— Не премину, мадам, будьте спокойны.
Девушки отправились в обратный путь.
— Вы с нами, господин Гийом?
Если бы его позвала Флори, невольно причинившая ему перед тем боль, он последовал бы за нею. Но это был голос Кларанс.
— Мне кажется не совсем уместным единственному мужчине идти с вами, — проговорил он извиняющимся тоном. — Позвольте мне продолжить прогулку, как я ее и начал, в одиночестве.
— Как вам угодно. Вы придете вечером на танцы на Гревскую площадь?
Заранее зная, каким будет для него этот вечер, какие переживания ему предстоят, Гийом тем не менее не нашел в себе мужества отказаться. Как он может не пойти туда, где будет Флори?
— Да, приду.
— Так зайдите за мною, заодно посмотрите, как мы украсим дом.
Он поклонился.
— Спасибо за помощь… и за своевременное вмешательство, месье, — сказала Флори. — Все мы у вас в долгу.
Она улыбалась, но в глубине ее глаз Гийом прочел больше серьезности, чем беспечности. Необычное поведение кузена ее мужа, несомненно, в конце концов было замечено ею.
II
Наступил вечер. Вместе с ним по всему Парижу развернулся праздник. На дорогах, на перекрестках улиц танцевали, пели, громко рукоплескали, смеялись, пили толпы людей. Вдоль улиц были натянуты полотнища из ярких тканей, трепетавшие от ветра, окна домов были украшены яркими занавесками и коврами. Гирлянды цветов и листьев обрамляли фасады домов.
Повсюду расположились менестрели, жонглеры, сказочники, звучали всевозможные инструменты, раздавались возгласы прохожих, разыгрывались тысячи шуточных сценок, оглушая парижан, разодетых в новые, с иголочки, пестрые костюмы.
Вокруг увитых лентами, посаженных в специально выбранные места деревьев — символов Мая, собравшись в круг, танцевали девушки и парни. На самых больших площадях разворачивались пантомимы в честь царицы Весны, торжественно плыли старинные танцы.
На Гревской площади в ритме каролы неспешно, размеренно колебалась вереница взявшихся за руки молодых женщин и девушек.
— Три шага влево, раскачиваемся на месте, три шага вправо…
Флори, ведущая в этом танце, четко отбивая шаг, распевала специально для этого случая сочиненные ею куплеты.
За нею следовали, кое-кто с друзьями, подхватывая припев в такт движению, Алиса, Кларанс, Лодина в одеждах мягких тонов, с венками из цветов на голове.
В лившейся мимо и глазевшей на них толпе задерживались мужчины, которых это зрелище волновало, видно, больше, чем их подруги,
— Извините, месье, я чуть не упала.
Артюс Черный опустил глаза на толкнувшую его женщину.
— Бог мой! Вы правильно сделали, дорогая! Никто не посмеет сказать, чтобы представительница прекрасного пола не нашла у меня помощи и защиты.
Успокоившись, женщина рассмеялась.
— Спасибо, месье.
Скорее худенькая, она выглядела так, что не привлекала бы внимания, если бы не что-то незаурядное во взгляде ее темных глаз, глядевших на все вокруг с любопытством, смешанным с самоуверенностью и насмешкой. Казалось, что, требуя не вполне понятно какой помощи, она одновременно сохраняла оборонительную позицию.
— Я вижу, вы очень заняты созерцанием этих девушек, — продолжала она, указывая движением подбородка в сторону танцевавших на площади. — Я вас сразу заметила: вы показались мне зачарованным ими!
— Во имя всех святых, вы правы. Эти юные создания великолепны! Я охотно уложил бы их к себе в постель!
— Всех?! Вы просто хвастаетесь, месье!
— Увы, может быть, не всех, если уж говорить по правде, но по меньшей мере, двух сестричек, ведущих танец.
На лице его мелькнула плотоядная улыбка.
— Что ж, верю, они ведь блондинки!
— Разумеется, я сам черен, как ад, потому и люблю блондинок!
— Однако боюсь, что эти-то вовсе не для вас, месье.
Парень наклонился к соседке. Она все еще держалась за его руку и продолжала жаться к нему.
— Вы с ними знакомы?
— Может быть.
Она откровенно смеялась над ним, явно понимая, что изменение ситуации делает ее хозяйкой положения в этой игре.
— У вас самые изысканные связи, дорогая, как я вижу, — заговорил Артюс. — И, наверное, неплохо быть в числе ваших друзей.
Он провел ладонью людоеда по подбородку, на котором проглядывала щетина плохо выбритой бороды.
— Почему бы нам не познакомиться поближе? После того как я вам признался, между нами не может быть и тени обмана! Вы не в моем вкусе, но пообщаться… Да! Не будем останавливаться на этом. Давайте увидимся еще раз!
— Что ж, стало быть, надо увидеться снова, — согласилась брюнетка, чья нижняя губа как-то странно набухла, как спелая вишня. — Я живу над аптекой своего отчима на площади рынка Палю. Приходите, когда пожелаете.
— Договорились, кого мне спросить?
— Меня зовут Гертруда, я школьная учительница. Вот почему я и люблю поэзию и литературу, — пояснила молодая женщина, глаза которой теперь горели возбужденно. — Мы поговорим о наших общих вкусах, месье. Мне давно хотелось познакомиться с самым знаменитым в Париже голиардом!
— Откуда вы обо мне знаете, грубиянка?
— Кто же не знает Артюса Черного?!
Она снова рассмеялась, и смех ее резко зазвучал в общем гуле праздника.
— Итак, до встречи, мой новый друг. Развлекитесь хорошенько сегодня, но не забывайте обо мне!
Она отошла, махнула ему рукой и скрылась из глаз великана, смешавшись с толпой.
— Эй! — в тот же миг окликнул его Арно Брюнель, подошедший к нему с другой стороны. — Что ты тут делаешь? Я ищу тебя повсюду. Нас ждут Рютбёф и Гунвальд, я оставил их на Большом мосту, там дрессировщик медведей.
— Пошли к ним, а затем в кабачок. Жарко, пить хочется!
— Бывает ли хоть час, когда тебя не одолевает жажда?
Смех приятелей растаял в толпе.
А тем временем карола закончилась. Флори с подругами расцепили руки.
— Танец разгорячил ваши щеки, дорогая! — воскликнул Филипп.
— Я не стала от этого безобразнее?
— Глупая! Ничто не может сделать вас безобразной. Когда вы танцевали, меня, признаюсь, терзала ревность ко всем тем зевакам, которые могли вас вдоволь пристально разглядывать. Нельзя быть такой хорошенькой, как вы!
— Мне нравится ваша ревность, Филипп.
Поэт, крепко прижавший к себе руки жены, наклонился, чтобы поцеловать покрытый белокурыми волосами затылок.
— Я без ума от вас, мой друг!
От молодой кожи исходил аромат их ночей.
— Не вернуться ли нам домой?
— И не думайте! Праздник только начинается!
Она пользовалась своею властью над этим сердцем, в которой убеждалась всякий раз с некоторым кокетством, и властью этой отчасти упивалась. Такое превосходство над мужчиной ее еще удивляло, но уже и восхищало. Оно развлекало ее; как новая игрушка.
— Пошли, потанцуем.
Обернувшись к Алисе, чтобы пригласить ее с собой, она не обнаружила подруги, которая успела исчезнуть. Зато немного дальше, задержавшись среди следивших за эквилибристом, жонглировавшим факелами, они заметили Кларанс, а рядом с нею Гийома Дюбура. Полуотвернувшись, молодой человек явно не проявлял интереса к зрелищу, занимавшему его спутницу. И вновь Флори поразило впечатление изящной силы, которой дышало его крепкое тело и лицо с очень четко прорисованными чертами. В какой-то момент она задалась вопросом: мог бы Филипп выдержать сравнение с ним, и признала, что нет, тут же почувствовав угрызение совести.
— Мы мало знаем о чувствах других, — наставительно проговорила она. — Разве не странно, мой друг, проявлять так мало любопытства к людям, которые нас окружают, так мало знать о них?
— Господи! — воскликнул Филипп, изображая на лице ужас. — Что вам приходит в голову, дорогая? До сих пор я видел в вас поэта и уж никак не философа!
Солнце садилось на луврскую крепость. Закат сопровождался игрой цветов от желтого, как сера, до оранжевого и пурпурового. Теплые блики сумерек играли на глади реки, на скатах крыш и фасадах домов, на лицах людей. Париж обволакивался розовым светом.