Нет, с папой и впрямь нужно что-то решать! Вон недавно католики подняли восстание на севере Англии. Здесь явно не обошлось без подстрекательства со стороны папской агентуры. Пришлось для усмирения восставших посылать войска. Все обошлось как нельзя лучше, но кто знает, какие беды и потрясения откликнуться для Англии эхом от этой буллы.
— Вы угадали мою мысль, мой верный Уильям… — Королева резко встала; ее лицо в один миг превратилось в маску величия коронованной персоны. — Никто не может безнаказанно наносить оскорбления королеве Англии. Никто! Даже сам папа.
— Я понял, ваше величество. — Глава тайной службы поклонился. — Мы подумаем над этим вопросом… — добавил он осторожно. — Разрешите удалиться?
Сэр Сесил попросил разрешения удалиться лишь для проформы. Он понял, что Елизавету гложет еще что-то. На столе лежал клочок бумажки, испещренный мелким убористым почерком королевы. Такие пометки она делала для того, чтобы важные, безотлагательные дела всегда были у нее перед глазами, на контроле.
— Нет! — Королева уже совершенно успокоилась, и по ее остро блеснувшим глазам, превратившимся в щелки, сэр Сесил понял, что она вынашивает очередной коварный план, от которого ее врагам не поздоровится. — Мне нужно с вами посоветоваться.
Сэр Сэсил послушно кивнул и, повинуясь знаку королевы, сел.
— У меня из головы не выходит царь московитов Иоанн Васильевич, — ровным голосом сказала Елизавета. — Настырность этого грубого и неотесанного варвара, уже который год домогающегося моей руки, выходит за все разумные пределы. Я ни с кем не собираюсь делить трон!
В свое время Парламент и Тайный совет призывали — даже умоляли — Елизавету выйти замуж и произвести на свет наследника престола; сановники были согласны даже на ее союз с Робертом Дадли, которого презирали и считали безродным выскочкой. Но королева уже окончательно утвердилась в своем нежелании быть игрушкой в руках мужчины; она страстно любила Дадли платонической любовью, но не до такой степени, чтобы разделить с ним свою власть.
Об этом она официально не заявляла, но однажды в порыве откровенности Елизавета сказала сэру Сесилу: «Я бы предпочла быть одинокой нищенкой, чем замужней королевой». Ее любимой отговоркой была фраза: «Я замужем за Англией».
— Вчера я перечитала путевые записки покойного кормчего Ричарда Ченслера о государстве Российском, — между тем продолжала королева. — Называются они «Книга о великом и могущественном царе России и князе Московском». Вы знакомы с этим трудом?
— В общих чертах, — вынужден был признаться сэр Сесил. — Мне докладывали. Как-то не было свободного времени…
— Так прочитайте! — рассердилась Елизавета. — Весьма любопытное и познавательное чтение. Хочу привести вам одну выдержку из труда Ченслера… — Она взяла со стола невзрачную книжицу в матерчатом переплете и раскрыла ее на нужной странице. — «Я думаю, что нет под солнцем людей столь привычных к суровой жизни, как русские; никакой холод их не смущает, хотя им приходится проводить в поле по два месяца в такое время, когда стоят морозы и снега выпадает более, чем на ярд. Простой солдат не имеет ни палатки, ни чего-либо иного, чтобы защитить свою голову. Наибольшая их защита от непогоды — это войлок, который они выставляют против ветра и непогоды, а если пойдет снег, то воин отгребает его, разводит огонь и ложится около костра. Так поступает большинство воинов великого князя за исключением дворян, имеющих особые собственные запасы. Однако такая жизнь русского солдата в поле не столь удивительна, как его выносливость, ибо каждый должен добыть и нести провизию для себя и для своего коня на месяц или на два, что достойно изумления. Сам он живет овсяной мукой, смешанной с холодной водой, и пьет воду. Его конь ест зеленые ветки и тому подобное, стоит в открытом холодном поле без крова, и все-таки работает и служит ему хорошо. Я спрашиваю вас, много ли нашлось бы среди наших хвастливых воинов таких, которые могли пробыть с ними в поле хотя бы только месяц? Я не знаю страны поблизости от нас, которая могла бы похвалиться такими людьми и животными. Что могло бы выйти из этих людей, если бы они упражнялись и были обучены строю и искусству цивилизованных войн. Если бы в землях русского государя нашлись люди, способные растолковать ему то, что сказано выше, я убежден, что двум самым лучшим и могущественным христианским государям было бы не под силу бороться с ним, принимая во внимание степень его власти, выносливость его народа, скромный образ жизни как людей, так и коней и малые расходы, которые причиняют ему войны, ибо он не платит жалованья никому, кроме иностранцев». Что вы на это скажете?
— У кормчего Ченслера был несомненный талант к сочинительству… — осторожно ответил сэр Сесил.
— Тело Господне! Неужели вы так ничего и не поняли?!
— Понял лишь то, что русский солдат стоек и вынослив. Но это не новость. Варвары всегда отличались неприхотливостью в быту, одежде, еде и храбростью в бою. Однако надолго их не хватает. У британских солдат отменная выучка, они упорны, терпеливы, да и смелости им не занимать. Поэтому мы всегда побеждаем.
— Будем честны хотя бы друг с другом — побеждаем, но не всегда.
— Да, ваше величество, это так, — неохотно сознался сэр Сесил. — Но простите меня — причем тут Ченслер?
— Не заставляйте меня думать, сэр Сесил, что ваш ответственный пост стал вам в тягость! — сердито сказала королева. — При всей своей несомненной опытности в государственных делах и остроте ума вы никак не можете отыскать среди плевел зерно истины. Наверное, вы просто плохо отдохнули, не выспались как следует… по моей, кстати, вине. Ладно, тогда я расскажу вам свое видение отношений Англии с Московией. Не секрет, что мы заинтересованы исключительно в торговле между двумя странами. Не более того. Энтони Дженкинсон, агент Московской компании, совершил уже четыре поездки в Московию по торговым и дипломатическим делам. Иоанн Васильевич попросил у нас через Дженкинсона разрешение нанять в Англии архитекторов, чтобы они строили крепости, башни и дворцы, доктора, химика, аптекаря, мастеров золотых и серебряных дел и других ремесленников. Со своей стороны Иоанн Васильевич гарантировал английским мастерам соответствующее вознаграждение, свободный въезд и выезд из России по первому их желанию. Разрешение такое мы дали. Однако царь московитов видит и другие преимущества нашего сотрудничества, скорее политического плана. В частности, он хочет заключить стратегический союз против Дании и Швеции. Как вам это?
— Но, ваше величество, царя московитов в какой-то мере понять можно. Шведские и польские каперы постоянно грабят русские суда, покидающие Нарву. Думаю, что не без подсказки своих государей…
— А нам-то какое до этого дело? Английские торговые суда каперы не трогают. А если иногда и случаются потери, то через неопытность и нерасторопность наших капитанов и кормчих.
— Согласен, ваше величество. Действительно, мы не готовы заключить большой договор с Московией, — охотно согласился повеселевший сэр Сеситл, который понял, откуда дует ветер.
— Дело не в договоре. Дело в долгосрочной перспективе наших отношений с Руссией[21]…
Сэр Сесил посерьезнел. Он знал, что под рыжими кудряшками, скрывающими высокий лоб Елизаветы, таится недюжинный, почти мужской ум. Жестокий и коварный ум (хотя королева и не очень афишировала свои наклонности и многие считали ее слабовольной; но сэра Сесила трудно было провести). Она часто предлагала на суд Тайного совета весьма разумные вещи. Похоже, и сейчас королева решила озадачить своего личного секретаря и начальника тайной королевской службы очередной интригой.
— Хочу еще раз перечитать вам абзац из сочинения Ченслера, — продолжала королева. — «Если бы в землях русского государя нашлись люди, способные растолковать ему то, что сказано выше, я убежден, что двум самым лучшим и могущественным христианским государям было бы не под силу бороться с ним, принимая во внимание степень его власти, выносливость его народа, скромный образ жизни как людей, так и коней, и малые расходы, которые причиняют ему войны…» В этих словах состоит вся соль сочинения. Мы не может оставаться в стороне и спокойно наблюдать за тем, как на морозных равнинах варварской Руссии вырастает погибель для Англии и всего цивилизованного мира.
21
Руссия — так в XVI–XVII веках в Западной Европе называли Россию, а в просторечье — Московией.