— Вы говорили в общем-то о нужных вещах.

— Волнует меня это. Поймите. Быстрее должна развиваться наша медицина, лучше лечить.

Бойцов поднялся, погасил свет:

— В ваших словах, по-моему, есть рациональное зерно. Я хотел бы вас просить, чтобы на одном из партийных собраний вы по этому поводу выступили. Согласны?

— Если это поможет делу, я готов выступить где угодно. Только ведь не понравится мое выступление.

— Не будем загадывать…

На площадке второго этажа они увидели Сергея Сергеевича. Он быстро и ловко, мелкими уверенными шажками поднимался по лестнице. Голубев заметил в правом его кулаке блестящую головку флакончика и кинулся к профессору:

— Достали?

Сергей Сергеевич, не говоря ни слова, протянул флакончик со стрептомицином. Голубев схватил его обеими руками и, забыв поблагодарить профессора, побежал в палату, где все так же толпились врачи.

— Ирина Петровна, быстрее шприц! — крикнул Голубев.

Врачи оглянулись. Николай Николаевич неодобрительно покачал головой.

«Они еще не знают», — подумал Голубев.

— Товарищи, вот! — сказал он, поднимая над собой флакончик с блестящей головкой. — Достали! Сергей Сергеевич достал.

Он заметил, как ожили глаза Николая Николаевича. Песков как будто сделался меньше, сгорбился.

«Он увидит, он поймет свою ошибку», — подумал Голубев, чувствуя сейчас любовь ко всем людям.

Лишь Прасковья Петровна сидела неподвижно, все в той же позе.

— Прасковья Петровна, — сказал Голубев, — стрептомицин достали. Теперь все должно быть в порядке.

Прасковья Петровна не пошевелилась.

«Ничего, она увидит». Голубева охватила небывалая жажда деятельности. Он чувствовал себя в пять, в десять раз сильнее. Казалось, не существовало в мире такой преграды, которой он не мог бы сейчас преодолеть. Ему на терпелось самому ввести первый кубик лекарства.

— Ну, как там шприц? — спросил он. — Готовьте!

— Пусть лучше сестра введет, — посоветовал кто-то из врачей. — Вы слишком возбуждены.

— Не беспокойтесь!

Он побежал мыть руки. Вернувшись, протянул Ирине Петровне флакончик.

— Разведите, пожалуйста.

Ирина Петровна обтерла руки спиртом, взяла флакончик, сняла с него блестящую головку, обнажив резиновую пробку, набрала из второго пузырька светлую жидкость, проколола пробку флакончика со стрептомицином, и впустила туда светлую струйку. Все это она проделывала, как казалось Голубеву, очень медленно.

«Это к лучшему. Надежнее будет. Потерпи», — сдерживал и успокаивал он себя.

Наконец Голубев взял в руки шприц. Он был еще горя чий, металлическая часть слегка обжигала руки. Как только он взял шприц, радость и возбуждение как бы отодвинулись, уступив место сосредоточенности.

— Переверните его, — приказал Голубев, подходя к «кровати.

Кто-то быстро выполнил его приказание. Сухачев протяжно всхлипнул, и наступила тишина. Такая жуткая тишина, точно в палате никого не было. На Голубева вдруг нашел страх. «А что, если уже поздно? А что, если и стрептомицин не поможет? — подумал он и услышал, как торопливо и тревожно колотится его сердце. — Надо ввести побольше. Ударную дозу». И тотчас он справился со страхом и выключил себя из всего, что было лишним. Он наклонился над Сухачевым, обтер его кожу спиртом, пустил вверх пробную струйку. «Чтобы все хорошо было, чтобы все хорошо было», — прошептал он про себя и сделал укол.

Когда Голубев распрямился и протянул шприц сестре, он почувствовал, что рубашка его прилипла к спине.

— Что это здесь так много людей? — раздался торопливый голос. — Давайте, товарищи, отсюда! Не будем тревожить тяжелого больного.

Перед Голубевым стоял полковник Саляревский, еще больше напоминавший знак вопроса, — видимо, к вечеру он согнулся еще и от усталости.

— Ездил в окружной склад, — сказал Саляревский, протягивая Голубеву небольшую коробку. — Что от нас зависит — всегда пожалуйста.

Это был стрептомицин. Целая коробка стрептомицина!

«Какие они все замечательные люди», — подумал Голубев, и чувство радости снова переполнило все его существо. Он тряс руку Саляревскому, не замечая, что тот уже морщится от боли.

— Что от нас — пожалуйста, — повторил Саляревский, высвободив руку и помахивая ею в воздухе. — Был в лечебном отделе — там переполох. Подполковник Тыловой валерьянку принимал. Нашего генерала срочно вызвали к члену Военного совета. Это не вы там устроили?:

— Нет, что вы! — ответил Голубев, на радостях позабыв о своем письме.

Они вышли из палаты и чуть было не налетели на начальника госпиталя. Генерал Луков был сердит.

— Привезли? — спросил он отрывисто и строго. — Фигура Саляревского мгновенно вытянулась, приняв вид восклицательного знака.

— Так точно, товарищ генерал.

— Вы свободны. Гвардии майор, идемте со мной! «Какой он хороший, — думал Голубев, шагая рядом с генералом, — специально ездил в штаб, заботился».

— Вы в управлении были? — спросил генерал, не поворачивая головы и не останавливаясь.

— Был, товарищ генерал.

— И что же?

— Они лекарства не выдали. Они сказали… — Голубеву хотелось как можно мягче рассказать о том, что было в управлении. В конце концов они поняли, выдали, оказались хорошими людьми. — Они отложили это дело до завтра. Не было начальника…

— Так зачем же вы поехали к члену Военного совета? — сердито перебил генерал, остановившись и смерив Голубева взглядом. — Почему сначала не доложили мне?

Голубев был настолько возбужден и переполнен радостью, что гнев генерала истолковал по-своему: «Он, очевидно, сам собирался сделать то же. Он обиделся, что я его обошел».

— Я поспешил, товарищ генерал. Я к вам заходил…

— Шуму наделали на весь округ, — сказал генерал несколько мягче, — Завтра после совещания зайдите ко мне.

— Слушаюсь.

Начальник госпиталя увидел в коридоре профессора, окруженного врачами, и подошел к нему.

— Пришлось, знаете, помочь, — быстро проговорил Сергей Сергеевич.

— Благодарю, Сергей Сергеевич. Мы краснеем за нашу нераспорядительность, — сказал генерал.

— А мне остается извиниться, товарищ генерал, за своего подчиненного. — Песков сделал легкий поклон. — Теперь вы сами убедились, какой у него характер.

Генерал покосился на Пескова, потом бросил добродушный взгляд на Голубева и сказал:

— Характер ничего, подходящий. — Он взял профессора под руку и направился к выходу. — Двенадцатый час, всем пора на отдых.

— Что он? — спросил Бойцов, отводя Голубева в сторону. — Очень ругал?

— Нет, Петр Ильич. Он — замечательный человек.

— Я никогда еще не видел его таким свирепым. Видно, дали ему почувствовать.

— Кто дал?

— Член Военного совета. Вы же сами ему писали.

Тут только до Голубева дошло, что стрептомицин получен благодаря срочному вмешательству члена Военного совета.

— Какой, должно быть, великолепный человек член Военного совета, — проговорил Голубев с чувством. — Все узнал, и понял, и помог.

— Идемте спать, — сказал Бойцов.

Голубев спать не пошел. Разве мог он сейчас уснуть? Он вернулся в палату и велел Василисе Ивановне принести кресло, но не сел, а принялся бесшумно и бесцельно ходить по палате. Его мучила жажда деятельности, а делать было нечего.

Сестра и нянечка вполне справлялись с уходом за больным. Прасковья Петровна продолжала сидеть неподвижно. Голубеву оставалось ждать.

— Кислорода хватает? — поинтересовался он, беря s руки подушку и открывая кран.

Струя кислорода холодком обожгла лицо.

— Два баллона в запасе, — ответила Ирина Петровна, вытирая стерилизатор.

«Какая она прекрасная женщина! Труженица. Она, кажется, не отдыхала несколько дней. Вид у нее утомленный».

— Вас кто утром сменяет? — спросил Голубев участливо.

— Наверное, Аллочка.

Он вспомнил, что Аллочка на плохом счету. Это она недоглядела, когда Сухачев убежал из палаты. Но Голубеву тут же захотелось оправдать ее.

— Что ж, Аллочка — славная сестра. Она стала лучше работать, — сказал он с тем желанием восхищаться всеми людьми, которое появилось у него сегодня. — А вам необходимо отдохнуть, отоспаться.