Мигнул и ровно загорелся последний сигнал. На мгновение у меня пересохло в горле. Наверное, надо было подождать, не торопить события. Но прежде чем я успел сообразить, что к чему, рука нащупала на пульте клавишу включения синхронизатора и нажала ее…
Всё! Пути к отступлению не было. Пушка накопителя частиц готова была в любой момент выплюнуть первую порцию новообразованной материи и либо разнести нас в клочья, либо превратиться в грозного, но усмиренного зверя.
Обостренным до предела чутьем я одновременно воспринимал работу всех блоков, пытаясь выявить малейший сбой. В лаборатории стало темно. Теперь вся мощность электрической сети расходовалась на преобразователь, а лампы освещения едва тлели. Усилилась вибрация пола. С бешеной скоростью закрутились цифровые круги на экране, сигнализируя о приближении критического момента.
От меня уже ничего не зависело. Но всё равно каждой клеточкой, каждым мускулом я старался помочь моему электронному дублеру, хотя и знал, что при способности производить триллионы операций в секунду он обладал практически мгновенной реакцией.
И тут я сделал то, чего сам не ожидал. У меня вдруг появилось непреодолимое желание заглянуть в камеру.
Не в силах сдержать искушение, я как безумный стал срывать фиксаторы. И вот тут-то всё началось…
Крепление подалось, и через толстое, почти непрозрачное стекло полыхнуло ослепительным огнем. Отшатнувшись, я инстинктивно заслонился. На какое-то время глаза перестали видеть, но перед этим успели зафиксировать плазменный шар. Ослепление прошло, но первым делом обнаружилось, что лаборатория странно преобразилась. Присмотревшись, я с ужасом обнаружил, что многие из окружающих предметов стали источать фосфоресцирующий свет. Я взглянул на Агуарто и похолодел. Его черты до неузнаваемости изменились. Передо мной сидел совсем другой человек. Да и человек ли вообще?! Он тоже светился, а кожа на его голове и руках стала полупрозрачной. Я отчетливо видел кость черепа с ясно проступающими на нем линиями венечного и сагиттального швов. Это был живой скелет, сжимавший в членистых фалангах стакан с жидким фосфором… Жуткий символ смерти, еще более отвратительный и безобразный из-за ощеренных в ухмылке зубов, всё больше прораставших сквозь мышечную ткань и утративших четкость очертаний губ.
С келет зашевелился, глухо вскрикнул и стал тыкать пальцем в мою сторону. Сперва я подумал, что Агуарто напуган необычным свечением. Взглянул на себя. Увидел свои же выступающие кости и понял, что выгляжу не лучше…
И всё же я догадался: причина не во мне. Костлявый палец показывал дальше, за мою спину, на синтезатор, где происходило нечто такое, что даже по выражению черепа Агуарто нетрудно было догадаться, как ему страшно.
Охваченный тем же приступом, я едва не задохнулся и отпрянул. До сих пор не могу без содрогания вспоминать те несколько самых убийственных мгновений. На фоне мертвенно-зеленого свечения, оттуда, где только что бушевало неземное пламя, появился и стал разбухать симметричный черный крест. Он висел в воздухе, ни на что не опираясь, и центр его находился на уровне моей груди, как раз напротив смотрового отверстия.
Крест продолжал расти. Вот его ветви проткнули стены, потолок… Что происходило внизу, я не видел, но, судя по всему, там было то же самое. Эффект оказался настолько потрясающим, что я остолбенел…
Сколько это длилось, я и сейчас не могу сказать. Но это было. Не во сне… наяву!.. И принимало всё более устрашающую форму.
Не успел я осознать явную нелепость этого материализовавшегося замогильного антуража, как вдруг увидел, что крест отделился от синтезатора и поплыл на меня. Его ветви, окруженные радужными кругами, слегка покачивались вверх-вниз, строго соблюдая при этом первоначальную ориентировку, и застилали полосу остававшегося позади пространства золотисто-перламутровым туманом. Вот он всё ближе, ближе!.. За непроницаемой чернотой прячется всепожирающая пустота, и, соприкоснувшись с ней однажды, нет надежды отступить, повернуть события вспять.
Наверное, я что-то кричал… А может, мне это только казалось. Я ничего не слышал, не ощущал… Только смотрел как зачарованный на ужасный крест — символ жуткой беспредельности, — восставший из небытия как грозное напоминание о несокрушимости потусторонних сил.
— Не-е-т!.. — заклинал я небо, до спазм надсаживая связки и сердце.
— Не-е-т! — беззвучно хохотал и дергался рядом череп Агуарто, и в бездонных провалах его глазниц зияла всё та же засасывающая пустота.
Крест был уже рядом. А за ним не было ничего!.. Исчезли куда-то стены, приборы. При попытке сфокусировать взгляд изображение теряло четкость, расплывалось. Наверное, то же испытывает человек с нормальным зрением, впервые надевший очки с большим увеличением. В этой несусветной вакханалии разгулявшихся демонов я не мог не усмотреть какого-то преднамеренно закодированного сигнала, предупреждения, а может, и знамения. Казалось, сам всемогущий Рок ступил на землю, явив предо мной свой настоящий лик. И всё лишь для того, чтобы низвергнуть меня в прах, обратить в жалкую груду костей. Но не раздавить до конца, не убить, а только лишь заставить убедиться в собственной ничтожности, в уязвимости плоти и беззащитности ее перед силами, ее же породившими… А ведь я считал себя всемогущим, под стать властелину, рожденному управлять не только окружением, но и самой царицей-природой…
Вот откуда взялся страх. Пол качнулся, рассудок помутился. Притягательная чернота струилась, привораживала, манила заглянуть в себя… Туда, где либо нет ничего, либо, наоборот, есть новое всеобщее Начало, ревностно оберегаемое от случайного вторжения.
Наверное, я все-таки шагнул бы, не удержался. Я был близок к этому. Магнетическая сила казалась неодолимой, и ничто не могло ей противостоять… Не знаю. Не берусь с уверенностью судить… Я мог оказаться и под воздействием собственных гипнотических установок. Не исключено также, что навеянные долгими мучительными поисками сравнения и абстрактные образы сами собой воспроизвелись и создали иллюзию окна в мир иного измерения, так неожиданно и в таком невероятнейшем виде представшего перед взором.
Когда до овладения мной магических сил оставались мгновенья и я уже потянулся им навстречу, наваждение исчезло. Всё вернулось на свои места: и стеллажи с аппаратурой, и сдвинутая к стене мебель. Словно ничего и не было…
Ровно, как и прежде, гудел преобразователь. Всё так же перемигивались индикаторы лайт-сервера, а на мониторе вновь набирали обороты столбцы пляшущих цифр.
«Стоп! — в тот же миг осенило меня. — Цикл завершен. Запас Rl-материи иссяк, и реакция прекратилась. Накопитель вновь набирает энергию, и вот-вот всё начнется сначала».
Времени на раздумья не оставалось. Одним прыжком я достиг щита силового распределителя и рванул рубильник аварийной остановки. Всё! Установка обесточена. Зверь загнан в клетку…
Разом вспыхнул свет, и на высокой ноте оборвалось гудение ускорителя. В наступившей тишине я услышал свое хриплое дыхание. Воздуха не хватало. По спине струился пот, и я с трудом удерживал равновесие. Глянул в сторону. Так и есть! Агуарто обалдело мотал головой и пялился на преобразователь мутными глазами.
Шатаясь, я подошел к нему и без сил опустился на пол. Какое-то время мы сидели неподвижно. Желания говорить не было.
Первым зашевелился Агуарто. Он выудил из-под кресла бутылку, наполнил трясущейся рукой стакан и залпом опорожнил его.
— Скажите, Адамс, что это было? — спросил он голосом, больше напоминающим предсмертный стон. — Видение?.. Химеры?.. Или визитная карточка самого сатаны, пытавшегося завладеть нашими душами?..
Я схватил протянутый стакан и последовал его примеру…
— Трудно сказать, — ответил я, как только почувствовал, что начинаю приходить в себя. — В нашем положении следует всего ожидать. Будьте готовы ко всему, и тогда вам не страшна действительность.