На следующий день от спокойного настроения вечера не осталось следа - стоило только проверить набежавшие за ночь облака. А изобретательность, которой Ислуин так гордился вчера, была обругана раз десять: заклятья притянули циклон. И сколько угодно можно уговаривать себя, что глупость местных магов, так бездумно вмешивающихся в погоду, он предусмотреть не мог. И что циклон всё равно бы обрушился на горы через несколько дней, а магистр только слегка ускорил процесс - снегопад от этого не исчезнет. "Прав был бакса Октай, когда лупил меня, дурака. И приговаривал, что без умения думать на десять шагов вперёд нормального мага из меня не выйдет, никакой талант не вытянет, - костерил себя магистр. ­- Ведь чувствовал же, что фейри зимы начали петь, мог и сообразить! Нет, решил, что обычной лавины мало!" Впрочем, ближе к завтраку прагматизм возобладал: снегопад запер их не меньше чем дней на пять-шесть, дальше трепать себе нервы нет смысла. И раз уж тропа Сарнэ-Турома легла такой петлёй, стоит использовать время с пользой. Например, заняться подзапущенным за последние несколько недель обучением Лейтис. И "зарядить" нужным языком пару амулетов-переводчиков - на постоялом дворе как раз остановился большой караван из Шахрисабза.

    Больше всего раздражало то, что картина, открывающаяся за окном, задержки совсем не обещала. И небо самое для этого времени года обычное, не морозная синева, но и не густые тучи. Даже пики Рудного хребта вполне просматриваются, как и соседние сопки. Ночная пороша засыпала пышным одеялом и лес, и гостиницу - потому работники скрипят лопатами и шуршат мётлами, вычищая снег с крыш и двора. А рядом суетятся смуглые горцы в халатах, обихаживая тягловых яков и проверяя, не попал ли снег в те из тюков, которые оставили храниться под открытым небом. Кажется, пройдёт утренняя суета, потом завтрак - и все разъедутся. Вот только караван-баши вместе с хозяином гостиницы и одним из магов стоят хмурые и что-то негромко обсуждают, время от времени поглядывая на небо и тыкая в разные стороны пальцами.

    Посвящённый первого ранга мэтр Манус вернулся в трапезную в отвратительном расположении духа. Отряхнув бороду от снега и кинув парку[1]

услужливо подбежавшему мальчишке из прислуги, он заказал себе плотный завтрак и жевать его начал демонстративно медленно. Только расправившись с первым блюдом, Манус соизволил заметить нетерпение ждавшего новостей спутника:

    - Плохо, Деклан. Мы застряли.

    - Но снег, кажется, прекратился. Да и небо...

    - Ветер всю ночь шёл из долины, солнце взошло красное, да ещё просьбе хозяина я проверил ­- тучи идут против ветра. К обеду ударит снегопад. И я, конечно, не погодник - но даже моих умений хватило прощупать облачный фронт. Дня на два мы застряли, и то если повезёт.

    - Но магистр Манус, разве мы не успеем спуститься? Главное пройти реку, а там уже не страшно. Если выйти немедленно...

    - Деклан, сколько раз я просил не называть меня магистром? К испытанию на звание меня пока не допустили, и я, кажется, говорю тебе это каждый день. Вот только внушения хватает не больше чем на сутки. Что касается "спуститься" - ночью сошла лавина, утром хозяин отправлял двух парней поверить дорогу в долину. Пешим пройти можно, но до снегопада не успеем. А рисковать я не хочу.

    - И все-таки - магистр. Все знают, что Уалан трижды не допускал вас к испытанию под надуманным предлогом. И всё потому...

    - Хватит, Деклан, - резко оборвал его Манус. - Не переступай дозволенного. Дозволенного не только магу третьей ступени, но и члену Гильдии вообще. Обсуждать главу, тем более пересказывать о нём слухи и сплетни. Лучше объясни, раз уж ты в курсе всего на свете, почему мастер Оулавюр сегодня не в трапезной?

    - А у господина гнома настроение плохое. Видимо тоже про погоду узнал. Уже успел и с прислугой поскандалить, и с хозяином. После чего обиделся на весь свет, сказал, что спускаться не собирается, а завтрак и обед чтобы принесли в номер.

    - Жалко. Ну да ладно, не судьба так не судьба. И раз нам не получится насладиться беседой, предлагаю наслаждаться здешним пудингом. Поверь человеку, за последние годы объехавшего страну раз десять - лучше пудинг не готовят даже в Турнейге.

    После завтрака оба мага подниматься к себе не стали, тем более что, покончив с делами, в общей зале начали собираться и другие постояльцы. А за разговором время летит куда веселее и быстрее, чем в пустых комнатах. Да и новости собравшиеся путешественники несли самые разные и необычные: например один из приказчиков, возвращавшийся из Шахрисабза, пугал всех войной. Мол, падишах готовится увеличить армию, никак припомнил старые обиды на Империю и в очередной раз хочет вернуть северные бухты. Официального указа, конечно, пока не зачитали - но цены на кожу и хорошую сталь в Шахрисабзе подскочили до небес. А кому они там? Только солдатам, дехканам незачем. Деклан на пустые домыслы только посмеялся, но Манус неожиданно заинтересовался. И вечером, когда в зале появился караван-баши, пригласил того отужинать вместе с собой. Объяснив Деклану, что горные шахрисабзсцы являются подданными падишаха чисто номинально, а жителей равнин терпеть не могут. Потому запросто могут рассказать что-нибудь известное только "своим".

    Почтенный Нурмат-баши от беседы не отказался и ужинать вместе с уважаемыми господами сел с удовольствием. Пожилой горец ходил с караванами с десяти лет, уже больше двадцати годов водил сам и лишним никакое знакомство не считал. Тем более с магом из столицы и, по случайно услышанному куску разговора, будущим членом курии магистров. Вот только едва был подан травной настой, а тень от забора доползла до окон, впуская в залу вечерние сумерки и настраивая повидавших жизнь людей на неторопливое общение... как в дом ворвался один из горцев с кровавым пятном на рубахе. Когда парень, нарушая все приличия, встал перед их столом и что-то залопотал на своём, Манус с удивлением признал в нём племянника караванщика.

    - Он говорит, - быстро начал переводить Манус для не знавшего языка Деклана, - что его пытались зарезать. Какая-то женщина?

    - Кто? У хозяина и дочь, и сноха всё время здесь. А жена наверху, сам вчера лечил. Да и не встанет она после такого приступа еще неделю, не меньше.

    - Нет, - Манус на секунду задумался, - парень не сказал "чокари" - значит, к хозяину постоялого двора женщина не относится. Он несколько раз повторил "гайр", что означает чужая.

    В это время в трапезную спустился разъярённый Ислуин, и по мере разбирательства караванщик и остальные старшины горцев сравнялись цветом лица со снегом во дворе. Виновным оказался племянник Нурмата-баши: не знавший ни в чём отказа в семье, парень впервые оказался за пределами родного аула - где познакомился с таким плодом долин, как дома терпимости. И в силу своей глупости решил, что все женщины за пределами гор такие же. Ведь правил в одежде и того, что положено приличной девушке, никто не соблюдает - значит запросто пойдут, стоит только показать монету. Потому, когда Лейтис заглянула посмотреть на необычных "мохнатых быков", попытался зажать девочку в укромном уголке. К огромной радости остальных ничего не получилось, иначе караван-баши отправился бы на каторгу. А сотвори парень что-то подобное на той стороне, когда они пойдут продавать имперские товары в Шахрисабз - всех без разбора посадят на кол.

    Недоумок остался жив случайно - спасла быстрая реакция и то, что девочке не до конца хватило сил пропороть холщовую куртку. Потому кинжал лишь пропахал глубокую царапину поперёк живота, а дальше неудавшийся ловелас струсил и сбежал, предоставив дяде расхлёбывать проблемы. Особенно когда выяснилось, что девочка не служанка, а родня важного господина. В качестве виры[2]

Ислуин сейчас мог потребовать хоть всю прибыль за торговую экспедицию - и был бы прав и по имперским законам, и по обычаям горцев. Несколько минут магистр оценивающе молчал, "дожимая" караванщика до нужного состояния, а потом объявил: они обойдутся лишь тем, что на всё время пути до Шахрисабза пойдут вместе с караваном бесплатно. А виновник то время, пока они остаются в "Тёплом приюте", будет спать вместе с тягловыми быками. Словно не прошедший обряда взросления мальчик. Радость караван-баши после этих слов можно было, наверное, потрогать руками. А рухнуть благодетелю в ноги помешала только врождённая гордость и статус. Остальные горцы тоже с облегчением зацокали языками и закивали - обошлось. После чего заломили несостоявшемуся любовнику руки и поволокли на улицу. Через час, когда Ислуин случайно увидел его во дворе, парень щеголял опухшей физиономий, и было хорошо заметно, что даже дышал он с осторожностью, стараясь не потревожить синяки.