично согласилась Эрта, решая, что это конец их разговора.

Но, это был не совсем конец. Мина, уходя от нее, повернулась и бросила через плечо:

— Эрта, это очень странно, но я рада, что ты живешь в этом доме. И если тебе потребуется поддержка, чтобы здесь остаться, ты можешь рассчитывать на меня.

Это странно, но стервы тоже люди, — философски подумала Эрта. И тоже бывают неглупыми. Отец стар, Ульрих редко бывает дома, а Эрта — «женский телохранитель». И все же Мина сейчас была рада ее присутствию довольно искренне. Кристину она предупреждать не стала. Она была уверена, что ее не тронут и пальцем даже самые обезбашенные алкоголем и недостатком мозгов вояки. Кристина была — хозяйкой.

— Эйрта! — раздался позади нее знакомый голос. Она обернулась. Навстречу ей шел сияющий от факта их встречи Герард.

— Здравствуй, Герард.

— Ты меня помнишь? — изумился он, — или тебе обо мне рассказывал Ульрих?

— Я помню, я ничего не забываю, — прямо ответила Эрта.

— Вот как, значит, ты чувствуешь себя лучше, чем во время нашей первой встречи?

Как раз наоборот, — вздохнула про себя убийца. Но, вслух она сказала:

— Обстоятельства изменились.

— Я вижу, — зачарованно разглядывая ее, и расплываясь в блаженной улыбке во весь рот, ответил Герард, — в платье и в разуме ты выглядишь просто божественно. Ульрих настоящий чудотворец.

Это точно, — снова не смогла сдержать внутреннего вздоха Эрта.

— Что привело тебя сюда, Герард?

— А тебя? — спросил в ответ Герард, — я слышал, что ты сбежала от Ульриха тогда. Что заставило тебя вернуться?

— Он догнал меня. Тогда я была не в себе, ты же помнишь.

— Он громко рассмеялся. Потом его глаза чуть посерьезнели, и выражение лица неуловимо изменилось, когда он начал отвечать на ее предыдущий вопрос, пытаясь обмануть убийцу, что все в полном порядке и под полным контролем:

— Я рад, что с тобой все хорошо, надеюсь, что и дальше с тобой будет все также хорошо, не волнуйся, мы здесь ненадолго. У нас возникла небольшая проблема в горах. Но, мы ее скоро решим, и наши войска перестанут досаждать вам своим присутствием. Проблема не стоит женского беспокойства.