Но и скандалить с ними не очень хотелось, а они явно напрашивались на скандал. Драку затевать? Они же напролом прут! Но вчера вечером я тоже пил не один только чай, так что не следовало бы.

– Вам что, не ясно? – мрачно спросил я. – Сказано русским языком, мы не работаем.

– А нам твоя работа до лампочки! – наехал тот, который заклинил дверь. – Нам нужен Бояров-Александр-Евгеньевич. Есть тут такой?

Да, надо было мне сразу уши навострить, а то «жлобы, жлобы!». Впрочем, одно не исключает другое. Вон рожа какая, не иначе со вчерашнего дня литр во лбу сидит…

– Сказано русским языком, – поддразнил меня «дерьмодав», – нам нужен Бояров-Александр-Евгеньевич.

В его скороговорном, без пауз, произнесении фамилии- имени-отчества просквозила презрительность: мы – власть, а ты – ничто, и у тебя даже не фамилия-имя-отчество, а ФИО, понял?!

Я понял. Отогнал эмоции. Хотя подступило, ох, подсту- пи-и-ло! Ну, жлобяра! Значит, Бояров тебе нужен? И ты не знаешь такого Боярова? И раньше никогда не слышал?! Еще со времен Боярова-старшего?! Ну-у, мент, гляди-и… Саша, прочь эмоции! Уговаривал я себя и уговорил.

– С кем имею честь? – ответил презрительностью на презрительность, вежливо и сухо. Очень сухо. В горле запершило от сухости. Чего им надо-то?!

– А имеешь? – встрял второй. – Честь-то?

– Слышь, сокол, – задушевно отозвался я, – шел бы ты к… своей матери! – и тут же, вроде осекшись, озаботился: – Ничего, что я с вами сразу на ты?

Второй было попер, но остальные, гоготнув от неожиданности, и вовсе рассыпались неудержимым смехом.

Оно уже лучше. Человечество смеясь расстается со своим прошлым. Но у меня не настолько криминальное прошлое, чтобы им интересовались трое ментов одновременно. Ах да, я же НЕ ЗНАЮ, что они – блюстители порядка. А мои догадки, пусть безошибочные, при мне. Одно дело – ну, мужики, побазарили и хватит. Другое дело, когда не просто «мужики», а представители правоохранительных органов. Но пока представители не представятся, я имею возможность играть в независимость.

Недолго, совсем недолго.

– Старший оперуполномоченный уголовного розыска Василеостровского РУВД капитан Карнач, – представился «дерьмодав» уже вполне миролюбиво, мазнул книжечкой перед глазами.

– А-а, – только тут «понял» я. – Бояров. Александр. Евгеньевич. Чему обязан?

– Так вы и есть?

Будто они с первых же минут не знали!

– Я и есть.

– Ага. Поскольку, как вы сказали, бар не работает, вас не затруднит проехать с нами?

– С какой стати?

Дал слабину, дал. По большому счету я чист, но в гардеробе у меня – и почти целая коробка английских «555», и блоки «Мальборо», и японские часы, и бундесовые спортивные костюмы – непременные атрибуты швейцарской работы. Не говоря уже о двух ящиках левого коньяка, коробках датского «Туборга» и двух газовых пистолетах. Видеть все это ментам абсолютно ни к чему. Я мог бы покачать права, но и они имели возможность сделать то же, большую возможность: в гардеробе-то порылись бы точно. Да там и рыться особенно не надо, все почти на виду. А после этого качать права с моей стороны будет затруднительно. Лучше «проехаться» и сориентироваться на месте.

– Хорошо. Но в чем дело?

– Объясним, объясним, – пообещал Карнач. – Но не здесь же! – вразумляюще, вроде как я сам должен понимать: «не здесь же!».

Пусть. Сам дал слабину, сам и должен понимать. Ничего не понимаю!

– Сейчас. Куртку накину, ребят предупрежу.

– Конечно, конечно!

Олег и Юрка прихлебывали кофе и беседовали, облокотившись на теплую, прогревшуюся «Омнию»: Нудлз, де Ниро, «Однажды в Америке», эх, времена настали – раньше фильма и по «видикам» не сыскать было, а теперь он широким экраном, эх, времена!..

Ленивый треп, дольче фарниенте.

Я прихватил свою чернокожую куртку и между прочим, как о неважном, бросил:

– Без меня не открывайте, дождитесь. Я ненадолго.

– А что? А куда?

– Да тут я ментам зачем-то понадобился. Проедусь с ними – и обратно.

– Ну?! – засуетились было. – Серьезно или как?

– Ерунда какая-нибудь, скорее всего. Вы же меня знаете! Или не знаете, а?

– Знаем-знаем. С богом! Ни пуха!

– К черту! – отослал я и Юрку, и Олега. Хотя с большим желанием я отправил бы туда неожиданных гостей, вынудивших меня на прогулку «тут недалеко».

– И смотри, поосторожней… – напутственно добавил Юрка.

– А говорите, что знаете меня! – напоследок браво пожурил я и, подметив у Олега мандраж, подбодрил: не ОБХСС, не ОБХСС, не дергайся, торгуй своим «Ахтамаром» спокойно.

И закурив «Мальборо», чтобы слегка подразнить ожидавшую меня троицу, пошел на выход.

Дальше все, как в плохом кино имени Горького: у порога уже черная «Волга», Карнач рядом с водителем, а меня впихнули (впихнули!) на заднее сиденье и стиснули с обеих сторон. Ж-жлобы! Тихо, Бояров, тихо! Однако совсем обалдели ребятки! Я-то уж точно знаю, что таких почестей не заслужил. Поехали!

– Нас интересует ваш вчерашний вечерний звонок Быстрову! – так начал капитан Карнач, как только мы приехали (надо ли говорить – куда?).

А я начал так:

– Прежде всего хотелось бы уточнить, в качестве кого я здесь нахожусь: в качестве свидетеля или обвиняемого? Далее: на каком основании этот допрос? Если вами возбуждено уголовное дело, то – один разговор. Если из праздного любопытства – другой. Итак?

– Да-а… Бояров, Бояров. Такая фамилия! А вы ее позорите. Знал бы отец ваш, Евгений Викторович, до чего докатился сын, вот бы огорчился. Да-а… – Карнач явно не ожидал такого моего начала. Он определенно настроился быстренько-быстренько расколоть обдиралу-швейцара, и моя корректная официальность его озадачила. Швейцар ведь существо бесправное, работой своей дорожит, с милицией ссориться – ни-ни! А тут…

Потому он и тянул паузу, что-то там себе соображая, цокал языком и демонстрировал знакомство с моей родословной. И пособники его (виноват! сослуживцы) вторили начальству.

А я, зная, что чист, с трудом, но придерживался этой самой корректной официальности. Хотя будь на мне какая вина, я разговаривал бы с ними еще более официально и корректно. Спокойно, спокойно. Мне бы поскорей тут закончить и в бар вернуться – работа ждет! Но Карнач и компания, похоже, не торопились. И совершив круг, капитан вернулся в исходную точку, рассчитывая, вероятно, что вполне меня усовестил заслуженным и безвременно ушедшим отцом («Какой был человек, Евгений Викторович! Какой человек!») и теперь я понуро начну беседовать.

– Итак, ваш звонок Быстрову? – как бы чуть не забыл!

– Быстрову?

– Борису Быстрову.

– Итак, я свидетель или обвиняемый? – заупрямился я.

– Вы подозреваемый. Только подозреваемый. Пока что… – пообещал мне Карнач веселенькую перспективу задушевным тоном. Вот это да!

– На-адо же! А по какому делу?

– По делу о шантаже и угрозе убийством в отношении гражданина Быстрова и о сожжении его автомашины.

Я тут же порадовал товарища капитана, подражая его задушевному тону: никакого гражданина Быстрова знать не знаю, никаких автомашин никогда не сжигал, разве что в Афганистане.

– А ты нам здесь своим Афганом не размахивай! – вдруг заорал один из тех, кто примостился за моей спиной. – Т-то- же мне, г-герои!

Я даже не удержался от усмешки. Судя по реакции, этому менту как-то досталось от ребят-афганцев – в день ВДВ, например, когда он сунулся наводить порядок «демократизатором». Поделом. Не суйся куда не следует.

– Ляшков! Не суйся! – пресек Карнач и снова сосредоточился на мне: – Очень плохо. О-очень плохо вы начинаете разговор, Александр Евгеньевич.

– Я его не начинаю. Начали вы. И, кстати, заканчивайте поскорее, меня работа ждет.

– Исправительная. До трех лет. Можете не торопиться.

– Послушайте!..

– Нет уж, это вы послушайте. Нам известно, что вчера в восемь вечера вы позвонили Быстрову домой с требованием принести в бар «Пальмира» пятьдесят тысяч рублей. Имеются свидетельские показания. Более того! Телефонный разговор записан на пленку. Поэтому в вашем положении лучше не усугублять вину бессмысленным запирательством.