Тихо-то тихо, но три выстрела погромче будут, чем бряк битых горшков и бутылок. Да, знаете ли, производственная необходимость возникла, мы старались тихо, но пришли какие-то чучмеки, очевидные мафиози… вынудили пальнуть… Громко? А кого это нынче останавливает из бандитов? А кого это нынче настораживает из соседей?

А кого это нынче мобилизует на оперативные действа из милиции?

Нормальный беспредел, если есть что-либо ненормальней беспредела? Акулы пера кичатся вхожестью к авторитетам – и само слово авторитет настолько утеряло авторитет, что достаточно сказать авторитет, и любой поймет-продолжит:… преступного мира. Депутаты-фашисты с апломбом объявляет себя депутатами-фашистами, но требуют сатисфакций, если кто- нибудь еще объявляет их депутатами-фашистами. Президент с грацией паяца дирижирует духовым оркестром, а дирижер неформально президентствует в каждый свой очередной визит… Вроде повтор? Ниче! Чаще повторять – лучше усваевается.

Да что там! Те же подставы-наезды с автомобилями. Давний ли прецедент: ублюдки затребовали с виновника столкновения буквально последнюю рубашку (и жену – в заложники) – а виновник в отчаянии, уже измордованный, стрельнул из ружья с двух стволов и положил обоих рядышком. И?! Правоохранительные органы прячут бедолагу на конспиративной квартире, а тот взмаливается через прессу: дайте другое жилье, иначе кокнут! И мэр… дает, благодетель! При том все и каждый сочувственно покачивают тем, что именуют, головой, не жилец, парень, не жилец, все одно, найдут и кончат… Кто найдет?! Кто кончит?! Эй, милиция-полиция, найди и кончи тех, кто собирается найти и кончить гражданина, в действиях которого суд не обнаружил состава преступления! Да уж нам уж… Тьфу!

Следовательно, возьми ОНИ за труд разгромить, делали бы это с чувством, с толком, с расстановкой. Салютуя выстрелами в потолок или… в тех, кто вздумает помешать. В назидание другим. Чтоб видно и СЛЫШНО… Мы, очевидцы-свидетели, предупрежденные об ответственности за дачу ложных показаний, торжественно клянемся: ничего не видели, ничего не слышали, ничего никому не скажем, являемся активными строителями к… лизма. Иначе – клизма.

Сдвинуто все, что может быть сдвинуто. Вскрыто все, что может быть вскрыто. Искали.

Неплохо бы восстановить последовательность событий. Посещение квартиры солоненковскими специалистами Ломакин предвидел, даже ключик оставил. Но газанфаровцев – не предвидел. И солоненковцы, в свою очередь, – не предвидели. Самолет из Баку прибывает где-то к семи вечера. Вчера. Но Октай-Гылынч-Рауф не позвонили на топчан Ломакину. Или звонили, а он отсутствовал, сражаясь на подпольном, фронте Гавриша. Проверить бы. А! Телефон-то! Цел! Конечно! Он, Ломакин, дозванивался утром из, таксофона – и ему откликнулись, то есть молча, но откликнулись. Громили бы, так телефон первым делом бы изничтожили!… Цел…

Он поманипулировал кнопками, влез в память: кому и зачем Ломакин В. А. надобился за истекшие сутки с лишним? Черточки, номер не высвечивается. Еще черточки. Опять и снова. Ага! Вот… Это – Антонина. Когда? Пальцы заученно бегали по клавиатуре, рефлексы мудрей сознания – пальцы сами знают. Итак, Антонина. Табло показало: 14.57. Вчера. Встреча не состоялась – наудачу звякнула домой Ломакину. Хороший знак? Дурной знак? Он ведь сказал ей-улетает в Баку. А она звонит… А что же эти, которые прилетели из Баку? На топчаны не звонили – отлично. Но почему? Смущались? Досмущались!

Он набрал справочную Пулково! Естественно, занято. Поставил на автодозвон. Еще и еще раз осмотрелся, пока АОН заданно тренькал настырно добиваясь пулковской барышни.

Да, не крушили, не бомбили. Искали. Оба видика Хитачи не раскурочены, но основательно разобраны – не собрать. С-сволочи! Это же ломакинские рабочие инструменты! Оба VT-F90EM! Унифицированный интеллектуальный дистанционник для двух видеомагнитофонов и телевизора, шесть головок- четыре двухазимутные и две для HI-FI стерео, интелсканер, цифровое автослежение! Незаменимы при монтаже! И камера. Где? Та самая, сверхкомактная, одна из трех, задействованных на съемках «Часа червей»!… Где?! Здесь… Однако… кто ее столь консервно вспорол?! Восстановлению явно не подлежит. Где только не побывала, и… С-сволочи! Две трети метража «Часа червей» именно этой камерой отснято – в Баку. И ведь недурно отснято мать вашу так!

Чью мать?

Вашу, вашу, с-сволочи! Ворье!

Почему ворье? Что у вас пропало, гражданин Ломакин В. А.? Напрягитесь, припомните. Ничего. Вроде бы… Но – видик. Но – камера! Пропали? Нет, вот они. Может и вы сами их… э-э… ремонтировали. Нет? Не вы?. – Что ж, тогда хулиганы. Мелкие. Замок не взломан, не поврежден. Что – ключи? A-а, сами доверяете кому попало. Разбирайтесь со своими друзьями-приятелями. Правда трупы тут какие-то откуда-то. Чьи, не в курсе?

В курсе. Октай-Гылынч-Рауф, из Баку. Родственники? Земляки?

…Земляки.

Разберемся!

С кем?

С вами, с кем еще! Вы ведь тоже, отчасти, м-м… кавказской национальности?

Нет такой национальности придурки!

Да-да, мы придурки, национальности нет, трупы есть. Р-разберемся! Пр-ройдемте!

– Пулково! – брезгливо-брюзгливо попалась, вышла на связь-барышня.

Он сдернул трубку.

– Простите, что – со вчерашним рейсом из Баку?

– Опоздание по метеоусловиям. Прибыл в десять тридцать.

– Простите, – десять тридцать утра? Сегодня?

– Разумеется! – отбой. Разумеется им, а? – Погода в Питере – ни облачка.

В Баку – тоже, судя по безоблачному настроению Гургена-Газика. Ы-ых, уб-бил бы! Впрочем… Нет худа без добра. Октай-Гылынч-Рауф, получается, прибыли всего несколько часов назад и… напоролись на засаду.

Это худо. А добро в том, что не успели, не проявили топчанное убежище Ломакина по АОНу. Солоненковцы были первыми – всю ночь рылись-шуровали? Что искали-то?!

Понять бы. Значит, как говорится, ОНИ были первыми. Ключи – у соседей. Не оставлял вам Витя ключи? Мы договаривались. Да-да, конечно, вот – ключи. Не впервой… Он предупреждал.

О чем?

О том! Ходят тут всякие! Надоело уже!

Надоело, так надоело. Больше не побеспокоим. В последний раз, обещаем.

И тут откуда ни возьмись, появился… десант из Баку с утра пораньше. Если жопик у подъезда – бандитский, то шестерка на шухере и отсигналила по уоки-токи: черные на горизонте, не к вам ли? Тогда их, Октая-Гылынча-Рауфа, встретили на лестничной клетке, заранее – дабы исключить нежелательный контакт с соседями. Добро пожаловать! Вы же – к нам? Заходите, гостем будете. Ставьте свой багаж, распаковывайтесь… Бандиты умеют играть корректность и радушие весьма убедительно. А кому потом первому вожжа под хвост попала, по сути, неважно. Важен результат – три трупа… А на звук выстрелов ныне только самоубийцы реагируют: отреагируешь – и следующая пуля твоя… Это, знаете ли, покрышка лопнула. Это, знаете ли, пробка шампанского вдарила. Это, знаете ли, почудилось. Продолжим наши поиски… О! Звонят! Не в дверь – по телефону. Снимем трубочку, послушаем. Эге, еще один азербот! А кто его знает, что ему надо. Лопочет по-своему. Все. Мотаем удочки. Гляди-ка, а этот… квартирант и в самом деле правая рука ихней мафии, не иначе. Тем более мотаем. Шестерку на жопике оставим – пусть ЛОНГИРУЕТ, он сбоку припека, но доложится: кто здесь и как после нас. Мотаем! Нашли все, что искали? Мотаем!

ЧТО нашли?! ЧТО искали?

Ни тебе вспоротых подушек, ни тебе исполосованных обоев, ни тебе разломанной мебели. Книги… взъерошены и расшвыряны. Что предположительно спрячешь в книгах? Или в кассеты…

Где?! Ломакин прозрел. Но лучше бы ослеп! Где кассеты?! Ни одной! Ни намека! Ни следа! Или это – как раз след?

Интеллектуальная собственность, да! Ему, Ломакину, кассеты нужны не для развлечения! У него такая работа! У него на кассетах – плоды труда! «Час червей»! Копии, да, имеются. Но не здесь. А где? У Солоненко.

Зачем Слою-Солоненко еще и ломакинские кассеты, если у Слоя-Солоненко имеются копии. Он, Ломакин, ведь показывал-демонстрировал Слою отснятое, копировал. И отчитываясь, но в большей мере хвастаясь. Как неприкосновенным-единственным дитятей, не касайтесь, не обижайте, налюбуйтесь – во, растет не по дням, по часам. Нра-а-авится?! То-то, а вы говорите!